[kuroko-no-fest]

Дорогие участники и читатели!

Перед тем как огласить авторов, принимавших участие в фестивале, и назвать победителей, администрация хотела бы поблагодарить всех за участие. Мы очень благодарны вам за то, что вы не остались в стороне от нашего мероприятия, активно голосовали и присылали свои работы.

Имена авторов и их работы:

Работа #1 Талисманы и поклонники, (Такао Казунари, Мибучи Лео, Мидорима Шинтаро, мини, джен, G), автор:  Донна Дункан, бета:  Аттян
Работа #2 Shutoku vs. Rakuzan ver. 2.0, арт, (Мидорима Шинтаро, Такао Казунари, Хаяма Котаро, Акаши Сейджуро, джен, G),  Беллис
Работа #3 Ключ в раздевалке, (Мидорима, Такао, мини, слэш, PG-13), автор:  Серебряный рассвет
Работа #4 Сын Шоемауэточокоеуохкэтоу, (Кисе Рета, Аомине Дайки, Такао Казунари, Мидорима Шинтаро, Кагами Тайга, Куроко Тецуя, Момои Сацуки, миди, джен, PG-13), авторы:  Horny Booby& Mozilla, бета:  Shadowdancer


Работа #1 Большая и чистая, (Имаеши Шоичи/Касамацу Юкио и другие, миди, слэш, PG-13), автор:  _Brownie_
Работа #2 Еще по одной, (Ханамия Макото/Айда Рико, мини, гет, преслэш, PG-13), автор:  Крокодил Мимо
Работа #3 Raised on Rock, арт, (Хара Казуя/Сето Кентаро, Имаеши Шоичи/Момои Сацуки, джен, G), автор:  Рэя
Работа #4 Косплей, арт, (Хара Казуя, Фурихата Коки, джен, G), автор:  Dylan Stilinski
Работа #5 Квадратура круга, ( Хара Казуя/Сето Кентаро, слэш, мини, NC-17), автор:  смутно, бета:  _Brownie_
Работа #6 Полчаса, (Хара Казуя/Ямазаки Хироши, слэш, миди, R), автор:  Элот

Победителями стали:

Августовский фестиваль: Такао Казунари:

Августовский фестиваль: Такао Казунари:
I место
Работа #1 Талисманы и поклонники, (Такао Казунари, Мибучи Лео, Мидорима Шинтаро, мини, джен, G), автор:  Донна Дункан

Августовский фестиваль Хара Казуя:

Августовский фестиваль Хара Казуя:
I место
Работа #1 Большая и чистая, (Имаеши Шоичи/Касамацу Юкио и другие, миди, слэш, PG-13), автор:  _Brownie_

II место
Работа #6 Полчаса, (Хара Казуя/Ямазаки Хироши, слэш, миди, R),автор:  Элот
Спасибо за участие!

P.S. Администрация приносит извинения за отсутствие баннеров.

@темы: Августовский фестиваль: Такао Казунари, Августовский фестиваль: Хара Казуя, Итоги

---

[MyTrueColors]

Работы Августовского фестиваля Такао Казунари выложены!

В голосовании за работу может принимать участие любой желающий, имеющий дневник. В дневнике должно быть не менее 3 страниц записей. К голосованию не допускаются логины без дневников и сообщества. Логин  kuroko-no-author, а так же любой публичный аккаунт, в голосовании не участвует. Авторы работ, беты/гаммы также могут принять участие в голосовании, однако не имеют права голосовать за собственные работы, или работы,которые они бетили/гаммили.

Читателям нужно выбрать одну лучшую работу по их мнению. Обращаем внимание, что нужно проголосовать именно за одну работы. В случае, если вы проголосуете, например, за две или четыре работы, ваш голос учитываться не будет.

Бетам/гаммам нельзя голосовать за фанфики, которые они бетили/гаммили!

Форма для голосования:

Работа #...

Голосование продлится до 23:59 4.09.2016

Список работ, участвующих в голосовании:

Работа #1 Талисманы и поклонники, (Такао Казунари, Мибучи Лео, Мидорима Шинтаро, мини, джен, G)
Работа #2 Shutoku vs. Rakuzan ver. 2.0, арт, (Мидорима Шинтаро, Такао Казунари, Хаяма Котаро, Акаши Сейджуро, джен, G)
Работа #3 Ключ в раздевалке, (Мидорима, Такао, мини, слэш, PG-13)
Работа #4 Сын Шоемауэточокоеуохкэтоу, (Кисе Рета, Аомине Дайки, Такао Казунари, Мидорима Шинтаро, Кагами Тайга, Куроко Тецуя, Момои Сацуки, миди, джен, PG-13)

запись создана: 30.08.2016 в 00:30

@темы: Августовский фестиваль: Такао Казунари, Голосование

---

[MyTrueColors]

Работы Августовского фестиваля Хары Казуи выложены!

В голосовании за работу может принимать участие любой желающий, имеющий дневник. В дневнике должно быть не менее 3 страниц записей. К голосованию не допускаются логины без дневников и сообщества. Логин  kuroko-no-author, а так же любой публичный аккаунт, в голосовании не участвует. Авторы работ, беты/гаммы также могут принять участие в голосовании, однако не имеют права голосовать за собственные работы, или работы,которые они бетили/гаммили.

Читателям нужно выбрать две лучших работы по их мнению. Обращаем внимание, что нужно проголосовать именно за две работы. В случае, если вы проголосуете, например, за одну или четыре работы, ваш голос учитываться не будет.

Бетам/гаммам нельзя голосовать за фанфики, которые они бетили/гаммили!

Форма для голосования:

Работа #...
Работа #...

Голосование продлится до 23:59 4.09.2016

Список работ, участвующих в голосовании:

Работа #1 Большая и чистая, (Имаеши Шоичи/Касамацу Юкио и другие, миди, слэш, PG-13)
Работа #2 Еще по одной, (Ханамия Макото/Айда Рико, мини, гет, преслэш, PG-13)
Работа #3 Raised on Rock, арт, (Хара Казуя/Сето Кентаро, Имаеши Шоичи/Момои Сацуки, джен, G)
Работа #4 Косплей, арт, (Хара Казуя, Фурихата Коки, джен, G)
Работа #5 Квадратура круга, ( Хара Казуя/Сето Кентаро, слэш, мини, NC-17)
Работа #6 Полчаса, (Хара Казуя/Ямазаки Хироши, слэш, миди, R)

запись создана: 30.08.2016 в 00:30

@темы: Августовский фестиваль: Хара Казуя, Голосование

---

Работа #4

[kuroko-no-fest]

Название: Сын Шоемауэточокоеуохкэтоу
Автор:  kuroko-no-author
Пейринг/персонажи: Кисе Рета, Аомине Дайки, Такао Казунари, Мидорима Шинтаро, Кагами Тайга, Куроко Тецуя, Момои Сацуки
Выпавший в лотерее персонаж: Кисе Рета
Тип: джен
Рейтинг: PG-13
Жанр: вестерн, юмор
Размер: миди, ~7000 слов
Саммари: Это был очень плохой фильм.
Дисклеймер: Фуджимаки

Работа была написана для августовского фестиваля

Никто не верил, что Кисе сможет получить роль. Никто не верил, а он получил.

— А тут у нас салун!

И теперь упивался реакцией.

В каком-то смысле Кисе был благодарен сейсмической активности — или как там это называется? — за возможность показать остальным съемочную площадку изнутри , потому что из-за угрозы землетрясения съемки отложили на несколько дней. Но народа на площадке меньше не становилось. Наоборот. Не один только Кисе додумался пригласить друзей погулять среди декораций и просто подурачиться.

«Киноделы вообще не против гостей, — говорил на это его менеджер. — Больше зевак означает больше фотографий в инстаграме, твитов, перепостов и тому подобного. Реклама как она есть».

Ну да, реклама. Кисе посмотрел на довольного собой Аомине, подпирающего дверь подсобки, куда обманом заманил Момои, на Мидориму и Такао, пытающихся всеми правдами и неправдами ее оттуда вытащить… Какая с них реклама, о чем они? Конечно, еще были Куроко и Кагами, но они вели себя спокойно. Из них тоже так себе реклама. Он еще отправлял смс Акаши и Мурасакибаре, но они не приехали. В принципе это неудивительно, тащиться в такую даль, ради прогулки по съемочной площадке, глупо.

А потом Куроко задал тот вопрос, на который Кисе хотелось отвечать меньше всего:

— А кого ты играешь, Кисе-кун?

— Я играю Тохопку, сына Шоемауэточокоеуохкэтоу.

— Кого? — Аомине даже про дверь забыл.

— Ты чихнул? — Момои взволнованно высунулась из подсобки. — Заболеешь ведь.

Такао просто заржал.

— Да идите вы, — Кисе улыбнулся. — Мы на спор учили это имя, я пятьдесят йен выиграл, потому что единственный произнес без запинки.

— Спорим, ты мстишь за своего отца, которого убили, потому что не смогли произнести, как его зовут? — Такао не мог перестать ржать.

— Почти. Роль эпизодическая, но важная для сюжета.

— Ну, конечно, сын такого известного отца, — кажется, Такао еще долго будет ему это припоминать. — Напиши мне его имя, я уверен, что тоже смогу сказать.

— Сценарий в гримерке валяется, я не помню, как оно пишется, — признался Кисе.

— Гримерка! — Момои оживилась. — Там наверняка есть какие-нибудь красивые костюмы, хочу посмотреть.

— Пойдем, там сейчас все равно никого нет, — Кисе проводил всех к гримерке. Сам он еще в первый день все здесь переворошил, поэтому сейчас вел себя как экскурсовод. — Вот здесь женские костюмы, — он махнул рукой в сторону вешалок, и Момои тут же скрылась за ними с радостным возгласом. — А здесь мужские.

Аомине сразу стащил со стола ковбойскую шляпу.

— Я знаю, чего тебе не хватает, — Кисе вынул из ящика звезду шерифа. — Вот.

— Блин, она пластмассовая, — разочарованно протянул Аомине, но все равно приколол ее на рубашку.

— Шин-чан, я нашел, что тебе подойдет, — Такао нацепил на Мидориму огромный головой убор с кучей перьев.

— Такао, — голос Мидоримы обещал ему страшное наказание, но он так нелепо смотрелся с этими перьями на голове и своим суровым лицом, что засмеялись все, включая выскочившую из-за вешалок Момои.

— Мне идет? — она крутанулась, позволяя длинной юбке с кружевами взметнуться вверх, и приложила к груди корсет — надевать она его все-таки не стала.

— Прекрасно выглядишь, — одобрил Кисе. Сам он накинул кожаную куртку, которую должен был носить главный герой. — Эх, я уверен, что тоже смог бы сыграть эту роль.

— А второй звезды нет? — перебил его Кагами. — Я тоже хочу быть шерифом, — он вертел в руке револьвер и недобро посматривал на Аомине.

— Хрен тебе, — тут же отозвался тот.

— «Одинокий стрелок»? — Куроко нашел на столе Библию, из которой торчали листы сценария, и прочел название фильма.

— Да, — кивнул Кисе, наблюдая, как Мидорима пытается выпутаться из перьев, — они зацепились за его волосы, кажется, намертво. — Это вестерн, одинокий главный герой приезжает в маленький городок Чероки-Док и…

Пол под ногами вдруг вздрогнул, вешалки с одеждой с грохотом упали, а откуда-то издалека послышался крик.

Кажется, предупреждение про землетрясение не стоило игнорировать.

— Его обещали не таким сильным, — удивленно заметила Момои.

— Нам надо… — Мидорима не успел закончить фразу, потому что землю опять тряхнуло, лампы замигали, а над головой зловеще затрещал потолок.

— Сваливать! — закончил за него Такао и первым метнулся к двери.

С этим никто спорить не стал.

Кисе сделал шаг вперед, но земля окончательно ушла из-под ног, его отбросило к стене и приложило тяжелым по голове — сверху что-то рухнуло.

Только бы не потолок, подумал он перед тем, как отключиться.

***

Кисе очнулся от лошадиного ржания. Не то чтобы он не слышал его раньше — вот у Такао получалось скопировать вполне натурально, но что-то явно было не так.

Почему-то стояла невыносимая жара, казалось, воздух в буквальном смысле плавился. Прогноз погоды к такому не готовил, особенно весной. Под пальцами чувствовался песок. Глаза Кисе открыть не мог — один раз попытался, и они сразу заслезились из-за яркого света. Приложив ладонь козырьком ко лбу, он все же справился, открыл их и тут же получил в лицо чем-то неприятным и колючим. Отличное начало.

Сбоку снова послышалось ржание.

— Не смешно, — как будто бы в ответ сказал Кисе.

А потом он поднял голову и увидел лошадь. Реальную лошадь. Не Такао. Лошадь была гнедой, оседланной, и нетерпеливо переминалась с ноги на ногу, как бы говоря, что ее человеку пора перестать валяться на земле и заняться наконец более полезными делами. Например, отвести лошадь к ближайшему стойлу с сеном и водой.

Но в планах у Кисе было только удивление.

— Не смешно, — еще раз повторил он. — Это что, пустыня?

На много километров вокруг тянулась бескрайняя равнина полная песка. Иногда пейзаж разбавляли валуны и случайные кактусы, но общую картину это не меняло. Кисе тоскливо проводил взглядом перекати-поле — возможно, именно с ним он встретился лицом — и пытался заставить себя думать, что таких реалистичных снов ему никогда не снилось. Только вот была одна проблема. Небольшая совсем.

Тут все было слишком, черт побери, реалистично!

Кисе отвлекся от паники, когда в очередной раз услышал ржание, хотел было уже попросить свою лошадь не мешать думать, но понял, что звук исходит издалека. На дороге показалась повозка. Живой человек! В последний раз Кисе чувствовал себя таким счастливым, когда менеджер сообщил, что тот получил роль Тохопку. И плевать, что изначально Кисе пробовался на главную!

Он заспешил навстречу повозке, размахивая руками.

— Эй! Эй! Как же я рад, что встретил кого-то еще! — радостно выпалил Кисе. — Я не знаю, куда попал, я… — и тут он разглядел в кучере знакомое лицо. — Сасаки-сан!

Они поравнялись с повозкой. Старик Сасаки — а это был именно он — равнодушно посмотрел на Кисе и выверенным движением перекатил травинку к уголку рта. Выглядело до ужаса профессионально, пробирало до костей. Как будто Сасаки всю жизнь перекатывал травинки во рту. Кисе даже позавидовал актерскому таланту — у него-то самого в достижениях числилось пока только Шоемауэточокоеуохкэтоу.

— Сынок, — травинка во рту совсем не мешала Сасаки говорить. — Ты приехал не в то время и не в то место.

— Что? Нет, это я и так понял, мне тут совсем не место. Как нам вернуться в Токио? Где мы вообще? — Кисе огляделся.

— Поворачивай назад, пока жив. Наш город — мертвое место.

— Мы что, уже снимаем? — Кисе еще раз посмотрел по сторонам, но в пустыне, простиравшейся вокруг, спрятать камеру было не просто проблематично — невозможно.

— Сынок, ты приехал не в то время и не в то место.

— Мне кажется или вы повторяетесь, Сасаки-сан? — Кисе подозрительно прищурился. Может, спутниковая съемка? Да бред, слишком дорого для малобюджетного вестерна.

— Поворачивай назад, пока жив. Наш город — мертвое место.

Нет, ему не показалось, Сасаки и правда повторялся. Кажется, это были его реплики.

— Сынок, ты приехал не в то время и не в то место.

Это было криповато. Пустыня, перекати-поле, шум ветра и старик на телеге, твердивший одно и то же. Кисе отступил к лошади.

— Поворачивай назад, пока жив. Наш город — мертвое место.

— Это мне подходит, — фраза всплыла в памяти сама, вроде именно ее говорил главный герой.

— Ты сам сделал свой выбор, — Сасаки стеганул лошадь и проехал мимо него.

— Ого, у тебя оказывается несколько реплик. А еще что-нибудь скажешь? Эй?

Сасаки его проигнорировал, уезжая все дальше, а бежать за ним Кисе не собирался.

— Ну что, лошадь, нам типа тоже надо туда, да?

Лошадь согласно заржала, видимо, по-прежнему намекая на воду и сено.

Кисе отряхнул пыль, которая налипла на него, пока он валялся на дороге. Куртка на нем была та же самая — из костюма главного героя. Быстрая инвентаризация подтвердила, что и остальная одежда принадлежала ему.

— Не нравится мне все это, — поделился Кисе с лошадью. На этот раз его проигнорировала даже она.

Стоять на пустой дороге было глупо, что делать дальше Кисе представлял смутно, поэтому решил все-таки пойти за Сасаки, там виднелись какие-то дома. А где дома, там и люди, все же больше шансов выяснить, что за херня творится.

— Ты кусаешься? — Кисе подошел к лошади, задумчиво оглядел ее и решил не рисковать. Ездить на ней он не умел, и сейчас было не лучшее время учиться, так что он просто взял поводья. К счастью, лошадь оказалась послушной и не кусачей, поэтому до города они добрели быстро. Кисе уставился на табличку перед городскими воротами — Чероко-Док.

Слишком реалистичные декорации.

— Мистер, мистер! — из переулка выскочил мальчик. — Всего за один цент я покажу, где у нас салун и почищу вашу лошадку.

— Эм…

— Мистер, мистер! Всего за один цент…

— Да что за день сурка, твою мать!

— ...я покажу, где у нас салун и почищу вашу лошадку.

— А у меня деньги-то есть? Сейчас, погоди, — Кисе начал рыться у себя в карманах, под непрекращающиеся «мистеры-мистеры». Он выгреб из кармана мелочь и бросил одну монетку мальчику. — Так, что ли?

Мальчик, к счастью, заткнулся, поймал монетку и тут же куда-то свалил.

— Вот зараза, а обещал проводить, — Кисе вздохнул. Только лошадь его еще не бросила. Кстати, он даже не знал, как ее зовут. Ничего, он сам придумает ей имя. — Будешь Такао, ржете похоже.

Впрочем, мальчик хоть и нагрел его на цент, все же подал неплохую идею. Неплохо было бы действительно попасть в салун. Сам по себе Чероко-Док не слишком выигрывал у пустыни — Кисе видел на улице всего несколько человек. Как и говорил Сасаки, Чероко-Док оказался мертвым городом. Но в салуне Кисе могло повезти больше.

Знакомые дверцы-крылья показались в конце улицы. Кисе помнил, как в первый же день чуть ли не все кинулись фотографироваться с ними. Он тоже не удержался. Надел какой-то костюм для массовки, взял револьвер и встал в пафосную позу, поддевая дулом полы шляпы. Тогда он чувствовал себя очень крутым, теперь — просто потерянным.

Но в салун вошел все равно как крутой: распахнул сразу обе дверцы, помедлил на пороге и шагнул внутрь, звеня шпорами. Казалось, вот-вот зазвучит характерная гитарная и скрипичная музыка, но, вообще, он зря так старался — внимание на него обратил только лысеющий мужичок и то ненадолго, почти тут же вновь уткнулся в свою кружку. Другие же были заняты своими делами. Кисе хватило одного беглого взгляда, чтобы увидеть всех завсегдатаев любого салуна — ковбоев, трапперов, игроков в карты и распутных девиц. И каждый был при оружии. Наверняка, если проверить, даже у девиц под юбками обнаружился бы короткий ствол или нож.

Кисе вдруг стало не по себе. Если тут все такое реалистичное, может быть, оружие тоже настоящее?

— Ты мешаешь, парень, — кто-то сзади потеснил Кисе плечом и, пошатываясь, прошел мимо, прямо к стойке баре, на ходу заказывая пару стопок лучшего бурбона. А у Кисе, который хотел было машинально извиниться, слова поперек горла встали, когда он увидел, кто стоит за барной стойкой.

— Кагамиччи! — Кисе тут же забыл про осторожность, оружие и все на свете, подлетел к стойке и едва не перевалился через нее.

Кагами не ответил, только смотрел очень мрачно и остервенело натирал стаканы. На минуту Кисе показалось, что Кагами тоже пал жертвой самоповторов, но вот он поставил стакан на стойку, плеснул в него, видимо, бурбона и, не глядя, отправил к клиенту. Между тем взгляд, который был адресован Кисе, не сулил ничего хорошего.

— Явился наконец-то, — почти прорычал Кагами. — Не знаю, в курсе ты или нет, но это не кино, не игра и не розыгрыш. Это задница.

— Согласен! — подтвердил мужик с бурбоном.

— Кагамиччи, я так рад, что ты нормальный, — честно признался Кисе.

— Еще пара дней в такой обстановке, и на одного нормального тут станет меньше, — проворчал Кагами в ответ.

— Согласен!

Мужик с бурбоном снова дал о себе знать. Кажется, жизнь Чероко-Док не щадила никого. Кагами даже расщедрился и подлил еще бурбона.

— Ты в курсе, как мы тут оказались? — спросил Кисе. — А еще кого-нибудь видел? Аоминеччи? Курокоччи? Остальных?

— Этих двоих видел, — как-то кисло ответил Кагами. — Ну, Куроко тебе лучше объяснит, что к чему. Иди в подсобку, он там. Нечего тут глаза всем мозолить.

— А где?.. Вижу, — Кисе заметил дверцу, почти сливающуюся со стеной. А вот скрипела она так, что привлекла внимание всего салуна. Отлично не помозолил глаза. Ну и ладно.

Внутри царил полумрак, стоящий на бочке фонарь отбрасывал неровные тени, пляшущие по стенам. От порыва ветра огонь внутри затрепетал еще сильнее и чуть не погас, так что Кисе быстро захлопнул дверь, чтобы не остаться совсем без света.

— Кисе-кун, я так и думал, что главным героем будешь ты, — Кисе чуть не подскочил от неожиданности — Куроко выступил из тени. На нем была длинная черная сутана, так что в темноте выделялись только белый воротничок и светлые волосы. Этот наряд смотрелся на нем очень внушительно и казался вполне подходящим. Кисе тряхнул головой, пытаясь прочистить мысли, а то все это начинало казаться совсем настоящим.

— Курокоччи, что происходит? Кагамиччи сказал, что ты все объяснишь. Я ничего не понимаю, — признался Кисе и присел на бочку.

— Я тоже не знаю точно, что случилось. Но кажется мы попали в то кино, где ты должен был сниматься.

— Я заметил, что декорации стали слишком реалистичными, — вздохнул Кисе. — Но это же бред. Как мы могли оказаться в фильме? Он же еще даже не снят.

— Но у него есть сценарий, — Куроко раскрыл Библию, которую держал в руках. — К счастью, мы можем его прочитать.

— Вот это удачно, — Кисе заглянул в Библию и просмотрел первую сцену. — Курокоччи, я ее отыграл!

— Что? — Куроко слегка нахмурился.

— Вот это! — Кисе ткнул пальцем в первые строчки. — Одинокий стрелок встречает на дороге старика, мертвый город, это мне подходит и вот это все. Ужас!

— Отлично! — глаза у Куроко сверкнули в неверном свете лампы. — Значит, мы с Момои-сан были правы. Мы так и предполагали, что нам надо действовать так же, как прописано в сценарии.

— Зачем? Нам надо выбираться отсюда.

— Вот именно затем. Мы с Момои-сан пробовали выйти из города, но не смогли — как будто прозрачная стена стоит. Значит, единственный шанс — отыграть сценарий.

— Это как-то сложно, — Кисе вздохнул.

— Других идей у нас нет. Можешь что-то предложить? — кажется, в голосе Куроко звучала надежда, жаль было его разочаровывать, но идей у Кисе не было.

— Нет, — ответил он.

— Придется попробовать нашу. Если не получится, будем думать дальше, — Куроко перелистнул несколько страниц. — Мы не могли начать без главного героя, поэтому ждали тебя.

— А остальные уже здесь? — оживился Кисе.

— Мидорима-кун и Такао-кун еще не пришли. Возможно они остались в реальном мире или у них другие роли. Это мы выясним потом. Нам пора начинать. Вот твои реплики, — Куроко передал ему Библию. — У тебя сейчас сцена со шлюхой.

Кисе довольно легко всегда учил текст, недаром он даже Шоемауэточокоеуохкэтоу запомнил всего с третьего раза. Но одно дело учить что-то, сидя на диване со стаканом сока, и совсем другое пытаться запомнить слова, которые и разбираешь-то с трудом из-за неверного света фонаря.

— Ладно, — спустя какое-то время Кисе вернул Библию Куроко. — Будем считать, что я запомнил.

Он спрыгнул с бочки и решительно толкнул дверь подсобки.

Сцена номер три. Дубль первый. Мотор.

Вернувшись в зал, Кисе грустно осмотрелся. Всучить ему реплики из сценария и сказать идти делать — это не то же самое, что пойти и сделать. В смысле, не все так просто, как казалось, потому что существовала одна проблема — шлюхи не бывали свободными. Они либо уже сидели у кого-то на коленях, либо еще что похуже. Кажется, Куроко забыл предупредить, что по сценарию главного героя ждала драка.

Кисе как раз высматривал девицу в компании попроще, когда услышал со всех сторон одобрительный гул, — Кисе уже начинало раздражать, что его внимание привлекалось исключительно звуковым сопровождением, безвкусица какая-то — и проследил за взглядами остальных. В основном, за взглядами мужской половины, потому что женщины либо критично поджимали губы, либо просто отворачивались.

А вот Кисе в тот момент хотелось себя ущипнуть. Очень и очень больно.

Все смотрели на девушку, спускавшуюся по ступенькам. На ее откровенный наряд и вырезы на грани приличия. Кто угодно из собравшихся отдал бы за такие прелести свою лошадь, револьвер и последнюю овцу. Кроме Кисе.

Он бы отдал по другой причине.

— Момоиччи! — Кисе не верил своим глазам, но, как ни посмотри, перед ним действительно была Момои.

— Ки-чан! — она тоже его узнала и бросилась на шею, едва только спустилась со ступенек. По ней не скажешь, но Момои запросто могла задушить в объятиях. — Мы с Тецу-куном все спорили с Дай-чаном, кто будет в главной роли. Мы были правы!

Хотелось спросить, кем же по версии Аомине должен был быть Кисе, но в последний момент он решил, что есть вопросы, на которые лучше не знать ответа. Пока что.

— Потому что только у меня тут есть актерский талант? — Кисе улыбнулся.

— Потому что ты был в куртке главного героя, когда все началось, — Момои вернула его на землю, даже глазом не моргнув. Как обычно. Но Кисе предпочел бы получить в свой адрес еще несколько нелестных комментариев, чем задумываться, каково сейчас Момои. Пусть окружающие были всего лишь статистами, но они на нее пялились.

— О… Так вот оно что! — Кисе не сразу нашелся, что сказать, просто по привычке зацепился за подсказку Момои. Кажется, до него начинало доходить. — В таком случае понятно, где искать Мидоримаччи и Такао. Они должны быть индейцами.

— Ты читал сценарий? Их ждет незавидная судьба.

— Не такая, как у… — Кисе помялся и все же виновато опустил голову. — Прости меня.

— Ты не виноват, Ки-чан. Никто не виноват. И нам не об этом нужно думать. — Момои аккуратно погладила его по плечу. — Вместо того, чтобы винить себя, давай просто выбираться отсюда, м-м-м?

Кисе прокрутил в голове то, что прочитал в сценарии, и ему впервые стало настолько стыдно. Кто вообще это писал?

— Если бы я знал, что в этом задрипанном городишке живет такая... мнэ, детка, то приехал бы намного раньше, — тут он должен был усмехнуться, Кисе честно попытался, но, судя по скептическому выражению лица Момои, это у него не слишком вышло.

— Ки-чан, ты совсем не стараешься, — попеняла она ему. — Еще раз.

— Ты издеваешься? — Кисе невольно начал улыбаться. Момои вела себя как обычно, так что становилось очень просто забыть про ее наряд.

— Немного, — призналась она и хихикнула.

— Если бы я знал, что в этом задрипанном городишке живет такая детка, то приехал бы намного раньше, — Кисе усмехнулся и подмигнул — в этот раз фраза прозвучала как надо.

— И что бы ты сделал, ковбой? — Момои кокетливо прижалась к нему.

Черт, да у нее актерский талант не хуже, чем у самого Кисе! Он не собирался так просто ей проигрывать.

— Этот город слишком тесен для такой красавицы, как и ее корсет, — Кисе выразительно покосился на ее грудь. — Я не прочь увезти тебя подальше.

— О, это не так-то просто!

По сценарию в этот момент должен был появиться священник — и Куроко сработал как часы. Дверь подсобки снова противно скрипнула, Кисе оглянулся — да, а вот у Куроко с актерским талантом беда. По его отстраненному лицу совершенно нельзя было прочитать, что он ревнует Момои, хотя по сценарию именно это он и должен был делать. Ну ладно, хотя бы реплик не досталось. Кагами же продолжал протирать стаканы и бросать на Кисе неприязненные взгляды — хрен знает, сколько тут было актерской игры, но смотрелось хорошо.

Пауза затягивалась.

— Ну и где этот придурок? — проворчал Кагами на четвертом стакане.

— А за ним кто-нибудь послал? — вспомнила Момои.

— Черт. — Куроко говорил, как настоящий священник. — Погодите, сейчас я за ним схожу.

И они подождали еще немного.

Куроко вернулся, встал туда же, где и был, все затаили дыхание. У Кагами закончились стаканы, и он начал протирать стойку. Момои уже несколько раз поправила корсет. Кисе несколько раз старался туда не смотреть. Статисты просто застыли, что немного напрягало.

— Главные герои всегда приходят в последний момент! — Аомине вошел практически торжественно, на ходу поправляя шляпу.

— Дай-чан! Ты опять спал, я знаю! И это не твоя реплика!

— Да? — Аомине зевнул. — А какая моя?

Куроко пихнул ему под нос Библию, явно стараясь попасть по лицу, но Аомине ловко увернулся от жесткого края книги, скосил взгляд на страницы и произнес, ужасно переигрывая:

— Только я решаю, кто живет в моем городе и кто из него уезжает!

— Очень к месту, спустя час после последней реплики, — пробормотал Кагами. У него закончилась даже стойка, и если они быстренько не завершат сцену, то ему останется только пойти по второму кругу со стаканами.

— Я не ищу проблем, но они сами меня находят. — Кто писал этот бред Кисе не знал, но уже очень хотел познакомиться со сценаристом. — Но на сегодня мы с ними свидание не назначали. До встречи, красотка! — он опять подмигнул Момои.

Статисты загомонили. Кажется, сцена закончилась.

— Снято, — мрачно сказал Кагами.

— Что дальше? — спросил Кисе.

— Ждем завтра и играем дальше по сценарию, — пожал плечами Куроко.

— Я сделаю для всех копии, чтобы было удобнее. — Момои забрала у Куроко Библию. — А то сегодня нам приходилось импровизировать, и у некоторых это получалось ужасно, — она красноречиво посмотрела на Аомине.

— На сегодня, надеюсь, все? — Кагами потянулся. — Ужасно хочу спать.

— Да, у нас был длинный день, — согласился с ним Куроко.

— А это потому что Кисе опоздал, — вставил Аомине. — Кто вообще ему главную роль доверил?

— Ну не тебе же ее доверять, — фыркнул Кисе.

Даже перепалка с Аомине выходила вялой, спать действительно хотелось ужасно.

— Пойдем, я провожу тебя в комнату, — сказала Момои.

Обстановку Кисе уже не запомнил, сразу рухнул на кровать, только сапоги стащить успел — они громко лязгнули шпорами, падая на пол. А ведь это были всего первые три сцены, впереди почти весь фильм. .

***

В том, что без него ничего начаться не могло, были свои плюсы — он выспался. Сквозь сон он слышал стук в дверь, но полностью проигнорировал его.

Кисе потянулся и поморщился — надо было все-таки вчера раздеться, ковбойские штаны и кожаная куртка не лучшая одежда для сна. Он покосился в окно — занимался рассвет. Кисе подозревал, что рассвет занимается уже часа три и занимался бы еще столько времени, сколько бы он спал. Рассвет бы подождал, а вот Кагами нет.

— Сколько можно спать? — в дверь опять застучали кулаком.

— Я уже проснулся, — отозвался Кисе, только чтобы этот грохот прекратился.

Послышался скрип лестницы — Кагами временно отступил, но Кисе чувствовал, что, если не спустится минут через пять, тот вернется и на этот раз стучать будет уже ногами. И, возможно, не по двери.

Все-таки роль что-то накладывала на своего исполнителя, Кагами просто не повезло. Вот сам Кисе как главный герой был свеж, бодр и готов к подвигам, так что в пять минут вполне уложился.

На краю стойки лежало несколько копий сценария — Момои переписывала их от руки, да еще, кажется, пером. Наверное, всю ночь за ними просидела. У нее было ангельское терпение.

Кисе взял одну копию и начал читать.

— О, тут сказано, что ты меня должен накормить, — просиял он.

— На, — Кагами поставил перед ним тарелку. — Яичница.

Кисе подозрительно разглядывал размазанную по тарелке желто-белую, даже скорее, серую массу.

— А Курокоччи говорил, что ты хорошо готовишь.

— Я и готовлю! — Кагами схватился за стакан. Он так тряпку сотрет. — Сценарий читай!

— А, — Кисе погрустнел, просмотрев сцену. — То есть я должен попробовать вот эту гадость? Я и так вижу, что она несъедобная. Как ты вообще умудрился испортить яйца?

— Я раз пять пытался что-то с ней сделать, заодно накормил Момои, Куроко и этого придурка, — признался Кагами. — А что я добавил сюда, лучше не спрашивай.

— Эй, я тоже хочу вкусный завтрак!

— Ты главный герой, вот и терпи, — отрезал Кагами, но потом оттаял. — После того, как постреляемся, я что-нибудь приготовлю.

— А вот и минусы, — вздохнул Кисе и мужественно запихнул в рот маленький кусочек фигни с тарелки. — Ты точно не забыл про перец, — просипел он, ища глазами стакан воды.

— Не та реплика, — Кагами был неумолим.

— Ты привык кормить свиней? — просипел Кисе. — Жри сам эти помои, — и швырнул тарелку на пол.

— Если кто-то выглядит как свинья и ведет себя как свинья, то это все, чего он заслуживает, — Кагами радостно отбросил тряпку и вытащил из-под стойки револьвер. — Тебе не по вкусу моя еда, так я накормлю тебя свинцом.

— Давай сделаем вид, что я пафосно молчу, — пробормотал Кисе и схватил стакан с водой, который принесла ему Момои.

Они вышли на улицу: по ней толпами каталось перекати-поле, поскрипывала дверца салуна, и свистел ветер.

— С первым ударом часов я уменьшу население этого города, — заявил Кисе, подглядывая в листочки. — А где часы?

— Лучше спроси, где Аомине, — Кагами озирался по сторонам. — А то мы опять так и будем стоять тут.

— Дай-чан придет вовремя, — Момои высунулась из окна. — Я его разбудила, стреляйтесь уже.

Кисе расстегнул кобуру и положил руку на револьвер. Часы он уже нашел, они были на здании в конце переулка. До шести утра оставалось две минуты. Перекати-поле куда-то укатилось, и улица была совершенно пустой.

Он просмотрел сцену дальше и заволновался.

— Подождите, Аоминеччи же должен выбить револьвер у меня из руки выстрелом, мне это не нравится, — до шести оставалась одна минута. — Он же не умеет стрелять, эй!

Раздался первый удар часов, Кисе вытащил револьвер и зажмурился.

— Ой, — он почувствовал, как пистолет вылетает из его руки. Кисе открыл глаза, Аомине стоял на крыльце салуна, свой пистолет он держал в левой руке, а правой подкидывал вверх камушек. — Ух ты, Аоминеччи, это было круто! Я бы не додумался.

— А еще главный герой, — фыркнул Аомине. — Что там дальше?

— Я должен ограбить банк, — сообщил Кисе, опять уткнувшись в кипу страниц. — Зачем мне грабить банк?

— Вы когда-нибудь прочитаете сценарий? — возмутилась Момои из окна.

— Сейчас и прочтем, — Кагами тоже листал страницы.

— И когда ты его будешь грабить? — уточнил Аомине.

— А хрен знает, Аоминеччи. Ждем индейцев.

— Потрясающе.

Оставшийся день тянулся так медленно, что Кисе даже действительно прочитал сценарий.

***

До сих пор все шло четко по сценарию, но сегодня Кисе не мог найти себе места и решил узнать все сам — подорвался с кровати с самого утра и ждал на границе города. Вопрос был в том, появятся ли Мидорима и Такао. На третий день после прибытия главного героя в город должны были привезти индейцев, чтобы затем отправить их на казнь. По сюжету местные племена доставляли рейнджерам хлопот, и власти назначили очень аппетитную награду за головы краснокожих. Наемники как с цепи сорвались, но не всем удавалось поймать по-настоящему крупную добычу. До этого дня.

Судя по слухам, которые уже успели разлететься по городу, кому-то удалось поймать сына вождя Шоемауэточокоеуохкэтоу — Кисе отдельно позлорадствовал над тем, как это имя пытались произнести — и его сопровождающего. Аомине уже уехал их забирать, и Кисе очень надеялся, что они не ошиблись на счет связи костюмов и ролей, иначе черт знает, где им искать Мидориму и Такао. В том, что они остались в настоящем мире, Кисе сомневался — за два дня, проведенных в Чероко-Док, он, кажется, повстречал всех со съемочной площадки, а значит, Мидорима и Такао тоже были где-то здесь.

Так что Кисе ждал. Долго ждал. Через час он уже мастерски перекатывал травинку во рту, прямо как Сасаки, и поймал того мальчишку, нагревшего его на цент.

Аомине появился, когда мальчик выманил у Кисе еще монетку, рассказав душещипательную историю про больную собаку. Врунишка мелкий.

— Ну наконец-то, — раздраженно пробормотал Кисе.

Восседающий на вороном жеребце, с низко надвинутой шляпой, со стороны Аомине казался действительно очень крутым. Как самый настоящий суровый шериф маленького городка, который одним своим видом вселял ужас. В Кисе он вселял разве что зависть — мало того, что статисты его любили больше, так еще и на лошади Аомине держался уверенно.

Но ничего, все впереди, Кисе пообещал себе, что покажет в следующих сценах, кто тут лучший всадник на Диком Западе.

А сейчас были дела поважнее.

Аомине явно вел кого-то за собой, но вот кого, Кисе не мог рассмотреть из-за расстояния и дурацких головных уборов. Услышал он их быстрее.

— Шин-чан, ты линяешь! Это твой хитрый план, да? Думаешь, наше племя найдет нас по перьям, которые ты разбрасываешь?

Разумеется, это был Такао. Когда они подошли ближе, Кисе услышал и Мидориму.

— А нас обязательно вести именно на привязи?

— Нельзя вызывать подозрения, Шин-чан, — со знанием дела сказал Такао.

— Вы должны быть связаны, так написано в сценарии, — ответил Аомине, но Кисе-то видел его самодовольную рожу. И сценарий тоже видел. Не было там ни строчки про веревки, Аомине снова импровизировал. Впрочем, на этот раз Кисе нравилось.

— О! Вижу еще одного нашего! — Такао заметил Кисе первым и поднял связанные руки, пытаясь ему помахать.

— Он не наш, — отрезал Мидорима.

— Шин-чан, ты слишком вошел в роль, — обеспокоенно заметил Такао. — Кроме нас четверых тут никого нет, можно рассла…

— Мы уже как-то расслабились, — перебивая его, сказал Мидорима, — и из-за тебя нас поймали. Это было глупо.

— Эй! Вообще-то ты разговариваешь с Тохопкой, сыном Шоемауэто… чо… да блин!

— С позором племени я разговариваю, — процедил Мидорима.

На секунду Кисе стало даже жаль Такао. Но только на секунду. Когда Мидорима и Такао вместе — как будто бы Кисе когда-то видел их раздельно, — то не понять, кого следовало жалеть в первую очередь.

— Ты рассказал им, что будет дальше? — Аомине не стал останавливаться, и Кисе просто пошел рядом, да и надо же по сценарию отираться вокруг, чтобы вызвать подозрения у шерифа.

— Только в общих чертах, — ответил Аомине.

— Отлично, — Кисе тут же оживился, оглядываясь на Мидориму и Такао. — Тогда у меня для вас, ребята, плохие новости.

— Раки и так на одиннадцатом месте, — мрачно сказал Мидорима.

— Да, боги что-то совсем не на нашей стороне, Шин-чан, — грустно вздохнул Такао. — Наше племя приносило в жертву мало девственниц. Так что там? Кормить не будут?

— Аоминеччи отведет вас в тюрьму и запрет в камере…

— То есть, кормить не будут.

— …а наутро вас повесят. — Кисе помедлил, выдерживая паузу. Выражения лиц Мидоримы и Такао было бесценным. — Но не волнуйтесь! Я вас спасу. По сценарию я прострелю веревку в самый последний момент.

— О, — многозначительно протянул Такао. — Шин-чан, нам конец.

— А ты стрелять-то умеешь? — спросил Мидорима. Впервые Кисе слышал в его голосе отчаяние.

— Я… — Кисе замялся. — Я что-нибудь придумаю.

Такао запрокинул голову, тоскливо глядя в синее небо.

— Нам точно конец, Шин-чан.

Еще одно перо из головного убора Мидоримы упало на землю. Ничего более трагичного, чем эта сцена, Кисе в жизни не видел.

***

— Вздернуть краснокожих!

— Вздернуть!

— Смерть краснокожим!

Кисе с сомнением рассматривал Мидориму и Такао с петлями на шеях. Учитывая насколько они побледнели, назвать их краснокожими не повернулся бы язык даже у дальтоника, но массовку это не смущало.

Он украдкой зевнул — этой ночью он не выспался, сюжет подходил к кульминации, теперь работать приходилось не только днем.

— Не могли бы мы поскорее закончить с этой сценой? — Мидорима пытался казаться невозмутимым.

— Да ладно, Шин-чан, давай сделаем вид, что это аттракцион, тем более бревно под нами так шатается, что похоже, — Такао нервно хохотнул.

— Сын вождя мог бы принимать смерть и с большим достоинством, — сказал Аомине.

— Мы уже начали? — уточнил Мидорима.

— Нет, это импровизация, — Аомине усмехнулся.

— Я не посрамлю своего отца Шоемауэточо… ко…у…, почти получилось!

— Смерть краснокожим!

Бревно под ногами несчастных индейцев вздрогнуло — это лошадь, к которой оно было привязано, меланхолично переступила на пару шагов вперед.

Пора было начинать.

Аомине махнул рукой, и один из статистов стеганул лошадь кнутом. Она взбрыкнула и рванула вперед, выдергивая из-под ног Мидоримы и Такао бревно. Кисе картинно выхватил пистолет и два раза нажал на курок, старательно целясь в воздух.

Массовка замерла, только лошадь брела к поилке, волоча за собой бревно.

— Это было неприятно, — поделился Мидорима, поднимаясь с земли и отряхиваясь.

— Мне на аттракционах и то страшнее было, — не согласился Такао, когда откашлялся. Он весил поменьше Мидоримы, так что веревка порвалась чуть позже.

— Может, вы как-нибудь поторопитесь? — спросил Аомине. — У нас тут стремительный и внезапный побег вроде как.

— Подождут, — отмахнулся Такао.

Но Мидорима явно больше не хотел ждать, он деловито поправил кучу перьев на голове, уронив еще парочку на землю, и уверенно направился к лошадям у коновязи. Спокойно оседлав одну из них, он запрыгнул в седло и протянул руку Такао.

— Шин-чан, ты умеешь ездить на лошади? Круто! — Такао забрался к нему за спину, его глаза восторженно блестели.

— Блин, почему все это умеют, — пробормотал Кисе обиженно.

— Валите уже, — Аомине пошел к своей лошади. — Это и так самый медленный из стремительных побегов.

Массовка начала отмирать.

— Поймать краснокожих! — раздался первый неуверенный крик.

Такао обернулся, подмигнул и внезапно издал боевой клич индейцев.

— За Шоемауэточокоеуох… Ох! За тебя, папа!

— Такао! — рявкнул Мидорима, чуть не свалившись с лошади.

— Это было в сценарии! — соврал Такао.

Кисе расслышал его с трудом — Мидорима действительно хорошо управлялся с лошадью, они уже почти скрылись с глаз.

Хорошо, что Момои подсказала, как быть с веревками. Правда, Кисе пришлось ночью пробираться в тюрьму и надрезать каждую, но в итоге получилось эффектно.

Площадь стремительно пустела — все кинулись в погоню за индейцами. Значит, ему пора было идти грабить банк.

***

В банке не оказалось ни души. Вокруг него как будто провели невидимую черту, за которую нельзя заходить. По пути Кисе видел пугающую картину — замерших на своих местах статистов, которые ждали. Ждали, пока он закончит грабить банк. Если когда-нибудь они — с учетом, что выберутся отсюда, разумеется, — сядут вокруг костра, Кисе не будет долго думать, какую страшную историю рассказывать.

Сценарист явно ленился продумывать эту сцену. По его задумке все жители так радовались казни индейцев, что банкиры умудрились даже забыть ключи от сейфа. Это сразу снимало пару очков с крутости главного героя. Может быть, и хорошо, что Кисе не утвердили на эту роль?

Зайдя внутрь хранилища, он деловито набил мешок деньгами и, насвистывая какую-то веселенькую мелодию, прилипшую в салуне, направился в церковь. Кое-какого священника ждало самое большое в его жизни пожертвование. Так Кисе и сказал Куроко, потому что того требовал сценарий.

Как хорошо, что сцена в церкви была короткой. Видимо, фильм хоть немного пытался удержать интригу.

— Тебе следует поторопиться, сын мой, — тихо сказал Куроко.

— Ты знаешь, как этим распорядиться.

Кисе развернулся, чтобы пафосно уйти в закат. Солнце золотило его потрепанные одежды, где-то вдалеке слышался боевой клич индейцев — было трудно понять, кто из тех двоих мог издавать такие инфернальные звуки. Наверное, это все-таки Мидорима. Показывал позору племени, каким должен быть боевой клич на самом деле.

— Я буду молиться за тебя. — Куроко произнес свою последнюю реплику, но, прежде чем Кисе шагнул за порог, добавил: — Чтобы ты не упал с лошади, Кисе-кун.

Вот же зараза. На больную мозоль давил.

— Спасибо, Курокоччи.

Настал самый ответственный момент. Кисе завернул за угол, где нашел своего Такао — Такао, который лошадь, — и любовно похлопал его по крупу. Тот еще с ночи стоял тут, дожидаясь, пока настанет их звездный час.

— Мне тоже страшно, — признался Кисе.

— Заканчивайте там уже, — нетерпеливо сказал Аомине. — Сколько еще мне нужно ждать?

— Ты еще свою реплику даже не сказал, — возмутился Кисе.

— Окей. — Аомине послушно сел в грозную позу и вытащил сценарий. — Я знал, что с тобой не все чисто. В моем городе тебе не скрыться! Все, теперь сказал.

— Это было очень проникновенно, Аоминеччи.

— На лошадь лезь уже. Ты только время тянешь.

Кисе грустно посмотрел на лошадь. Лошадь грустно посмотрела на него в ответ. Кажется, они оба понимали, что не созданы друг для друга. Кисе просунул ногу в стремя, схватился за седло и подтянулся.

— Жалкое зрелище, — комментарии Аомине нихрена не помогали.

— Не слушай его, — Кисе снова похлопал лошадь. — Все равно мы главные герои.

Проблема была во втором стремени. Кисе вроде и сел, но это бесполезное болтание ногой в воздухе в попытке попасть, куда надо, дико раздражало. Еще больше раздражало музыкальное сопровождение на фоне, в роли которого выступал ржач Аомине.

— Я подожду, — заверил он Кисе. — И они подождут.

Кисе оглянулся. Статисты нарушили границы запретного круга и уже подбирались ближе. Ну точно как зомби.

— Это не Чероки-Док, а Сайлент Хилл какой-то, — вздохнул Кисе и наконец-то поймал ногой стремя.

Отлично, он сидел на лошади. А что дальше?

— Пришпорь ее, — заботливо подсказал Аомине.

— Ей же больно будет, — возмутился Кисе. — Вперед типа? Ну! Поехали?

— Тебе солнцем голову напекло? — Аомине вздохнул и цокнул языком. — Делать нечего, так мы далеко не уедем.

Последнее, что Кисе заметил, это кнут в его руках. После мир превратился в сумасшедшую карусель.

— Я тебя ненавижу, — проорал Кисе на полном скаку, прижимаясь к лошади и цепляясь за все подряд.

Долго такая скачка продолжаться не могла, хотя Кисе, конечно, показалось, что прошла вечность. Он почувствовал, как опять потерял стремя, отчаянно дрыгнул ногой и полетел. Полет длился недолго, земля вышибла дух, и он просто растянулся на ней, раскинув руки и ноги.

Небо было очень синим.

— Ты как? — Аомине тоже спешился.

— Так себе, — честно признался Кисе.

— Засчитаем твое падение за результаты драки?

Вот черт, еще и драка по сценарию. Нет, Кисе бы с удовольствием сейчас врезал Аомине за подставу с лошадью, но у него все слишком болело.

— Засчитаем, — согласился он, по-прежнему не шевелясь.

— Что там у нас дальше? — Аомине присел рядом и сунул в рот травинку. Привычка Сасаки явно оказалась заразной.

— А дальше, — Кисе заставил себя подняться, — я расскажу тебе грустную историю своей жизни.

— Потрясающе, — скептично ответил Аомине. — В этом фильме вообще не очень много экшена, да?

— Ну это же вестерн. Наша погоня — это уже очень круто. Типа.

— Потрясающе, — снова повторил Аомине.

— Дай сценарий, — Кисе протянул руку.

— Что, забыл свою грустную историю? — заржал Аомине, но вытащил из-за пазухи кучу помятых листов.

— У меня она хотя бы есть, — огрызнулся Кисе. — Сыграть типового штампованного сурового шерифа — много ума не надо.

— И это мне говорит Тохопка, позор племени и своего славного отца?

— Пошел в жопу, — вздохнул Кисе и вытащил нужную страницу. — Я родился далеко отсюда.

— Ты что, с самого рождения мне свою историю рассказывать будешь?

— Это же вестерн, — повторил Кисе. — Моя семья была очень бедна. Отец влез в долги, казалось, выхода не было, поэтому он отвез мою старшую сестру к родственникам. Так он сказал мне и матери. Потом он нашел деньги, но даже это меня не насторожило. Я был ребенком!

— Дебилом ты был, — вставил Аомине.

— Не перебивай, ты все равно должен проникнуться моими страданиями, — Кисе откашлялся и продолжил. — Только через три года я узнал, что отец продал сестру в бордель. Мать умерла от горя! Я сбежал из дома и разыскал свою сестру, но не смог освободить ее. Я поклялся, что избавлю ее от этой тяжелой судьбы!

— Я смотрю, тебе в любой роли не везет с родителями, — посочувствовал ему Аомине.

— Несколько лет я путешествовал, прибившись к банде разбойников. Научился стрелять, вскрывать замки и, — Кисе закатил глаза, — ездить верхом.

Аомине честно старался не ржать, но не получилось.

— И вот теперь я вернулся в Чероки-Док, чтобы закончить начатое, — сказал Кисе и выразительно посмотрел на Аомине.

— Что? Я же правда пытался не ржать!

— Твоя реплика, — Кисе повернул к нему страницу.

— Будет неловко, если я уже оприходовал твою сестренку, — прочитал Аомине. — Я точно положительный герой?

— Вряд ли, — невозмутимо ответил Кисе. — Хозяин салуна бережет ее только для самых богатых клиентов.

— Так вот чего Кагами бесился, — понял Аомине. — Не нравится быть плохим парнем.

— Момои еще хуже, ей роль моей сестры досталась. Зато по сценарию в нее влюблен Куроко, то есть священник, — Кисе улыбнулся. — Это ей понравилось, я думаю. Продолжим?

— Кажется, я понял, о ком ты говоришь, — стал читать дальше Аомине. — Всегда знал, что она слишком хороша для шлюхи.

— Это моя сестренка! — гордо ответил Кисе.

— И вот так ты спасаешь свою сестренку? — прищурился Аомине.

— Я делаю, что могу, — Кисе проглядел сценарий дальше. — Блин, давай быстрее, у меня уже задница болит на земле сидеть.

— А тебе обратно еще на лошади ехать, — добавил Аомине, ухмыляясь.

— Пешком пойду, — мрачно отозвался Кисе. — Тут недалеко.

— Давай по пути тогда договорим. Диалог совсем дурацкий.

— Руки оторвать сценаристу, — согласился Кисе, поднимаясь и ловя поводья Такао.

— Так, давай быстренько, — Аомине скороговоркой начал читать. — В моем городе только я что-то делаю и решаю, надо проверить твои слова, мне никогда не нравился хозяин салуна, посмотрим, что скажет священник. Священник тут при чем? Ладно, пофиг.

— Я не боюсь. Правда на моей стороне, — по памяти ответил Кисе. — Все?

— Вроде да.

— Тогда осталась последняя сцена.

***

Кагами их ждал. На его лице отражалась неподдельная радость, как будто они пришли не по его душу, а, как минимум, сообщить, что рабство отменили, и он теперь свободен. Кажется, даже пиджак на нем был новый. Ради торжественности момента переоделся, что ли?

Кисе вошел и сел за самый дальний столик. Эта сцена полностью уходила героям шерифа и хозяина салуна. Кисе же оставалось застыть с самодовольной рожей, потому что только главный герой знает, какая судьба ожидает хозяина салуна.

По сюжету шериф должен был найти деньги, украденные из банка, и обвинить во всем хозяина салуна, который не сможет себя оправдать, — во время казни индейцев он был с сестрой главного героя, но та скажет, что это неправда. Шериф наденет на злодея наручники, салун объявят закрытым, а священнику достанется любовь всей его жизни и грех на душу — мешком с деньгами тот действительно распорядился как надо.

Вроде как хеппи-энд.

— Он в подсобке! — не выдержал Кагами. — Ты каждый угол будешь проверять?

— Все по сценарию, — огрызнулся Аомине и полез под стол. — Думаешь, мне нравится тут ползать? Хотя… — его взгляд уперся в ноги какой-то статистки. — Сценарий полностью себя оправдывает.

— А подсобка когда? — тоскливо поинтересовался Кагами.

— Еще пара мест.

Кагами молча выставил стакан и плеснул себе виски.

Кисе ему искренне посочувствовал. Хотя Кагами не пришлось ездить на лошади, так что не такая уж у него и плохая роль.

Обыск наконец-то закончился. Аомине бросил на стойку мешок с деньгами, Кагами чуть ли не сам надел на себя наручники и утащил шерифа на буксире в тюрьму. Момои бросилась на шею Куроко, и тот покорно терпел, даже не пытаясь изобразить радость.

Вот теперь точно хэппи-энд.

Осталось самое сложное. Кисе вышел на улицу и подошел к лошади.

— Ну что, последний рывок? — на этот раз он залез на нее с первого раза — прогресс.

Кажется, по сценарию, он должен был галопом промчаться до ворот, но Кисе решил не рисковать — медленно, но уверенно они добрались до выезда из города. Аомине еще не было. Минут двадцать Кисе торчал в воротах, зато почти освоился в седле.

— Я знал, что встречу тебя здесь, — сказал подошедший сзади Аомине.

— Ты бы еще дольше шел, — проворчал Кисе.

— Наручники заели, не мог отстегнуться от Кагами, ужас, — поделился Аомине и вытащил последний лист сценария. — Уезжаешь, не попрощавшись? А как же слава, деньги и девушки? Хочешь так и остаться одиноким стрелком?

— Это мне подходит, — ответил Кисе и посмотрел на заходящее солнце. — Надеюсь, сработает, я наелся вестернов на всю свою жизнь.

Он ехал в закат и надеялся.

Кисе уже думал все-таки подстегнуть лошадь, как та вдруг встала на дыбы, как будто чего-то испугавшись. Точно, земля задрожала, понял он. Кисе не удержался на лошади и снова упал, больно приложившись обо что-то головой.

***

Пришел в себя он уже в гримерке. Судя по шорохам и ругани вокруг, остальные тоже были тут.

— Сработало! — обрадовался Кисе.

— Черт, а я уже думал про сиквел о шерифе, — расстроился Аомине.

— Больше никогда, — невнятно сказал Кагами. — Никакого кино! Снимите с меня наручники!

— Ты отлично справился, Кагами-кун, — поддержал его Куроко.

— Тецу-кун, ты играл лучше всех! — восхищенно сказала Момои.

— Ненавижу вестерны! — Мидорима с отвращением выдирал из волос остатки перьев.

— Шоемауэточокоеуохкэтоу! Ура! — Такао радостно засмеялся. — Я выучил, я же говорил, что смогу.

Кисе с сомнением смотрел на него и думал, что его лошадь ему нравилась больше. Она хотя бы была молчаливой. Возможно, он даже будет по ней скучать. Попробовав пошевелиться, Кисе чуть не застонал — больше всего болела задница. А, возможно, и не будет.

@темы: фанфик, Августовский фестиваль: Такао Казунари

---

Работа #6

[kuroko-no-fest]

Название: Полчаса
Автор: kuroko-no-author
Пейринг/персонажи: Хара Казуя/Ямазаки Хироши
Выпавший в лотерее персонаж: Ямазаки Хироши
Тип: слэш
Рейтинг: R
Жанр: романс, мистика
Размер: 7450 слов
Саммари: Ямазаки не помнит, как порвал футболку. И вообще что-то странное творится с Ямазаки...
Дисклеймер: канон принадлежит Фуджимаки Тадатоши.

Работа была написана на августовский фестиваль

Утро Ямазаки началось с того, что он навернулся с кровати.

— Ой, — сообщил Ямазаки умеренно пушистому синенькому коврику.

Коврик остался равнодушен. Ямазаки лежал на нем и все ясней и ясней понимал, что с ним что-то не так. В нем царила какая-то непривычная воздушная легкость, из-за которой тело было словно бы и не его. У Ямазаки появилось ощущение, будто он остался наедине со сложным механизмом, от которого потерял пульт. Ямазаки нерешительно поднял руку, поводил пальцем перед носом… Он чувствовал ее, но как-то непривычно, словно бы не до конца. Если с чем у него и было все в порядке, так это с координацией — настолько, что Ямазаки никогда не задумывался над тем, как работает его тело и почему у него получается достаточно точно определять высоту предметов или расстояние до них. Все это получалось инстинктивно, оттого теперь он валялся на коврике, хлопал глазами и пытался понять, проснулся он или все еще спит.

Как младшему ребенку в семье, ему досталась самая маленькая угловая комнатка — длинная и узкая, точно стенной шкаф. Ямазаки ее стремительно перерос и с большим трудом помещался в ней, не по-японски плотно заставленной кроватью под рост Ямазаки, его учебным столом, стеллажом с учебниками и большим шкафом для одежды. Родные шутили, что Ямазаки и после двадцатилетия перед визитом к родителям нельзя будет пить, чтобы ночью не переломать случайно ноги. Он в ответ огрызался, про себя надеясь, что ему удастся переехать в комнату старшего брата или старшей сестры, как только они поступят в институт. Однако из-за небольшой разницы в возрасте планам Ямазаки так и не суждено было сбыться: сестра из комнаты съехала, но родители отказались затевать перемещение, мотивируя это тем, что и сам Ямазаки скоро их покинет, а уж ради нечастых приездов в выходные можно и потерпеть свою старую добрую комнатушку.

Ямазаки привык к синякам от стола — они замечательно смешивались с синяками от баскетбола, которые с Ямазаки и вообще не сходили, из-за чего он частенько бывал похож на леопарда в сиренево-желтых пятнах. Мама настаивала на закрытой одежде, устав сетовать на опасный вид спорта, который выбрал ее младший сын, пренебрегший опытом старшего, всю школу игравшего в шахматы. Ямазаки лишь бурчал в ответ что-то обиженно-недовольное.

— Хотя бы о стол не бейся, — вздыхала мама.

Легко сказать. Места в комнате было слишком мало и словно бы с каждым месяцем становилось все меньше. Ямазаки думал, что как-нибудь споткнется, упадет и переломает себе все кости.

И вот этим утром он упал с кровати — очень глупо, не успев сгруппироваться — и лежит теперь, согнувшись каким-то немыслимым кренделем между кроватью и столом, и ножки стула чувствительно упираются ему в живот, а на нем ни царапинки.

«Уж скорее вышло бы наоборот, — слегка ошалело думал Ямазаки, — я бы нормально встал с кровати, споткнулся, да и ебнулся бы с размаху, пересчитал ребрами стол, стул и еще нос расквасил бы».

На кухню Ямазаки спускался, держась за стеночку. Умывание подарило ему несколько незабываемых минут, во время которых он пытался определить расстояние от тюбика с пастой в одной руке до зубной щетки в другой и дважды промахнулся, а потом с невольным содроганием посмотрел на бритву и решил — определенно, не сегодня, Ямазаки.

Он дошел до стула, чувствуя, что его неудержимо сносит куда-то вбок словно бы невидимым течением, и еле сумел ухватиться за спинку, а потом долго садился, весь вспотев из-за жутковатого ощущения, что сейчас тупо плюхнется задницей на пол.

— Тост с яйцом или завтрак? — мама хлопотала у плиты.

— Завтрак, — Ямазаки потер лицо, покрывшись мурашками от того, что и собственные руки, и собственные щеки то и дело казались ему чужими.

Мама поставила перед ним рис, тарелочки с рыбой, маринованной редькой и салатом из водорослей, добавила пиалу с супом мисо. Кофеварка гудела, процеживая кофе.

— Мам, а чай?

— Кофе. Что-то мне не нравится, как ты выглядишь, тебе надо взбодриться.

Мама потрогала его лоб прохладной мягкой рукой, и Ямазаки зажмурился, отдаваясь этому прикосновению. Что-то в нем трепыхнулось, как будто какое-то воспоминание.

— Мам, мне тоже завтрак.

Сестра слетела с лестницы, как будто единым прыжком преодолев пролет. Мама поджала губы, но ничего не сказала: сестра была уже взрослая, училась в институте, сменив школьную клетчатую юбку и пиджак на джинсы в залихватских прорехах и легкомысленные кофточки. Весь мамин вид как будто говорил: хорошо хоть, что не постриглась; за спиной у сестры мотался запутанный в совершенную мочалку дикий рыжеватый хвост. Сестра плюхнулась на соседний с Ямазаки стул, стрельнула глазами в маму, посмотрела на Ямазаки и, бегло и хищно улыбнувшись, со скрипом к нему пододвинулась.

— Реко!

— Ты сегодня отлично выглядишь, мамочка, — Реко подобострастно улыбалась.

— Что за девчонка, — мама ворчала, но ее выдавала плохо спрятанная в голосе гордость.

— А ты вот, братец, выглядишь не очень, — вкрадчиво прошептала Реко, наклонившись к Ямазаки так близко, что едва не уткнулась ему носом в щеку. — Ну? Кто она? Я никому не скажу, честное слово, — горячее дыхание обдало Ямазаки ухо.

— Кто кто? — Ямазаки так удивился, что спросил это в полный голос.

Реко рассматривала его, подозрительно прищурившись.

— Мне тоже интересно, о чем речь, — мама поставила перед Ямазаки чашку с кофе, а перед Реко — порцию риса и рыбу.

— Ну, я подумала, Хироши начал с кем-то встречаться, — Реко как ни в чем не бывало принялась за еду. — Вон он какой дикий с утра, а неделю назад вообще пришел в рваной футболке.

У Ямазаки из рук упали палочки.

— Я… — он хватал ртом воздух, чувствуя, как неудержимо краснеет, — да я… да ты вообще…

Реко и мама посмотрели на него с глубоким интересом.

— Хм. Сколько возмущения. Значит, в этой версии что-то есть? — Реко ему подмигнула.

— Нету, — буркнул в ответ Ямазаки, спрятавшись за чашкой.

— А вот футболка… — сделав приличную паузу, начала мама.

— Да просто зацепился за что-то.

Если бы он дрался, наверняка остались бы следы: сбитые костяшки, ссадины, ясно видные на фоне привычной палитры синяков. Да и не забыл бы Ямазаки об этом. Между тем он и не заметил, что футболка порвана, пока мама не ахнула, приложив руку ко рту.

Мама и Реко сколько-то помолчали, глядя, как он наворачивает завтрак — слегка неуклюже, а оттого неаккуратно. Мама, покачав головой, отошла к плите. Реко снова сунулась прямо в лицо Ямазаки.

— Ну чего еще?

— Вот ты неряха — все щеки в рисе.

Ямазаки крепче сжал палочки — рука до сих пор была как будто слегка не его, словно бы тело чуть-чуть подвисало на простейших действиях, как неисправный компьютер.

— Тебе в институт не пора? — Ямазаки посмотрел на Реко с намеком: она снимала квартиру неподалеку от института, но все равно стабильно наезжала к родителям, утверждая, что никто не готовит так, как мама. И только Ямазаки знал, что все деньги с подработки сестра спускает на гулянки с подругами.

— А ты мне косу заплетешь?

Ямазаки забухтел напоказ, на самом деле чувствуя себя тронутым: он очень любил причесывать сестру, приводя хаос ее густых, ярких волос в порядок аккуратной прически.

Он как раз прочесывал ей хвост, то и дело встряхивая непослушной рукой, когда Реко взяла его за запястье и спросила незнакомым, неуверенным тоном:

— У тебя все хорошо?

— Что мне сделается? — буркнул Ямазаки.

— Знаешь, я и правда подумала, что ты себе кого-нибудь завел. Ты такой весь был…

— Какой?

— Ммм… томный, — Реко хихикнула, Ямазаки увидел, как стремительно краснеют кончики ее ушей.

— Да ну тебя, — Ямазаки слегка стукнул ее расческой по макушке. — Как будто кто-то, ну… Или я кого-то…

Он смущенно замолчал. Реко запрокинула голову.

— Ну а что? — спросила она весело. — Ты у меня вон какой славный. Высокий, сильный. Честный. Ласковый.

Ямазаки побурел. Реко захихикала.

— Сиди смирно.

Ямазаки делил ее волосы на пряди, переплетал их и думал: «Видела бы ты мой баскетбол, сестричка…» Она не видела. Ямазаки регулярно принижал и значения игр, и мастерство команды. Они ни разу не поднялись достаточно высоко в турнирной таблице, чтобы их заметили корреспонденты, обслуживающие крупные игры. Про них не писали; стараниями Ханамии на баскетбольную команду в школе и вообще обращали немного внимания, а если и обращали, то исключительно самое благосклонное. Ямазаки и остальные тщательно поддерживали в родителях иллюзию обыкновенного клуба по интересам.

— Жаль, что кто-то нет, и ты кого-то не ну, — со вздохом передразнила его Реко. — Я на тебя смотрела, думала, губы припухшие будут.

— А? С чего бы? — рассеянно спросил Ямазаки, увлеченный ее волосами и собственными мыслями.

— Мне кажется, ты бы много целовался, — предположила Реко с ожиданием в голосе. Ямазаки дернул ее за наполовину заплетенную косу.

— Ай! — она со смехом стукнула его по руке.

— Да ну вот еще. Не вертись. — Ямазаки вдруг почувствовал отзвук какого-то странного тоскливого чувства, словно бы разочарования. — Кто на такого рыжего западет? — в его голос прорвалась горечь. — Вон даже учителя шпыняют…

Реко, и сама рыжая, не глядя, погладила его по плечу.

— Все дураки, — сказала она глухо. — Ну их. Не обращай внимания.

Ямазаки, утешенный и растроганный, незаметно чмокнул ее в макушку.

* * *

Этот разговор и то, как он чувствовал себя с утра, насторожили Ямазаки и что-то разбередили в нем. Он брел в школу, не глядя по сторонам. Постепенно он расходился, и привычное управление телом вернулось, из-за чего, перестав уделять внимание каждому шагу, Ямазаки соскользнул в размышления и забыл об окружающей действительности. Он напряженно вспоминал. Что-то за последние несколько дней изменилось, что-то достаточно незаметное, но, похоже, важное.

Ямазаки насколько мог подробно перебирал в памяти последнюю неделю, не находя ничего необычного: дом, уроки, Фурухаши приносил какой-то трактат про устройство садов и тыкал им в Ямазаки, чего-то хотел, но чего конкретно — не понять. Сето трижды спал у него на плече, однажды съехав ему головой на колени, был бит и обруган, на что смеялся. Хара опять везде поназабывал полупустых пачек с жвачкой — как будто у Ямазаки нет других дел, только ходить и собирать их повсюду. И почему-то многие, не только Хара, так и полагали. Ямазаки, конечно, жвачку собрал, не получил в ответ даже спасибо и наорал на Хару. Поцапались. Потом оба бежали десять лишних кругов вокруг школы, назначенных Ханамией. Ханамия. Вот уж у кого все было хорошо.

Ямазаки тоскливо вздохнул. Вспоминать толком было нечего, но и просто успокоиться он отчего-то не мог. Что-то как будто зудело на самом краю сознания. Мысли то и дело возвращались к порванной футболке. Но это и правда была случайность. Ямазаки нахмурился. В тот день он пришел на тренировку — и футболка была целая, совершенно точно, а потом…

Над ухом Ямазаки раздался хлопок.

— Да блядь, — он едва не подпрыгнул. Запахло мятой.

— Доброго утра, Ямазаки.

— Нельзя же так подкрадываться!

— Нужно, — Хара по своему обыкновению жевал. Чаще всего Ямазаки не обращал на это внимания, привыкнув. Но иногда зрелище непрерывно жующего Хары доводило его до белого каления, как может выводить из себя редкий стук капель из потекшего крана. Ямазаки хотелось запустить пальцы Харе в рот, вытащить жвачку и выкинуть. На обычные просьбы Хара не реагировал. Однажды Ямазаки не выдержал и так и сделал. Баскетбольная команда потом так их и застала: пунцового, орущего Ямазаки и Хару, закусившего и не отпускавшего его пальцы. Ханамия назначил им вечерний полумарафон вокруг школы. Ямазаки с Харой бежали и переругивались — первые кругов пять, пока Ханамия не скомандовал: «Быстрее». Потом только пыхтели и молчали. Ханамия же расположился на ступеньках зала в окружении команды и лениво наблюдал за ними, устроив импровизированную вечеринку любования чужими успехами в беге.

Когда Хара и Ямазаки наконец отбегали норму, ни на пороге, ни в зале никого уже не было. Они зашли, плюхнулись на пол голова к голове, тяжело дыша, и немедленно бессловесно помирились, чтобы на следующий же день опять рассориться. Этот цикл казался бесконечным. И начинался каждый раз похоже.

«Как теперь, — с опаской подумал Ямазаки. И тут же, как и сотни раз до этого, — ну нет. Хватит».

— Мог бы просто подойти и поздороваться, — сказал он мрачно.

— Именно это я и сделал, между прочим, — Хара независимо лопнул пузырь.

Ямазаки смотрел на это очень внимательно.

— Чего? — Хара, кажется, неожиданно смутился.

— Слушай, мне никто любовных писем не передавал?

Хара подавился и закашлялся. Ямазаки от души стукнул его по спине.

— Или, может, вздыхал кто? Или я? По кому-нибудь?

— Если бы я заметил, — придушенно просипел Хара, — ты бы немедленно узнал об этом. Ну, ты знаешь…

— И правда. Эти твои шуточки…

— Но вообще, — Хара пялился на него с интересом, — это какая-то недоступная мне степень неосознанности — спрашивать такое. Я впечатлен, Ямазаки.

И, широко улыбаясь, показал большой палец.

— Да знаешь, как-то… — Ямазаки повел плечами и не стал заканчивать.

Они на самом деле очень многое друг о друге знали — от этого никуда было не деться. Ямазаки знал, какая у Хары любимая футболка и откуда у его спортивной сумки снизу длинная царапина; как он наклоняет голову, когда слушает внимательно и как — когда дремлет на уроке и пытается это скрыть; какую марку краски для волос использует и сколько пар кроссовок купил за последние два года. Эти знания были — данность, итог столкнувшей их жизни, того небольшого ее отрезка, который они провели бок о бок. Ямазаки и представлять не хотел, сколько всего такого же случайного знает о нем Хара.

— В общем, я думал, ты мог что-то такое заметить.

— Мне казалось, первый, кто должен был заметить «что-то такое» — это ты.

Ямазаки пожал плечами. Если он и знал — забыл.

«И очень зря полез с этим к Харе», — недовольно думал Ямазаки, чувствуя любопытный, тяжелый взгляд, упершийся ему в висок. Что ж. Мастер необдуманных поступков — это он.

— И хватит на меня таращиться.

— Как я могу? Такой уникальный клинический случай девичьей памяти…

— Мудак, — Ямазаки попытался его пнуть, но Хара увернулся.

— Еблан, — не остался он в долгу.

«И не поспоришь», — уныло думал Ямазаки, не оставляя попыток отметелить Хару.

— Эй, вы! Оба два!

Они слишком увлеклись потасовкой. Преподаватель физкультуры стоял в воротах, широко расставив ноги в красных спортивных штанах. За плечом у него маячил Ханамия: аккуратненький, улыбающийся, с повязкой дисциплинарного комитета на рукаве.

— Бляяяя, — тихо протянул Ямазаки.

— Что-что? Не слышу, — учитель демонстративно приложил ладонь к уху.

— Доброе утро, сенсей, — Ямазаки пытался поправить рубашку и галстук, с отчаянием чувствуя, что лишь приводит их в еще больший беспорядок.

Учитель в один широкий шаг подошел и навис над ним.

— Ямазаки! Когда же ты, наконец, перестанешь панковать? У нас приличная школа!

— Он сам по себе рыжий, — сказал Хара с улыбкой, но отчего-то натянутым тоном. — Ему разрешили ходить так. Правда, Ханамия?

Ханамия, улыбнувшись чуть шире, качнулся на носках и промолчал. Учитель слегка повернул голову к нему, но возражений так и не дождался.

— А ты что? Тоже сиреневым родился? — учитель переключился на него.

Ямазаки понял, что Хара, как всегда (бля, бля, мудак, какой же мудак), когда хотел вывести собеседника из себя, вот-вот улыбнется еще чуть шире и лопнет жвачку. Ямазаки как наяву увидел мерзкую, вызывающую улыбку, которая появлялась на лице Хары в таких случаях. Если он так сделает, учитель прицепится к ним как репей, и тогда официального выговора не избежать.

— Таким и родился. Сиреневым. Под цвет утренней зари, — быстро вставил Ямазаки.

Учитель вытаращился на него, Хара за спиной полузадушенно кашлял. Ханамия стоял, спрятав руки за спину, и, судя по лицу, ловил кайф.

— Ямазаки, — учитель недоверчиво смотрел на него, — вот уж от кого-кого, а от тебя не ожидал.

— Я тоже, — прохрипел Хара.

— И я, — чистым, радостным голосом добавил Ханамия. — Такая богатая метафора в защиту цвета, который только что снова вошел в моду.

— Я его выбрал еще до того, как это стало мейнстримом! — обиженно сказал Хара.

— Расскажи об этом Юке-чан, — ехидно посоветовал Ханамия. — Вон у нее глаза тем же цветом накрашены.

— Глаза накрашенные? Мизоно! Стоять! — учитель быстро прошел мимо Ханамии, стараясь сохранить достоинство, что не очень-то у него получилось. Ханамия лучезарно улыбался.

— Ну, не спасибо, пожалуй, — ядовито хмыкнул Хара. — Ямазаки спасибо, а тебе нет.

— Да не за что, — растерянно отозвался Ямазаки, Ханамия одновременно с ним театрально сказал:

— Ах, ты задел меня за живое.

— За Киеши Теппея и его коленочку?

— Блядь, Хара, — Ямазаки сморщился, как от кислого.

Все они замолчали. В уже пожелтевших кронах деревьев свежо шуршал ветер, на лицо Ханамии накатывали и тут же отступали кружевные тени, из-за чего оно словно бы постоянно слегка менялось, как изображение на голографической картинке. Улыбка то искривлялась в усмешку, то наоборот.

— Ну, — все тем же легкомысленным тоном сказал Ханамия, — допустим, я прямо сейчас добавляю тебе десять дополнительных кругов после тренировки, чтобы не отнимать время у команды.

— И Ямазаки тоже, — Хара поправил сумку на плече. Они с Ханамией друг другу светски и понимающе улыбались.

— И Ямазаки тоже, — согласился Ханамия.

— Мне-то за что?

— За компанию, конечно. Не хочу, чтобы Хара заскучал.

— Чего не одиннадцать? — Ямазаки задрал подбородок и встал с Харой плечом к плечу.

Ханамия перевел на него неподвижный взгляд — насмешливый и холодный.

— Пускай одиннадцать, — согласился он покладисто.

Хара, не поворачивая головы и все так же любезно скалясь, предупреждающе и очень больно стиснул Ямазаки ладонь — так, что тот едва не вскрикнул.

— Я думал, у тебя с фантазией лучше, — упрямо продолжил Ямазаки.

— У меня все отлично с фантазией, Ямазаки, — тон Ханамии был так ласков, что Ямазаки продрало холодком вдоль спины. — У меня и вообще все в порядке с когнитивными функциями. И я, разумеется, могу пойти навстречу твоему желанию расширить горизонты. Если ты действительно этого хочешь.

Ямазаки прикусил язык. Хара словно бы обмяк и тяжело прижался плечом. На Ямазаки пахнуло мятой и имбирным чаем. Он вдруг очень остро почувствовал наступившую осень. Солнце нетерпеливо жгло ему макушку. Мимо, шумя, шли ученики. Ханамия ждал.

— Да ладно, норм, — наконец, буркнул Ямазаки.

— Что ж. Значит, четырнадцать кругов, на том и сойдемся.

— Было же одиннадцать!

Хара снова предупреждающе сжал ему руку.

— Да-да, пятнадцать, именно, — Ханамия приятно улыбался. — И не вокруг корпусов, а вдоль ограды.

— Мы все поняли! Пора. Пять минут до начала осталось, — Хара подтолкнул Ямазаки в спину.

Ямазаки, ворча, подчинился.

— Уж лучше бегать, чем зависать в подсобке, — напоследок бросил Ханамия, отворачиваясь.

— Подсобка? При чем тут подсобка?

Ямазаки попробовал обернуться, но пальцы Хары впились ему в плечо, будто железные. Лицо, пусть и с улыбкой, совершенно застыло.

— Чего это он? — спросил у него Ямазаки.

— Ханамию фиг поймешь, — сквозь неподвижный оскал процедил Хара.

* * *

В обеденный перерыв Ямазаки забрался в помещение биологического кружка, привычно вскрыв хлипкий замок канцелярской скрепкой. В комнату он вошел королем. В плане создания определенного сорта репутации баскетбольный клуб работал как нельзя лучше. Например, Ямазаки регулярно без спроса являлся в биологический кружок, хоть и не состоял в нем, и никто не смел не то что слова сказать ему поперек — даже в глаза посмотреть.

Несмотря на это, Ямазаки все равно сначала воровато огляделся, заново запер дверь и только потом скользнул к клетке, стоящей в углу. В клетке обитала его любимица, пухленькая флегматичная крольчиха.

— Ах ты, моя славная, — хрипловатым разбойничьим шепотом засюсюкал Ямазаки и умиленно улыбнулся. Крольчиха мелко шевелила розовым носом. Ямазаки протянул ей кусочек яблока, и она сочно им захрустела. Ямазаки осторожно почесал ее за ушами. Любого, кто увидел бы его в этом момент, постигла бы кара, стремительная и ужасная.

— О, вот ты где.

Ямазаки крупно вздрогнул и застыл, втянув голову в плечи. Ему казалось, волосы у него на затылке встали дыбом. На пороге комнаты стоял Хара с еще одной канцелярской скрепкой в руке.

— Бля, напугал, — Ямазаки шумно выдохнул.

— Уже второй раз за сегодня! — Хара закрыл дверь и подошел. — Не хватает еще парочки для нового рекорда.

Ямазаки было замахнулся на него, но крольчиха, испуганно зашуршав, шарахнулась в дальний угол клетки.

— Ну вот что ты наделал? Напугал ее. Тише, тише, кис-кис-кис, — как иначе обратиться к прирученному животному, Ямазаки не знал. Крольчиха робко вылезла из угла, вытянула мордочку. Ямазаки осторожно погладил указательным пальцем ее переносицу, и она блаженно прижмурила глаза.

— И чего тебе взбрело в голову прийти?

— Ну должен же я был хоть раз увидеть, куда ты вот уже год с лишним шляешься в обеденный перерыв.

— Мог бы и раньше.

Ямазаки посмотрел на Хару — тот наблюдал за ним с какой-то странной полуулыбкой: то ли жалостливой, то ли вообще непонятно какой.

— Чего?

— Ты лыбишься, как придурок. Влюбленный придурок. Так вот он, предмет твоего воздыхания. Воздыхательства? — зубоскалил Хара.

Ямазаки швырнул в него первым, что попалось под руку: журналом для записей. Тот, шелестя страницами, красиво взлетел и звучно шлепнулся на пол в добром метре от Хары.

— Вот это я понимаю, баскетболист, шутер, — Хара со смехом увернулся от карандаша, от другого, от ручки, от подставки под них.

— Какой он у тебя бешеный, — Хара остановился рядом с клеткой, нерешительно помедлил и осторожно не погладил даже — потрогал длинные кроличьи уши. Ямазаки стоял посреди комнаты, упершись руками в колени, и бурно дышал. — Как по мне — дурацкий выбор. На, заешь его.

Хара протянул сквозь прутья клетки тоненькую молоденькую морковочку, которой крольчиха тут же восторженно захрустела.

— Ой, ну надо же, — Ямазаки почти тут же позабыл о своем недавнем гневе. В конце концов, это Хара. Злиться на него было совершенно бесполезно. — А где такую взял?

— Где взял, там и еще возьму. Хочешь? — Хара протянул ему морковку, Ямазаки не стал отказываться, забыв даже поинтересоваться, с чего это Хара в первый же раз пришел таким подготовленным.

Морковка оказалась сладкая, хрусткая и сочная.

— Вот это я понимаю, родство душ, — Хара беспечно улыбался.

Ямазаки показал ему средний палец.

— А какое замечательное сочетание оттенков.

— Пофол на фуй, — отозвался Ямазаки с полным ртом морковки.

— Лучше отсюда, — Хара посмотрел на часы. — Нам пора.

Когда они вышли, оказалось, что за дверью толпится весь биологический кружок в составе трех местных задротов. Ямазаки демонстративно осмотрел их с головы до ног — те отвели глаза и отвернулись — и презрительно хмыкнул.

— Не смеем вас более задерживать, — медово пропел Хара, положив локоть Ямазаки на плечо. — Путь свободен, джентльмены.

— Ты бы еще сказал «самураи», — тихо сказал Ямазаки.

— Много чести.

— И то. Вон как плохо клетки чистят, — бухтел Ямазаки.

Хара заржал и хохотал, скотина, всю дорогу.

* * *

За окном стояла душистая, легкая осень. Солнце мягко просвечивало густой прозрачный воздух. На столе Ямазаки лежал теплый луч, и можно было положить в него локоть, краем уха слушая бубнеж преподавательницы английского про грамматические конструкции, а потом, когда темная ткань рукава прогреется и запахнет, как после утюга, убрать руку в тень. Тем Ямазаки лениво и развлекался. Голос учительницы жужжал почти сонно. Ямазаки украдкой зевнул и вдруг понял, что слишком долго не слышит Хару: обычно тот не мог удержаться, так и щелкал жвачкой время от времени.

Ямазаки, подобравшись, нашел взглядом его голову — чуть позади, через два ряда. Хара лежал щекой на сложенных руках и дышал — Ямазаки показалось, что как-то слишком трудно. Он подскочил, громыхнув стулом. Учительница крупно вздрогнула и посмотрела на него с укоризной:

— Ямазаки, что?

— Мне срочно нужно в медпункт, — напряженным голосом сказал Ямазаки. — Пиздец, погибаю. Хара меня проводит.

С грохотом пробившись насквозь через столы, стулья и возмущенных учеников, Ямазаки вздернул Хару на ноги. Тот был бледен, в поту, дышал открытым ртом и сипел на вдохе и выдохе. Учительница что-то еще говорила, растерянное и недоуменное.

— Спасибо, сенсей!

Ямазаки выволок Хару за дверь и потащил к медсестре. Та тоже сначала в удивлении открыла рот, а потом, нахмурившись, уложила Хару на кушетку и захлопотала над ним.

— Отвернись или, если хочешь, выйди.

Ямазаки в ужасе смотрел на шприц.

— С ним все будет нормально? — голос прозвучал так напугано и робко, что Ямазаки смутился.

Хара на банкетке хрипло заухал. Ямазаки сначала подумал, что с ним какой-то приступ, и только потом понял, что тот смеется. Наорать на Хару он, однако, не успел.

— Расстегни брюки и приспусти, — невозмутимо сказала медсестра.

Ямазаки зажмурился. Щелкнула пряжка, вжикнула молния. Хара просипел: «Ой», и настала шуршащая тишина.

— Все? — Ямазаки приоткрыл один глаз.

— Все, все, — медсестра, отвернувшись, копалась в столе. — И что же это было, Хара Казуя? — спросила она очень строго.

— Случайность, — беспечность в голосе Хары звучала бы куда правдоподобней, если бы не хрипы.

— Хороша случайность. А ты почему не уследил? — под ее обвиняющим взглядом Ямазаки смешался.

— Уследил за чем?

— Вы что, так близко дружите, и ты не знаешь о его аллергии?

— О какой аллергии? — глупо спросил Ямазаки.

— Мы не дружим, — быстро вставил Хара.

Пауза вышла неловкой.

— У него аллергия на шерсть, — уже по-другому, мягко сказала медсестра.

— Я не знал. У тебя аллергия, и ты пришел гладить кролика? — очень хотелось рявкнуть, но повысить голос Ямазаки не решился.

— Ну мне же интересно, куда ты ходишь.

— Очень безответственно, — медсестра поджала губы. — Я крайне разочарована. И ты ведь состоишь в медицинском комитете. Как же так, Хара?

— Я выпил таблетку, — Хара кашлянул как будто смущенно. — Я не думал, что вот так…

— И еще молчал! — Ямазаки проглотил крутившееся на языке «блядь».

Медсестра осуждающе покачала головой.

— Больше никаких эскапад.

— Я прослежу, — мрачно пообещал Ямазаки, хрустнув костяшками.

— А пока пусть отдохнет, — медсестра кивнула на занавеску, отгораживающую кровать от кабинета. Туда обычно отправлялись переучившиеся отличники.

— Что, и одеялко мне подоткнешь? — из-за посипывания Харе не хватало убедительности.

Ямазаки нетерпеливо смотрел, как он варварски обминает задники кедов, лениво и неряшливо стаскивая их нога об ногу, а потом еще топчется по ним, как будто чего-то ждет. Ямазаки, не выдержав, поставил ему подножку. Хара свалился на кровать спиной и тут же сгруппировался, втянув на нее ноги и подняв руки к груди, как будто собрался дать Ямазаки отпор.

— И чтобы лежал, понял?

Ямазаки подоткнул ему одеяло, отдельно укутав ноги. Хара смотрел на него, приоткрыв рот. Потом просто тихо и медленно натянул одеяло на голову, глухо и с кашлем загоготав под ним, а потом, кажется, довольно быстро уснул, во сне расслабившись и свернувшись калачиком — весьма крупным, учитывая его габариты. Из-под одеяла понеслось сопение.

— Можешь не благодарить за то, что Ханамия не узнает подробностей.

Ни Ханамия, ни кто-либо другой. Слишком много людей готовы были воспользоваться малейшей их слабостью.

Ямазаки вздохнул, предвкушая объяснения сначала с медсестрой, а потом с учительницей.

* * *

— Ямазаки! Вставай, хватит дрыхнуть.

Ямазаки, ворча, заерзал на скамейке. День выдался слишком утомительным: происшествие с Харой, потом еще Ханамия на допросе все жилы вытянул, потом выматывающий бег — за себя и за того парня. Ну, на самом деле, только за себя, но вдруг оказалось, что бегать с Харой гораздо привычней и проще, а так — минуты тянулись как часы, и Ямазаки отчего-то очень быстро утомился. А перед самым концом тренировки заявился Хара и зубоскалил с порога, внешне совершенно здоровый, а Ямазаки ведь за него волновался. И вот теперь опять кто-то его трепал и безжалостно тыкал.

— Ямазаки! Ну хватит уже. Тебя как будто Сето покусал.

— В смысле? — Ямазаки нехотя открыл глаза.

— Спать слишком много стал, кажется, — Фурухаши укоризненно покачал головой. — Пропадаешь то в сторону подсобки, то неизвестно куда. Вон, задерживаться начал.

— В сторону подсобки, куда-то, — Ямазаки недовольно фыркнул, — куда Ханамия пошлет, туда и пропадаю.

Он тут же осторожно огляделся, нет ли Ханамии поблизости, но зал оказался совершенно пуст, за исключением их с Фурухаши. Только слышно было, как в душевой шумит вода. Фурухаши равнодушно пожал плечами, видимо, потеряв интерес к разговору, и отвернулся. Ямазаки потянулся, с неудовольствием чувствуя, как затекли мышцы. Встал. И тут с ним случилось то же, что и утром: зал вдруг как будто поехал вокруг него, внутренний компас Ямазаки засбоил. Он пришел в себя, лежа щекой на полу. В ушах шумело. Ямазаки дышал и ждал, когда же пройдет это чувство, что зал вокруг него словно бы пульсирует — сжимаясь и разжимаясь так быстро, что к этим изменениям было не приспособиться.

— Ямазаки? Ты как?

В первое мгновение Ямазаки не узнал голос, с ним как будто заговорили на каком-то иностранном языке, звуки текли искаженные и незнакомые. Ему казалось, он полжизни затратил бы на их расшифровку.

— Что, теперь тебе поплохело? — Хара со смешком поднял его на ноги и усадил на скамью.

«Слишком резко», — из-за нахлынувшего головокружения Ямазаки не рискнул открыть рот.

— Эй? Ты чего? — в веселом голосе Хары зазвучало беспокойство.

Ямазаки попытался что-то сказать, но не смог и просто уткнулся лбом Харе в плечо. Хара дышал, и плечо его едва ощутимо колебалось. Движение с ничтожной амплитудой, но Ямазаки внезапно показалось, как будто и размах расширения-сжатия, который он ощущал до этого, постепенно сходит на нет, подстраиваясь под дыхание Хары.

— Что-то хреново, — наконец выдавил он из себя.

— Ханамия совсем заездил, — не вопросительно, а недовольно сказал Хара.

Ямазаки не хватило сил даже фыркнуть.

— Давай, вставай. Я тебя провожу. Помоешься дома. Фурухаши вон и сумку твою принес из раздевалки.

— Проводишь? — Ямазаки осторожно встал. Голова все еще кружилась, но гораздо меньше, чем прежде. — Может, и сумку мою понесешь?

Хара молча поднял ее и повесил на плечо. Ямазаки казалось, что Хара из-под челки пытливо вглядывается ему в лицо. Он открыл рот, закрыл и прижмурился, пережидая остаточную волну головокружения.

— Идем, — Хара протянул ему спортивную куртку.

* * *

Перед Ямазаки из голубоватых объемных сумерек выступал железный, остро пахнущий столб странной конструкции, похожий на поставленную вертикально рельсу, только в дырах. Несколько выше шло глухое перекрытие. Ямазаки нужно было на него попасть. Он подпрыгнул и неожиданно полетел, чувствуя, как от ужаса сердце проваливается куда-то в пятки заледеневшей шайбой — и проснулся весь дрожащий и в холодном поту.

Кошмар его не был страшным по содержанию, но оказался ужасно жутким по сути. Ямазаки, чувствуя, как часто бьется его оттаявшее сердце, медленно вполз на кухню и выпил подряд два стакана воды По столешнице метались стеклянные отсветы из-за его трясущихся рук.

Ямазаки сел за стол и, решив оседлать адреналиновую волну, принялся вспоминать.

* * *

Вход в подсобку располагался в укромном закутке. Плотная дверь с вставкой из матового ребристого стекла, как в уборных, запах пыли, кожи, металла и пластика. Стеллажи, уставленные коробками, корзины для мячей, стопка матов, сетки для бадминтона и тенниса — ничего необычного. Ямазаки потоптался на свободном пятачке, отчего-то чувствуя себя обманутым, и не полез дальше раскапывать завалы позабытого спортивного снаряжения.

«Но что-то же здесь должно быть», — Ямазаки на это скорей надеялся.

Все, до чего он додумался — подсобка. О ней сказал Фурухаши и ее же упомянул Ханамия. Мама подтвердила, что Ямазаки стал возвращаться на полчаса позже, между тем он совершенно не представлял, с чего бы, ведь ему просто не на что было потратить это время. Кроме того, и вспомнить, куда оно уходило, решительно не получалось.

Ямазаки попробовал, не подставляясь, расспросить первогодок, но где он, а где умение невзначай вытягивать информацию. Первогодки подтвердили, что да, семпай каждый день исчезает на какое-то время под конец тренировки. Нет, никто не в курсе подробностей.

К тому же, Ямазаки знал, баскетболисты Кирисаки Дайичи выдрессированы так, чтобы не задавать вопросов. Все они. И если третий и второй составы просто боялись, основному было плевать, пока каждый выполняет столько, сколько нужно и следует указаниям Ханамии.

— Но теперь, — сказали первогодки, — когда выяснилось, что семпаю вдруг может стать плохо, мы, конечно, будем присматривать за вами.

Ямазаки проклял тот день, в который так хорошо прикрыл Хару. И никакой благодарности взамен.

Фыркнув, он еще раз осмотрел подсобку. Свет тусклым квадратом ложился на пол, высвечивая край матов, все остальное захватили пыльные тени — картина унылого запустения.

«Что мне тут делать?»

Ямазаки напоследок с досадой хлопнул дверью.

* * *

На следующее утро пробуждение Ямазаки вышло еще ужасней, чем после предыдущего кошмара.

Он почему-то очень долго просыпался, медленно выплывая из сна — и словно бы так до конца и не всплыл, покачиваясь у самой поверхности сознания под последним, самым прозрачным, самым текучим слоем тающей дремоты. Не в силах выпутаться из этих тенет и на самом деле не желая этого, Ямазаки поднял одновременно послушную и чудовищно тяжелую руку и положил ее на живот. Его тело так восторженно отозвалось на прикосновение, что Ямазаки вздрогнул, и все стало еще хуже. Он был возбужден до болезненного, свинцового стояка. Вся кожа словно бы превратилась в сплошную эрогенную зону. Любое движение отзывалось дрожащим обжигающим эхом. Ямазаки кончил раньше, чем понял, что с ним происходит, и потом лежал, уставившись в потолок, старался дышать неглубоко и с накатывающим отчаянием представлял, как будет одеваться.

В результате он едва не опоздал и весь день ходил дерганый и раздраженный.

— Температура, что ли? — Хара протянул руку пощупать ему лоб.

Ямазаки шарахнулся от него, как от прокаженного, и под невнятным предлогом сбежал — но не как обычно, в биологический клуб, а в спортивный зал.

Погода стояла хорошая, физкультуру все еще проводили на улице. Зал встретил пустотой и еле уловимым запахом кожи. Шаги Ямазаки разносились гулким эхом. Он, стараясь не высовываться, старым добрым способом вскрыл замок подсобки и просочился внутрь. Казалось, все там было как и вчера. Да чего уж, в эту подсобку словно бы собрались ночевать все прошлые века и навсегда уснули, пыльные, спрятавшись под маты.

Ямазаки открыл сумку, достал ноутбук — и сначала долго-долго возился с установкой камеры, а потом еще его прятал, чтобы не было заметно, и еще — заклеивал мигающий индикатор на панели… Он еле успел к концу перерыва и плюхнулся за свой стол потный, встрепанный и мрачный. И, отмахиваясь от вопросов, единственно о чем мог думать — лишь бы хватило заряда батареи.

* * *

Его хватило едва-едва. Той же ночью, забравшись с ногами в кровать и уставившись в экран ноутбука, Ямазаки тщетно пытался понять: радует это его или все-таки огорчает.

Запись началась очень скучно — с этой самой подсобки. Интернет-камера, доставшаяся Ямазаки от брата, была не слишком хорошей, слегка притормаживала, из-за скудного освещения картинка вышла почти монохромной и, естественно, беззвучной. Очень долго ничего не происходило кроме неподвижности, полутьмы и скудного светового квадрата на полу. Потом, судя по всему, настало время тренировки, Ханамия отпер дверь, первогодки выкатили сетки с мячами, и дверь захлопнулась. Следующий кусок, как и первую часть, Ямазаки, скучая, просматривал на ускоренной перемотке, вернув к нормальной скорости, когда захотел попить, и едва не подавился, увидев на экране себя. Он вошел в подсобку и просто стоял, глядя перед собой.

Ямазаки наклонился, едва не уткнувшись в экран носом. Он этого не помнил. Не помнил, чтобы открывал дверь, чтобы вот так стоял. Что ему вообще понадобилось?

За матовым стеклом кто-то прошел, мелькнула тень, и в зазор под дверью что-то стремительно влетело, какая-то небольшая плоская вещица, стукнулась о кроссовки Ямазаки, и в тот же миг его не стало.

Ямазаки по эту сторону экрана перестал дышать. Мысли у него в голове бестолково запрыгали, натыкаясь одна на другую.

В это время в подсобке, в полной безвоздушной тишине записи, на полу осталась горкой лежать только его баскетбольная форма. Самого Ямазаки нигде не было. За стеклом снова появилась тень, на пол легли очертания растрепанной головы. Пауза, дверь осторожно приоткрылась, и в образовавшуюся щель вкрадчиво и немыслимо ловко для своих размеров — это было заметно даже на тормозящей записи — просочился Хара.

Первой мыслью Ямазаки было: «Хара, беги!»

Хара запер дверь, шагнул, наклонился и запустил руки в форму. Ямазаки зачарованно смотрел, как он выпрямляется, держа… Четыре лапы, достаточно длинное тело, испуганно поджатый хвост. Большой пушистый кот, встопорщив усы, широко открыл пасть, выпуская беззвучное: «Мя».

На записи не рассмотреть было его цвета, но Ямазаки знал, что он рыжий. Огненно-рыжий, рыжий настолько, что, превратись этот кот в человека, его бы шпыняли за цвет волос — сначала в школе, потом в институте, а затем на работе.

Но у Хары, кажется, не было к коту никаких претензий, наоборот. Ямазаки смотрел, как он суетливо и нежно подхватывает кота на руки, и чешет за ухом, и гладит, и бормочет что-то неслышное, и выражение лица у него становится радостным, ласковым и мягким. И никакой челке этого не скрыть — такого Хару, какого Ямазаки никогда не видел.

Ямазаки, оглушенный шумом в ушах и собственным дыханием, смотрел, как Хара льнет к коту, а кот льнет к Харе, влюбленно трется головой о его подбородок, как долго и обстоятельно устраивается у него сначала на руках, а потом — на коленях, когда Хара садится на маты. Как сворачивается уютным калачиком и жмурит глаза.

Ямазаки не слышал этого, но ему казалось, что кот урчит. Сознание самого Ямазаки как будто раздвоилось: он понимал, что он видит, но осознать это, принять он оказался не в состоянии. В определенный момент падения в колодец отрицания он краем сознания с облегчением почти поверил в то, что это очередной кошмар, тягучий и словно бы не страшный, и достаточно просто проснуться.

«Давай, ты все понял, просыпайся!»

Ямазаки крепко ущипнул себя за бедро и зашипел от боли. Он бодрствовал.

Хара на записи все чаще и чаще посматривал на часы. Потом, в определенный момент с большим сожалением встал, подняв кота на руки. Тот открыл глаза и тут же насторожился. Хара последний раз погладил его по спине, так плотно, что Ямазаки словно бы почувствовал прикосновение. По спине его разбежались мурашки.

Хара посадил кота на маты, поднял и встряхнул одежду Ямазаки, аккуратно разложил ее на матах, запустил в нее кота. Тот смотрел на Хару снизу вверх и, кажется, растерянно мяукал. Ямазаки увидел, как Хара горько прикусил губу, приложил палец ко рту в безошибочном призыве к тишине, резко развернулся и вышел за дверь, преувеличенно аккуратно закрыв ее.

Какое-то время на записи ничего не происходило, только время от времени слегка колыхалась футболка, а потом — Ямазаки только успел моргнуть — на матах уже лежал он сам, в сбившейся футболке, перекрученных штанах и босиком.

Ямазаки смотрел, как он замедленно, словно бы механически садится, оправляет одежду, натягивает кое-как кроссовки и сомнамбулически выходит за дверь.
Точно таким же дурманным тягучим движением Ямазаки захлопнул ноутбук.

Всю ночь его мучила бессонница.

* * *

Он стоял и нервничал, потому что совершенно не был готов.

«А вдруг, — думал Ямазаки, — я опять все забуду? Или еще что?»

Он совершенно не помнил ничего, связанного с подсобкой и тридцатью минутами, которые ежедневно терял. Почему он приходил сюда? Его звали? Или как?

Ямазаки неуверенно топтался, прислушиваясь к тому, что происходит в зале. Скрип кроссовок и крики долетали до него глухим шумом с редкими звонкими всплесками отчетливых ругательств.

За дверью мелькнула тень. Ямазаки, затаив дыхание, сделал аккуратный, но достаточно длинный шаг влево. В щель под дверью влетело, закрутившись, что-то светлое и остановилось, стукнувшись о маты.

Ямазаки наклонился, напрягая глаза в тусклом свете. На полу лежал длинный кусочек картона с витым шнурком, продетым в отверстие на одном конце. Красные чернила на картоне не могли определиться: то ли они стилизованное изображение кошки, то ли иероглифы, которые Ямазаки никак не мог распознать.

Ручка вкрадчиво повернулась. Ямазаки, ни о чем не думая, цапнул бумажку за шнурок и бросил ее в Хару, в это самое время проскользнувшего в дверь.

Ямазаки не услышал, а скорей почувствовал упругий хлопок. Раз — и Хара исчез, оставив после себя кучку одежды на полу.

— Ебааать, — ошалело протянул Ямазаки и замолчал, испугавшись собственного голоса.

В одежде на полу началось шевеление. Ямазаки, оглушенный всем происходящим, инстинктивно шарахнулся к ближайшему стеллажу. Из складок светлой футболки, молча, но при этом скрипя когтями, ползло чудовище в облике кота. На Ямазаки уставились два круглых, злобных, лимонно-желтых глаза с вертикальными полосками зрачков. Длинный, удивительно тощий кот на высоких узких лапах раскрыл пасть и зашипел как гадюка, встопорщив клочковатую, непонятного цвета шерсть.

У Ямазаки подломились ноги, и он с размаху плюхнулся на маты.

— Ямазаки-семпай?

Оба — и Ямазаки, и кот — вздрогнули от неожиданного стука в дверь. Кот захлопнул пасть, прижал уши и испуганно заозирался, мгновенно утратив большую часть прежней инфернальной жути.

— Ямазаки-семпай, вам плохо?

Кот, поджав хвост, стремительно юркнул за ближайшую коробку, похожий в движении на слишком крупную жуткую крысу.

— Я… Я да, то есть мне нет, — Ямазаки в одно движение сгреб одежду Хары и запулил ее куда-то за спину, едва успев снова плюхнутся на маты, когда дверь приоткрылась: Хара не успел ее запереть.

Ямазаки не нужно было изображать нездоровье — он в самом деле неважно себя чувствовал. Лицо горело, сердце билось как заполошное, его, кажется, даже слегка подташнивало.

— Ямазаки-семпай, может быть, вам к медсестре?

Первогодки жадно осматривались. Один нерешительно подошел к Ямазаки.

— Мне надо посидеть. Полежать. Простите.

Ямазаки дрожащей рукой отер лоб.

— Может, водички? — они не заметили ничего подозрительного, и участие их стало словно бы искренней.

— Да!

Ямазаки схватил бутылку и практически в пару глотков выхлебал ее на две трети. Кажется, новичков это окончательно убедило в недомогании Ямазаки.

— Если станет совсем плохо, я дойду до медпункта, туда вроде бы Хара пошел.

Новички все еще нерешительно топтались, втроем словно бы заняв все свободное пространство.

— Идите, идите. Скоро пройдет. Я покажусь медсестре. И уборку закончу, — Ямазаки уже и не знал, как их выставить.

От последнего они мигом повеселели, заблагодарили и, наконец, вымелись. Ямазаки, встав на ноги разве что раза с третьего, доковылял до двери, запер ее и снова упал на маты.

Под стеллажом зажглись два хищных круглых глаза. Кот, неуклюже повозив лапами, выполз из укрытия и бочком-бочком подобрался к Ямазаки. Потрогал его лапой за ногу.

— Мудак ты, — буркнул Ямазаки, — что человек мудак, что кот.

Кот мяукнул так довольно, словно Ямазаки его похвалил. Заполз на него, тяжело и небрежно наступая на ноги и на живот.

— Ай, ой, когти-то втяни, — громким шепотом рявкнул Ямазаки.

Кот отозвался басовитым урчанием, сладострастно прижмурил глаза и только глубже вонзил когти в Ямазаки.

— Ах ты ж… — Ямазаки занес руку.

Кот топтался у него по животу, урча и перебирая лапами. Ямазаки нерешительно завис, а потом опустил ладонь на голову с парой широко расставленных ушей с острыми кончиками. Кот, как будто только этого и ждал, тепло толкнулся головой ему в руку.

— Хара, — шепотом позвал Ямазаки.

Кот на мгновение замолчал, широко раскрыв ясные глаза, пытливо посмотрел на Ямазаки, а потом, грациозно выгнувшись, как это умеют только кошки, приник к нему теплым гибким телом, вибрирующим от урчания.

Ямазаки вдруг стало трудно дышать. Он лежал, смотрел в потолок, бездумно гладя кота, и осознание всего случившегося медленно и плавно укладывалось в нем вместе с теплом и видением Хары, полупрозрачным коконом окружившим кота у Ямазаки на животе.

Полчаса промелькнули незаметно.

К тому времени, как Хара во плоти в самом деле вытянулся на Ямазаки, сразу же прижав ему руки, так, что не дернуться, Ямазаки уже горел от возбуждения.

— Ну, рассказывай, — глухо предложил Ямазаки. — Иначе…

— Иначе что? — шепнул Хара.

— Я откушу тебе нос, — посулил Ямазаки.

Хара, проблеском улыбнувшись той самой, невыносимой, ласковой улыбкой с записи, положил голову Ямазаки на плечо. Волосы — такого же неопределенного грязноватого оттенка, что и шерсть у кота — щекотали Ямазаки шею.

— У меня бабушка — в прошлом мико. И вот она на восемнадцать лет сделала мне подарок. У меня аллергия на шерсть, а мне хотелось кошку.

— И сколько тебе тогда было?

Хара хмыкнул, его теплое дыхание коснулось уха Ямазаки.

— Семь лет.

— Замечательная бабушка, — заметил Ямазаки со всем возможным ехидством.

— Лучше всех, — судя по голосу, Хара улыбался. — Она всегда умела делать своевременные подарки.

— Что с твоими волосами?

— А. — Хара помолчал. — Я так понял, после превращения возвращаешься в исходное состояние. Совсем исходное.

— Это мне теперь заново все пломбы ставить? — помолчав, уточнил Ямазаки.

— Скорей, теперь пломбы тебе совсем не нужны.

— Почему я ничего не помню?

— Не знаю. Все — бабулин свиток. Наверное, теперь будешь.

Минуту они слушали тишину и ленивую беготню в зале.

— Почему я? — Хара оказался тяжелым, Ямазаки становилось все труднее дышать.

— Вообще — потому что волшебная шерсть не вызывает аллергии. В остальном… Ну ты же охуенный котик, Ямазаки, — вкрадчиво шепнул Хара. — Рыжий-рыжий, пушистый, теплый. Ласковый.

Ямазаки показалось, у него вспыхнули даже пятки. Даже лодыжки покраснели.

— Что ты врешь? — буркнул он. — Когда это я был…

Ямазаки осекся, вспомнив то томное утро, в которое кончил, не прикасаясь к себе.

— А что мы не поделили, когда у меня футболка порвалась?

Ямазаки задал вопрос почти машинально. В его голове как будто рухнула какая-то плотина или открылся сейф: до него в полной мере дошло понимание, что ежедневно, по полчаса, Хара гладил его. Хара гладил его целиком, его тело, становившееся в длину, если считать без хвоста, короче руки Хары, размером, пожалуй, с две его ладони. И этими ладонями Хара гладил его от макушки до пяток. Ямазаки закрыл глаза, но и так ему казалось, словно он стоит, повернувшись лицом к высоченному горячему костру.

Вместо ответа Хара поцеловал его.

— Ямазаки-семпай? — в дверь робко поскреблись. — Как вы?

С Ямазаки было очень плохо. С Ямазаки было хорошо. Он лежал, задыхаясь, на боку, на матах, и Хара размеренно и сильно дрочил ему, водя губами по шее. Ямазаки переполняла густая истома, щеки горели, глаза, ничего не различающие, закрывались сами собой. Губы обметало от поцелуев и горячего дыхания. Ямазаки на самом деле очень понравилось целоваться. Он не мог стонать, все его стоны моментально вырождались в едва слышные протяжные звуки, еле отличимые от дыхания, но на каждый Хара сладко вздрагивал у него за спиной и плотнее прижимался натянутым как струна телом.

В дверь постучались чуть громче. Ямазаки, сглотнув очередной недо-стон, попытался неслышно прокашляться, не уверенный, что голос его прозвучит достаточно убедительно.

— Все хорошо, — сказал он весьма уверенно и твердо. — Идите. Со мной все в порядке.

«О, Ямазаки», — ехидно и нежно выдохнул Хара ему в ухо, и на мгновение виски Ямазаки пронзила словно бы жестокая боль: белоснежная и яркая, она рухнула перед его глазами, как занавес, и стала вдруг такой невозможно острой, такой приторной и желанной, что он едва не закричал, на глубокий миг совершенно потерявшись в ней. Хара сорванно стонал ему в шею.

— Они ушли.

Ямазаки лежал, согнув ноги в коленях, и не представлял себе, как это — вот сейчас сделать хоть что-нибудь, неважно что.

— Надо идти. И уборка на нас.

— Скажи, — перебил его Ямазаки, чтобы оттянуть неизбежное, — почему ты без жвачки?

— Потому что один рыжий кот шарахался, когда от меня пахло мятой. Давай, вставай. Тебе еще отыскивать мою одежду.

Ямазаки, закрыв глаза, протестующе замычал.

— А потом нам приводить себя в порядок, умываться, домой…

— Не хочу, — Ямазаки перевернулся на другой бок и уткнулся Харе в шею. — Я котик, и я хочу жрать и спать.

Хара, помедлив, почесал его за ухом.

— Сейчас, — Ямазаки досадливо вздохнул. — Ладно уж.

— А я, так и быть, сложу мячи и дотащу тебя до дома.

— И бабушкин подарок возьми, — добавил Ямазаки.

— Возьму, — в голосе Хары светилась чистая, ничем не замутненная нежность. — Еще пригодится.

* * *

— Что за печальное зрелище, — сказал Ханамия, опускаясь на скамью, — твои сокомандники, праздно влачащие дни свои.

Ямазаки сидел на полу, старательно демонстрируя царственное равнодушие, пока Хара, пытаясь делать это незаметно, осторожно и медленно почесывал ему затылок.

— Не дни, а перерывчик в десять минут, — уточнил Ямазаки, с сожалением чувствуя, как Хара, стараясь не делать резких движений, медленно убирает руку.

— Ладно, мы поняли, — Хара откинулся на вытянутые руки и беспечно лопнул пузырь жвачки. — Десять кругов?

— Пожалуй, одиннадцать, — Ханамия посмотрел очень внимательно.

— Ну капитан. Перечишь — плохо, соглашаешься — плохо…

— И еще четыре сверху для полного счета, — Ханамия, ухмыльнувшись, щелкнул пальцами и отошел.

— М-да, — пробормотал Ямазаки, — боюсь представить, сколько этот маньяк сам бегает.

— Ну, как минимум, в разы больше, чем эти.

«Эти», первогодки, слишком медленно, на вкус Ямазаки, пробежали мимо кучной толпой.

— …Подсобка, — долетело до Ямазаки.

Тот первогодка, который предложил ему в свое время воды, пялился и улыбался весьма глумливо.

Когда он в следующий раз пробегал мимо, Ямазаки ловко поставил ему подножку и тут же убрал ногу, делая вид, что он ни при чем. Первогодка с воплем пропахал пол локтем.

— Больно? — с притворным сочувствием спросил Хара.

Первогодка, зажав локоть, смотрел на него с заново просыпающимся во взгляде страхом.

— Проводить в медпункт?

— Нет-нет, я сам, — забормотал первогодка и ушел в сопровождении друзей.

— М-да, — Ямазаки подставил голову, и Хара снова начал незаметно и осторожно ее почесывать. — Вот такие мы в Кирисаки Дайичи котики.

Хара, кажется, улыбнулся и вкрадчиво сказал: «Мур».

@темы: фанфик, Августовский фестиваль: Хара Казуя

---

[kuroko-no-fest]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Работа #4

[kuroko-no-fest]

Название: Косплей
Автор:  kuroko-no-author
Пейринг/персонажи: Хара Казуя, Фурихата Коки
Выпавший в лотерее персонаж: Фурихата Коки
Тип: джен
Рейтинг: PG
Жанр: юмор
Дисклеймер: все принадлежит Фуджимаки Тадатоши
Примечания: полноразмер откроется по клику в новой вкладке

Работа была нарисована для августовского фестиваля

смотреть дальше

@темы: арт, Августовский фестиваль: Хара Казуя

---

Работа #3

[kuroko-no-fest]

Название: Ключ в раздевалке
Автор:  kuroko-no-author
Пейринг/персонажи: Мидорима, Такао
Выпавший персонаж в лотерее: Кимура Шинске
Тип: слэш
Рейтинг: PG-13
Жанр: повседневность
Размер: 737 слов
Саммари: Кимура ещё бы долго подозревал, если бы не забыл ключи
Дисклеймер: Все права у создателя манги, я только балуюсь

Работа была написана для августовского фестиваля

О том, что между Мидоримой и Такао что-то есть, Кимура заподозрил уже давно. Слишком уж они близки, да и... Надо признать, Такао больше всех влияет на Мидориму, хотя тот, кажется, вообще неуправляемым и непрошибаемым.
Но заподозрить - одно, а вот знать - совсем другое.
Подозревать можно что угодно, вплоть до инопланетного происхождения Мидоримы. Зря что ли он так тянется ко всем этим звёздам со своими гороскопами и талисманами.
Кимура, как может, гонит прочь из мыслей подозрения и домыслы. Одёргивает себя, когда при очередном взгляде на паясничающего рядом с Мидоримой Такао, неожиданно начинает искать признаки, вероятно даже не существующих, интимных отношений.
Ну глупо же! Словно он маленькая девочка перечитавшая манги. Будто ему заняться нечем!
И Кимура занимается. Баскетболом, уроками. Сбором данных...
Глупость о чужих возможных отношениях никак не желает выветриваться из головы.
Тем более, когда Кимура видит с какой жадностью Такао смотрит на пьющего Мидориму.
Кимура даже оглядывается на остальных, но они ведут себя как ни в чём не бывало и, похоже, совершено ничего не замечают.
Но как можно не видеть этого голода в чужом взгляде устремлённом на их асса?
Нет, Кимуру не волнуют чужие отношения. Будь Такао с Мидоримой хоть трижды геями, он бы не поморщился и руку бы протянул, и из бутылки отпить бы дал. Но... Отношения в команде... Не зря же команды делят на мужские и женские.
Игрокам нельзя отвлекаться. Да и... А вдруг они поссорятся и что тогда? Не будут друг другу пасовать? Откажутся играть вместе?
Кимура обречённо мотает головой, пытаясь выгнать из неё непрошенные мысли.
Чего-то он вообще не туда ушёл. Какая ссора? Какие вообще отношения? Может Такао просто пить хочет, а свою воду уже выдул давно, водохлёб несчастный!
Кимура подходит к скамейке, на которой лежит его сумка, и подхватив бутылку кидает в сторону Такао с окриком:
- Такао, лови!
Такао и ловит. Рефлексы у него на уровне.
Растерянный взгляд блуждает от бутылки к нему, Кимуре, и обратно, а потом чужие губы наконец-то размыкаются и Такао скалится выдавая:
- Спасибо, семпай, но у меня своя есть!
Бутылка снова отправляется в полёт и Кимура ловит её не в пример хуже Такао. Отвлёкся на очередной поток мыслей.
К чёрту всё!
Ему кажется. Всё кажется. Да и не будет никаких ссор и разладов в команде. С Мидоримой и так не сладко, а значит хуже быть не может.
Такао вон наоборот Мидориму очеловечивает потихоньку.
Хороший друг.
«Да, друг» - мысленно сам себе кивает Кимура и уходит в сторону раздевалки. Всё равно он со своими навязчивыми мыслями сейчас нормально тренироваться не может.

Нет. Не просто друг.
Понимает Кимура забывший однажды в раздевалке ключи и вернувшийся за ними.
Он бы не пошёл, не будь это так важно. Ведь они будут нужны уже завтра утром.
То, что Мидорима с Такао остаются после тренировок - это всем известный факт. Мидорима тот ещё маньяк и отрабатывает броски до последнего. Но, то что этот маньяк может вытворять такое, не знал пожалуй никто... Кроме Такао.
Когда Кимура входит в зал, там непривычно пусто и темно. Это должно было бы насторожить, но он торопится и просто идёт дальше.
Ну подумаешь пусто и выключен свет. Закончили пораньше и ушли в раздевалку собираться.
Ушли.
Но, скорее, раздеваться.
Кимура замирает на пороге раздевалки. Он словно каменеет, не в силах сдвинуться с места и вынужденный во все глаза смотреть на разворачивающееся перед ним действо.
Их мелкий соколёнок прижимает к шкафчикам лягушонка-переростка и тот явно не сопротивляется.
Можно, конечно, предположить, что лежащие на плечах Такао ладони пытаются оттолкнуть, но... Кимура видит, как сильно сжимаются длинные пальцы и это больше похоже на попытку удержаться, нежели отстраниться.
Кимура непроизвольно сглатывает, когда видит где находятся руки Такао, и наконец-то отмирает, получая возможность отступить обратно в спортивный зал.
Смотреть на то, как Такао жадно шарит руками под чужой одеждой, одновременно с этим явно пытаясь стянуть с Мидоримы спортивные шорты как-то выше его сил.
Кимуре и так-то кажется, что он увидел слишком много...
От воспоминаний об увиденном, снова начинают гореть уши и почему-то шея.
Нет-нет-нет. Он этого не видел. Он этого не будет помнить.
Ну не хочет он помнить, как Мидорима запрокидывал голову, позволяя Такао целовать беззащитную шею и прикусывать кадык. И как звучал его протяжный стон, тоже не хочет помнить!
Ему вообще хочется стереть из памяти последние минут десять.
Не видел. Не слышал. Не знает.
Порой неведение гораздо лучше вот такого вот... знания.
Хотя с другой стороны... Теперь точно известно, что между Мидоримой и Такао отнюдь не близкая дружба.
- Вот чёрт! - Кимура обречённо стонет.
Ключ из раздевалки он так и не забрал.

@темы: фанфик, Августовский фестиваль: Такао Казунари

---

Работа #3

[kuroko-no-fest]

Название: Raised on Rock
Автор: kuroko-no-author
Пейринг/персонажи: Хара Казуя/Сето Кентаро, Имаеши Шоичи/Момои Сацуки
Выпавший в лотерее персонаж: Момои Сацуки
Тип: арт
Рейтинг: G
Дисклеймер: отказываюсь
Исходники: скорпион полностью срисован с этого.
Предупреждения: 1) ООС, АУ, постканон; 2) авторские фаноны
Примечания: 1) Странная компания возвращается с рок-концерта.
2) Полноразмер откроется в новом окне.

Работа была нарисована на августовский фестиваль

смотреть дальше

@темы: арт, Августовский фестиваль: Хара Казуя

---

Работа #2

[kuroko-no-fest]

Название: Еще по одной
Автор: kuroko-no-author
Пейринг/персонажи: Ханамия Макото/Айда Рико,

спойлер

Хара Казуя/Ямазаки Хироши
Выпавший в лотерее персонаж: Айда Рико
Тип: гет, преслэш
Рейтинг: PG
Жанр: романс
Размер: 2100
Саммари: "Пока ты прохлаждался на своем Хоккайдо, тут случилось столько всего..."
Дисклеймер: автор не извлекает коммерческой выгоды из данного произведения; все права на "Баскетбол Куроко" принадлежат его автору.
Предупреждения: поток сознания


В общем, дело было как-то так.

Пока ты прохлаждался на своем Хоккайдо и даже ни разу не всплыл в скайпе, мне досталось под командование пять кафешек. Ну да, где-то под финиш третьего курса все это началось. Папаша с чего-то решил, что третий курс — самое время. Наверно, его достало, что я домашнего задания не делаю, а только барабаню себе по клубам и, между прочим, стадионам даже пару раз. Я тебе приглашение присылал, скотина ты. Оба раза. Да, я злопамятный. Ах, пароль от почты просрал? Ну тогда конечно, верю-верю.
Да, так вот. Кафешки кафешками, но барабанить я, понятно, не перестал. Папаша был озадачен. Что ты ржешь? Ты представляешь себе его лицо: “Казуя, когда же ты успеваешь учиться?” Вот, вижу, представляешь. Так и было. Можно подумать, в его времена в универе кто-то учился, а не балду пинал. Тем более на филфаке.

И вот, понимаешь, я с утра на пару лекций, потом кафешки обходить, потом еще в баскет попрыгать — и прикинь, щас твоя харя как минимум оскорбительное выражение имеет. Моя команда, между прочим, два года первенство держала среди токийских универов. Потом-то я ушел, не до грибов стало. Ушел, я говорю, а не Поколение Чудес разыгралось! Эй, ты ржешь или слушаешь?!

Ну вот, а по вечерам три раза в неделю я с группой играл. Когда клуб, когда… ну, клуб. Стадион — это все-таки редко. Мы группа такая, не первого ряда. Чтоб ты понимал, я ж не Фил Коллинз и не Роджер Тейлор. Я так, просто барабанщик. Не плохой, но и не такой, чтобы девки сцену трусами забрасывали. Вот басист у нас был… м-м-м… Как риф возьмет, так прям как будто за яйца взял и так это… нежно… ну, ты знаешь. Что — нет?! Ты чо, ты девственник до сих пор?! А если нет, чего краснеешь, как целка при виде хуя? Ах… не выражаться в твоем присутствии? Слышь, твое Хоккайдо тебе чего-то отморозило, не иначе. Не выражаться, во как!

Ладно. Я того, литературно буду. Попытаюсь. После третьего-то пива.

Стало быть, я стучу, басист — это самое… да-да, вот это самое, заметь, я вообще ничего еще не сказал, а тобой уже опять поезду сигналить можно, чтоб встал как вкопанный. Играет басист! На басу! А вокалист поет, ага. А у нас клавишник еще был, прикинь. Короче, увеселяем публику. А публика-то какая, ты ж понимаешь, все больше знакомые, которым по флаеру то вход халявный, то бухло в полцены. И вот Ханамия ходил к нам. Не каждый раз, понятно, но раз в пару месяцев заглядывал. Не, он музыку не любил и не любит до сих пор, разве что какую-нибудь очень классику. Прям представляю, как он под гагаку дрочил. Его тема. Согласен? Вот то-то. Но меня поддержать приходил, настоящий чувак, не то что ты. Не, ну я понимаю, с Хоккайдо не налетаешься, но разочек-то в год? А? А? Скотина ты потому что, и не оправдывайся.

Но на самом деле Ханамия, конечно, к нам ходил не за музыкой, а девок клеить. В смысле, как клеить… Ты ж помнишь — ты хоть это помнишь? — он все больше дур любил. То есть не дур, а так, дурочек. Полноценную дуру его овер-Сето интеллект бы не выдержал. Между прочим, никто так никогда и не добился, сколько у него цифирка-то айкью. Один Сето знал, но он как рыба. Снулая. Вот, значит, клеил он дурочек, и снова же как клеил: не в том смысле, чтобы потом в отель и выебать, а в том, чтобы она размякнет — а он ей какую-нибудь гадость как ляпнет нежным таким голоском. Она и обтекает, а ему в кайф. Или еще веселее: он скажет, а она не поймет, сидит и хлопает ресницами наклеенными. Все ржут, даже мы на сцене ржем, если слышали, а она… ну, дура, что тут скажешь.

Через пару лет такого авангардизма я, признаться, начал думать, что Ханамия у нас питает страсть исключительно к своему семпаю, который со средней школы. Помнишь, очкастый такой, в Тоо капитаном был, нас на год старше? Не помнишь? Повезло. Сука такая лисообразная, он с Ханамией при мне болтал несколько раз. Бля, я реально думал, что Ханамия в него по уши. Ну вспомни! Это Ханамия про него говорил, что в покер играть бы с ним не сел. Вот! Вот! Ты прикинь, да, он бы про кого вообще еще сказанул бы такое? Это ж расписаться, что весь его умище тут пасует. Не, серьезно? Ты тогда еще думал, что Ханамия влюбился? Ну ты ваще…

Но, короче, нет. То есть, может, и да, но нет. В смысле, чисто платонически. Кстати, давай еще по одной? Не-а, не хватит. И тебе не хватит, вон глаза трезвые совсем.

Так я к чему веду-то. Раз мы играли в каком-то клубешнике на краю галактики, с тремя пересадками ехать, чистенько, но бедненько, такое все. И Ханамия чего-то заскучал и с нами увязался. Он тогда вообще скучал все время. Баскет-то он же бросил, универ у него самый распонтастый, Тодай, что ли, или Васэда, а ты ж понимаешь — Ханамия и понты, у него же аллергия. Ему надо сразу всех мордой в грязь натыкать, чтоб не мнили о себе. Но когда команда на команду — это можно, а когда один Ханамия на целый здоровенный универ — это хуйня выходит какая-то. И он такой скис, стал пропускать, даже пару хвостов набрал… да не вру, зуб даю, Сето спроси! В общем, он поперся с нами, и глянулась ему девка там какая-то, такой цветочек, как будто в клуб первый раз в жизни явилась. Сидела одна, скучала тоже. Он и подсел.

У нас как раз перерыв был, и я только сесть к ним собрался, как смотрю — у Ханамии то самое его лицо, как когда он щас скажет гадость. Я даже пожалел, что не успеваю, но ладно, думаю, он сам перескажет, потом, если шутка удачная получится, он же любит, чтоб его оценили.

Он рот открывает, говорит, девка на него смотрит — и вдруг н-на ему по морде тарелкой! Слышь, я клянусь. Тарелкой, не рукой! Там еще какой-то соус оставался… Встала и ушла. Спокойно так, прям как будто она тут как минимум хозяйка клуба.
Я подбегаю, Ханамия сидит, соус с волос стекает, глазки стеклянные. Говорю: чо это было?! Говорю: эй, кэп, да тебе свезло, что тарелка пластиковая. Потому что реально она его со всей дури отоварила, таким замахом данк забить можно.
А он сидит и лыбиться начинает, и морда такая счастливая-счастливая.

Тут я понял, что все, семпай его может курить в углу, перемкнуло у Ханамии в башке. Вот прикинь, у людей заезды бывают, а? Кому мордочку симпатичную, кому жопу упругую, а Ханамии — чтобы ему на его выебоны адекватно ответили. Не, ну это Ханамия, чего ты хочешь? Мы с тобой нормальные люди… а я говорю, нормальные… тебе вот какие нравятся? Высокие? Мне тоже… может, чтоб меня чуть пониже, ага. Ну, вот это все. Глаза там, голос… а Ханамии — родственную душу. Давай еще по одной. За родственные души.

Короче, я не знаю, как там Ханамия вертелся и что делал, но на следующий наш концерт они вдвоем пришли. Она такая малость охуевшая, а Ханамия тоже такой малость охуевший, только она он удивления, а он от счастья. Я тебе скажу, влюбленный Ханамия — это такое зрелище… может, оно и хорошо, что ты нас игнорил и этого не видел. Ты б потолок пробил на тяге от пылающей жопы. Ха! Ты Ханамию обожал в школе! А тут он выглядел… да что там: идиотом. Типичным таким, обыкновенным влюбленным идиотом. А теперь крепко сидишь? Точно? А ты поерзай. А я не шучу, поерзай, а то мало ли. Уверен? Не упадешь? Фу драться! Готов? Девка знаешь кто? Айда Рико!!!
...что, и Айду не помнишь?

Слушай, я сейчас вот по-серьезному уже обижусь. Ты, что ли, вообще на нас хуй положил? Ты ж нихуя не помнишь! Айда же! Тренерша Сейрин! После которых Ханамия баскет бросил! Ну?! Такая стриженая, с заколкой вместо брови. Такая, тощая. Ну-у?! Во. Да, та команда, где Железное Сердце был. Их тренерша, да.

Да, прикинь. Снарядила Ханамии по морде тарелкой.

Да, в нее влюбился. Прям с первой же тарелки. Скажи, пиздец? И нет, красивее не стала. Такая же тощая и злющая. Вот ты бы на такую глаз положил? Светлые, говоришь, волосы нравятся? Тоже дело хорошее. Мне, по идее, еще нравится, чтоб было за что подержаться. Ну, сиськи — это у нас, конечно, штука редкая, но хоть жопа… Да, я знаю, что это колено. Вот чтоб жопа была крепкая, как твое колено.
Нет, у меня нет фиксации на жопах! Просто к слову пришлось. Нахуй иди, шутник, дай досказать, сам спросил же.

В общем, они стали на концерты наши ходить, не каждый раз, так через раз. Ну, Ханамия — он весь репертуар наизусть уже знал, так что не слушал, а Айда слушала, даже танцевала. А Ханамия страшно ревновал, между прочим, когда она с кем-то танцевала, не с ним, а сам-то он вообще никогда. Для идиотов же занятие, ну. Она над ним смеялась.

Не вру.

Чем хочешь поклянусь, не вру. Смеялась. А он прощал. И вид у него был самый что ни на есть идиотский.

Она ему на Валентина шоколад подарила. Чего-то у нее было, семинар, что ли, короче, в клуб она не пришла, а он пришел с шоколадкой. Полкило горькой дряни, как он всегда любил, в форме сердца, только не сердечка, а сердца. Ну, этого, анатомического. Хвастался. А потом откусил. Жует, жует, и тут его как догнало! Бля, какое у него лицо было, это неописуемый пиздец! Слушай, он жевал и плакал! И перекашивался весь! Она ему туда перца насыпала по массе больше, чем какао! И не просто перца, а какого-то из этих… ебанеро-залупеньо… Я не ругаюсь. Я тащусь. Ну реально, ты так краснеешь от всяких плохих словечек, это ж невозможно не сморозить. Ты вообще понимаешь, что расово верный японец так не должен краснеть? Вообще, ты откуда такой взялся, ну ладно рыжий, это у тебя бабка с айном согрешила, а глаза? Ты ж “половинка”, ты хафу! Хафу-хафу-хафу-хафухафухафуха… Фуха. Типичная фуха. Так и буду звать. Нет, я не нажрался. Спорим? Спорим, я… я тебя на руках вот пронесу по прямой отсюда до стойки. Не дергайся! Фуха! Бля! Это не я пьяный, это ты брыкался, потому и упали. Ты ж тяжелый, ты знаешь? Булки с молоком небось жрал там на Хоккайдо. Вон рожу наел какую. Щеки как жопа. Нет у меня фиксации на жопе! А ты даже не написал ни разу. Что, логин от скайпа тоже проебал?! А фейсбук? Как не заводил? А я на чей подписан?! А, бля, это я на Кагами подписался… а он тоже почти рыжий, ну. Скучно же без рыжего в интерьере.

Ханамия? Ну сожрал он это сердце. Пива литра три выдул. Я потом его на руках домой волок. Я ж говорю, что могу! Да не сильно ты тяжелее. Фуха. Чего дерешься?!

А потом они чего-то посрались с Айдой, да сильно, недели две врозь ходили, рожи кислые у обоих, как посмотришь, так прям все сводит. Ну и Айда в конце концов тоже нажралась как не знаю что, вот как ты щас. Нет, хуже. Ты блевать еще не бежишь. А она добежать не успела. Я ее в коридоре нашел перед сортиром. Грустное вообще зрелище. Глаза несчастные такие, мне аж не по себе стало. Думаю, вот сейчас встанет, пойдет да и повесится в этом самом сортире, и что мы владельцам клуба скажем? “Поклонница группы такой-то не выдержала душевного напряжения и покончила с собой прямо во время концерта”, прикинь заголовок? Это ж пиздец, и не докажешь, что она не на нас моталась, а к своему парню, который одноклассник ударника… В общем, я ее не руки — и на выход, а тут Ханамия навстречу, тоже несчастный, как О-Ива при жизни. Увидел нас — и тут же стал как та О-Ива после смерти, хання как есть: оскал до ушей, глаза горят, рогов только не хватает. Я чуть Айду не уронил, думаю, все, щас закопает прямо в бетон голыми руками обоих.

И Ханамия такой: “Рико! Рико, отвечай, ты выйдешь за меня замуж?!” А она у меня на руках висит и голосом полудохлой землеройки отвечает: “Выйду!” Ну бля, думаю, кабуки во весь рост. И Ханамии, главное, Айду не отдашь, потому что он тоже в стельку! Так и нес до такси: впереди Ханамия вышагивает, жених сраный, сложным зигзагом, а сзади я с невестой на руках дурак дураком. Что ты ржешь?! Фуха! А скажи, пиздатое словечко получилось. Не дерись, мне держаться за что-то надо. Я знаю, что это твоя коленка! Тебе коленки для меня жалко?! Ты пять лет, сука, просидел молча на своем ебаном Хоккайдо! А теперь коленку жалеешь! Ты вообще представляешь, как я скучал, пока эти двое тут женихались целый год! Я ж не на жопу твою посягаю, фуха ты рыжая, я за коленку держусь…

...что значит жопу тоже не жалко?..

Для меня?..

Бля…

Теперь-то. Что. Ты. Ржешь?!

Сука, ты что, трезвый?

А поцеловать не слабо?

М-м-м… бля… а еще…

Чего Ханамия? А… да они поженились на той неделе. Тебе приглашение присылали, между прочим, я точно знаю, я сам надписывал, а ты…

Слушай, иди нахуй, оправдываться он будет, каминаут, хуйня всякая… Потом расскажешь, когда я протрезвею, давай целоваться. Или скажешь, что мне все спьяну примерещилось. Пять лет, сука ты, пять лет… Давай же, Ямазакииии...

@темы: фанфик, Августовский фестиваль: Хара Казуя

---

Работа #1

[kuroko-no-fest]

Название: Большая и чистая
Автор: kuroko-no-author
Пейринг/персонажи: Имаеши Шоичи/Касамацу Юкио, а также: Имаеши Шоичи/Киеши Теппей, Имаеши Шоичи/Хара Казуя, Имаеши Шоичи/разные ОМП, Хара Казуя/ОЖП, Киеши Теппей/Ханамия Макото
Выпавший в лотерее персонаж: Киеши Теппей
Тип: слэш
Рейтинг: PG-13
Жанр: романс
Размер: 7000 слов
Саммари: кто-то ждет большую и чистую любовь, кто-то ищет, а на кого-то она падает.
Дисклеймер: все принадлежит Фуджимаки.
Предупреждения: Имаеши не блядь!

Работа была написана для августовского фестиваля

Имаеши ничего не делал просто, словно сама идея простоты была ему недоступна. Например, он ни разу не попросил у Касамацу номер телефона — а между тем Касамацу бы дал, потому что а почему бы и нет? — и тем не менее заполучил его. Когда он позвонил в первый раз, Касамацу его прямо спросил:

— Откуда у тебя мой номер?

Имаеши с удовольствием рассмеялся.

— Ммм, Касамацу-кун, я предпочел бы не сдавать свои источники…

— Зачем они тебе, если можно просто попросить? — спросил Касамацу. В трубке образовалось молчание, а потом Имаеши предложил неожиданно:

— Касамацу-кун, как насчет сыграть один на один?

«Один на один» тоже оказалось не просто так. Имаеши хотел сыграть на желание. Касамацу пожал плечами, согласился и проиграл — не то чтобы в выматывающей борьбе: временами он даже не старался. Никаких особенных желаний, для удовлетворения которых требовался Имаеши, у него не было, зато было любопытно.

— Касамацу-кун, — начал он, и Касамацу подумал, что нет, все же одно желание у него есть — чтобы Имаеши избавился уже от хонорифика, потому что тот в его исполнении звучал как издевательство. — Давай квартиру вместе снимем.

— Давай, — согласился Касамацу, и Имаеши заморгал. Зрелище оказалось удивительно завлекательным, Касамацу еле удержался от улыбки. Он, в общем-то, и сам подумывал о съеме отдельного жилья, потому что учиться в университете, существуя в одном доме с младшими братьями, оказалось невозможно. Имаеши был вполне подходящей кандидатурой. И что ему стоило просто спросить?

С поиском жилья сложилось быстро, а вот насчет кандидатуры, как выяснилось, Касамацу ошибся. Нет, Имаеши не закатывал вечеринок и не водил девиц, это было бы слишком просто.

Он водил парней.

Разумеется, это происходило не каждый день и даже не каждую неделю, Имаеши не устраивал разнузданных оргий и вообще явно старался не мозолить Касамацу глаза своими приятелями, а если вдруг им случалось пересекаться, то никаких прилюдных выражений привязанности Касамацу не наблюдал. Он бы, может, даже и не понял, в каком статусе наведываются к Имаеши гости, если бы не характерные звуки. Все же стены в их квартирке были очень тонкие, места мало, слышимость отличная, и даже то, что между их спальнями располагалась гостиная, не спасало.

В первый раз, помнится, Касамацу так оторопел, что даже не сразу понял, что именно слышит. Решил даже, что Имаеши включил порнуху — хотя как-то образ Имаеши совершенно не вязался с человеком, который мог бы пригласить друга и вместе смотреть порно. С другой стороны, на человека, который приглашает кого-то, чтобы потрахаться… да и вообще трахается… Касамацу понял, что от мыслей в этом направлении у него заломило виски, и поспешно нацепил наушники.

Он, разумеется, ничего Имаеши не сказал наутро, но тот, кажется, сам все понял по выражению лица.

— Шумел, да? — он улыбнулся шире и почесал затылок, явно смущенный. — Прости, пожалуйста. Постараюсь вести себя потише.

И он выполнил обещание, только вот это не сильно помогло, потому что визитеры все равно приходили, а Касамацу теперь и безо всяких звуков знал, что происходит. Кроме того, некоторые из этих визитеров оказались вдруг знакомыми.

Первым знакомым стал парень из Кирисаки Дайичи, тот, что безостановочно жевал жвачку и вечно занавешивал глаза челкой. Он, в отличие от других визитеров, вел себя нагловато — попытался облапать Имаеши прямо в прихожей как раз в тот момент, когда Касамацу вышел навстречу.

— Хара, — в голосе Имаеши, таком негромком и даже ласковом, угрозы тем не менее было столько, что Хара немедленно вытянулся едва ли не по швам, а у Касамацу по спине пробежал холодок. — И жвачку выброси, — добавил Имаеши. — В мусор, а не куда попало.

— Ну что ты, семпай капитана, — радостно оскалился Хара. — Я никогда в жизни…

— И помолчи, — неожиданно даже для самого себя добавил Касамацу. Хара смолк немедленно, стрельнув в него взглядом — если судить по повороту головы, потому что глаз видно по-прежнему не было, а Имаеши фыркнул и, кивнув Касамацу, потащил Хару в спальню.

Все это совершенно не тянуло на романтические свидания — не только общение с Харой, но и то, что Касамацу наблюдал до него, — но, видимо, таковы были желания Имаеши. В конце концов, не богатых же мужиков или дам он домой водил, ничего такого, что позволило бы заподозрить, что он так, например, зарабатывает. Такие же студенты, как и они оба, Хара так вообще в старшей школе… Касамацу задумался, а есть ли ему восемнадцать, но потом плюнул. Имаеши, в конце концов, не дурак и взрослый человек.

На следующее утро, выйдя на кухню, Касамацу обнаружил, что Хара все еще тут — он готовил завтрак, периодически отбивая приборами ритм по столешнице под звуки едва слышно мурлыкающего радио. Отбивал, надо сказать, отлично.

— Играешь на барабанах?

— А? — Хара обернулся, позволив на миг увидеть сверкнувший меж прядей волос светлый глаз. — А, да. Играл, у нас группа развалилась, — он ухмыльнулся. — А гитара чья, твоя, Касамацу-сан?

По крайней мере, он не чужд был вежливости. Касамацу не нравились Кирисаки Дайичи, но он не мог не признать, что какое-то уважение к старшим у них имелось.

Он ответил, что да, и они почти разговорились, но тут пришел Имаеши и непрозрачно намекнул Харе, что тому хорошо бы уже свалить. Выглядел он при этом каким-то таким хмурым и недовольным, что когда Хара ушел, Касамацу не выдержал — спросил:

— Вы с ним поссорились, что ли?

— С кем? — спросил Имаеши несколько рассеянно — он в этот момент гипнотизировал взглядом кофеварку.

— С Харой, — Касамацу кивнул на дверь. Имаеши поднял на него изумленный взгляд.

— Не могу себе этого представить, — признался он после паузы. Касамацу понял, что начинает сердиться.

— Он тебе нравится? — в сердцах бухнул он.

— Вообще нет…

— Тогда почему ты с ним спишь?

Имаеши булькнул в чашку кофе, вскинул на Касамацу смешливый взгляд.

— А ты, Касамацу-кун, считаешь, что сексом можно заниматься только по большой и чистой любви?

Касамацу понял, что краснеет. Имаеши смотрел на него прямо и безжалостно.

— Надеюсь, что ты хотя бы научишься целоваться, — подвел он итог, когда достаточно насмотрелся, а Касамацу чувствовал себя так, будто вот-вот взорвется. — К тому моменту, как дождешься свою большую и чистую.

Но и в этом Имаеши его опередил. Почти год миновал, за спиной осталось лето, визит американцев и чудовищное, невыносимое, неизбытое унижение, у которого был только один плюс — оно их сблизило. Касамацу думал, что не забудет никогда в жизни, как они с Имаеши остались после матча вдвоем в раздевалке, и он мыл руки, а потом тер их дезинфицирующим гелем, и ему хотелось забинтовать ладонь, словно там образовалась кровоточащая рана, а Имаеши срывающимся голосом ругал его. Да как ты смел, говорил Имаеши, ты меня унизил, это была моя работа, я капитан, а не ты! Ты забываешься, Касамацу, ты игнорируешь субординацию! Очень хотелось его ударить, и Касамацу вскинул голову, сжимая кулаки — он уже был практически готов — и тогда увидел, что Имаеши плачет. Слезы стояли в его глазах, он смаргивал, и они ручейками бежали по щекам.

Комок встал в горле. Касамацу стиснул челюсти и положил руку меж лопаток Имаеши. Тот все еще был в форме, и майка его была мокрой. Касамацу хотел сказать ему, чтобы он переоделся, простынет же, но не смог разжать челюсти.

Он не хотел больше плакать из-за проигрыша.

Существование Strky на этом закончилось, но Касамацу не особенно жалел. Они с Имаеши по-прежнему делили квартиру, ходили иногда играть в стритбол, все чаще разговаривали вечерами, глядя в телевизор, и Имаеши даже позабыл свое раздражающее «-кун». Все это радовало Касамацу, как-то слишком сильно даже радовало — пока однажды, незадолго до Рождества, Имаеши, задержавшийся где-то до изрядно позднего вечера, не ввалился в их квартиру не один.

Сначала Касамацу — он как раз, сидя в гостиной, подбирал аккорды к мелодии, настойчиво звучавшей в голове — услышал, как открылась дверь. Отложив гитару, он поднялся на ноги — и тут же различил тихий довольный смех Имаеши. А потом голос — низкий, явно не его.

Настроение, только что подскочившее, резко упало. Касамацу вышел в прихожую.

Имаеши, явно не слишком трезвый, посмеиваясь, пытался расстегнуть пальто на ком-то, кто, казалось, с трудом помещается в их крошечную прихожую, такой он был высокий и широкоплечий. Потом незнакомый парень повернулся — и Касамацу с изумлением узнал Киеши Теппея.

— О, — Киеши замер, ошарашенный. — Касамацу-сан…

— Ка-а-ак хорошо, что вы друг друга помните, — протянул Имаеши, улыбаясь до ушей. В подпитии его кансайский становился еще отчетливее. — Не надо знакомить. Теппей, я тебе говорил, Касамацу мой сосед.

— Да, точно, — Киеши аккуратно поклонился. Если он и был, подобно Имаеши, нетрезв, на нем это никак не отражалось. — Рад встрече, Касамацу-сан. Шоичи?

Он повернулся к Имаеши, протянув ему руку. Хихикнув — вышло пьяно и как-то даже по-девчоночьи, — Имаеши вложил в нее свою ладонь, оперся, выбрался из собственной обуви.

— Пойдем, — проговорил он, фыркая от смеха. — Прости, Касамацу-кун.

И они скрылись в спальне Имаеши, и тут только до Касамацу дошло, что он так и не сказал ни слова. Раздраженно вздохнув, он поднял куртку Имаеши, упавшую на пол, и повесил ее на крючок. Рядом висело тяжелое коричневое пальто Киеши, на обувной полке стояли его ботинки — две лодки для младенцев, а не ботинки. Касамацу понял, что крайне близок к тому, чтобы их пнуть.

Утром на кухне обнаружился не Киеши, чего Касамацу подсознательно ждал, а Имаеши собственной персоной — улыбаясь и мурлыкая себе под нос, он готовил завтрак. Касамацу смотрел на это с холодным бессильным раздражением — ни разу с того дня, как они поселились вместе, не поднимался Имаеши по утрам без крайней надобности, ни разу никому он не готовил завтрак.

— Привет, Касамацу-кун, — проговорил он, повернувшись и увидев Касамацу. — Как…

— С чего я опять «-кун»? — перебил Касамацу. Имаеши смешался.

— Эм. Прости, зарапортовался.

— Отлично спал, — отрезал Касамацу. — Надел наушники.

И ушел в ванную.

Стыдно ему стало почти сразу же. Да, у Имаеши есть личная жизнь, а у него нет, так что же, это повод вести себя как скотина? Лучше бы порадовался за друга.

От фальши этого слова свело зубы. Шипя, Касамацу вытерся и вышел из ванной.

Киеши был на кухне. Вместе с Имаеши. Они стояли возле раковины и увлеченно целовались, и глядя на них, глядя на то, как огромные ладони Киеши шарят по спине и бокам Имаеши, на то, насколько он выше, Касамацу невольно подумал, что, наверное, Имаеши у них снизу. Его тут же бросило в жар.

Его заметили раньше, чем он успел обозначить свое присутствие или хотя бы сбежать.

— Прошу прощения, Касамацу-сан, — Киеши отступил на шаг. — Уже ухожу.

Имаеши пошел провожать, а Касамацу остался на кухне. Входная дверь хлопнула сильно не сразу — наверняка зажимались еще и прихожей. Наконец прогремел замок, и Касамацу выдохнул.

Имаеши вернулся на кухню, посмотрел на него с улыбкой.

— Теппей отказался завтракать, так что поделим его порцию омлета.

— Не доверяет твоей готовке? — мрачно спросил Касамацу. Имаеши фыркнул.

— Сказал, что спешит. Но подозреваю, что ты прав…

— Ты отлично готовишь, — Касамацу вырвал у него из рук тарелку с омлетом. — И не верь никому, кто скажет иначе.

И, вознагражденный ошарашенным взглядом Имаеши, сел за стол.

Это было, на самом деле, вопиющее вранье.

***
Касамацу очень хотелось, чтобы Киеши Теппей к ним больше не приходил, но всерьез он на это не рассчитывал. Поэтому не слишком удивился, когда Киеши появился следующим вечером. Расстроился — но не удивился.

— Я ухожу, — сообщил он появившемуся в дверях Имаеши, за спиной у которого, словно гигантская тень, маячил Киеши. — У нас концерт.

— Отлично, Касамацу, — помахал рукой Имаеши, и Касамацу отчетливо увидел, как он проглотил «-кун». — Повеселитесь там!

Киеши только вежливо поклонился.

Если бы Имаеши пришел один, Касамацу потащил бы его с собой. Почему бы и нет? Если Имаеши жаждет развлечений, он мог бы найти их и в компании Касамацу. Его группа играла по клубам и барам, там хватало и девчонок, и парней, у Имаеши не было бы проблем найти себе кого-нибудь. Правда, Касамацу пришлось бы на это смотреть… хотя ему и так приходится.

Во время саундчека он был раздражен и несдержан, а Харе, который опоздал, отвесил подзатыльник.

— Где тебя носит?!

— Прости, Касамацу-сан, — Хара покаянно потер затылок. — Капитан у нас лютует, я думал, вообще сегодня с тренировки не вырвусь. После вчерашней вечеринки его будто покусали…

— Неинтересно, — отрезал Касамацу. — Палочки в зубы — и пошел!

— Палочками в зубах играть неудобно, — оскалился Хара, увернулся от очередного подзатыльника и кинулся к своим барабанам.

Отыграли они в этот раз неплохо — без особенного надрыва, но достойно. По окончании концерта на сцену забрались девушки — у группы образовалась вполне пристойная стайка поклонниц, и Касамацу подозревал, что не в последнюю очередь это заслуга Хары.

Тот свободно трепался с девушками, вызывая у Касамацу тусклые вспышки зависти. Потом вдруг вскинул голову, на мгновение стряхнув с глаз челку.

— Касамацу-сан, ты домой не торопишься? А то, может, зависнем с девочками?

На предложение, хотя и адресованное вроде бы прицельно Касамацу, сразу откликнулась едва ли не вся группа, и Касамацу решил — а почему бы и нет? Альтернативой было вернуться домой и слушать, как Имаеши трахается с Киеши Теппеем. Сомнительное удовольствие. А так, может, и разговаривать-то с девицами не придется, за него все сделает Хара…

Хара сделал. У Хары все было очень хорошо и с общением, и с личным шармом. Наверное, дело было в том, что он вел себя как хулиган, да им и был, честно говоря — девушки на такое клюют. Но Хара не забывал и про окружающих, и вскоре одна из девиц, милая и на вид скромная — в отличие от одетой в ультра-короткую юбку ногастой красотки с крашеными в рыжий волосами, которая захватила колени Хары, — сидела рядом с Касамацу, временами поглядывая на него сияющими глазами.

Касамацу решил, что она славная. Симпатичная, приличная девушка. Он даже поговорил с ней — запинаясь, короткими фразами, но поговорил. Спросил, где она учится — она ответила, — рассказал, где учится сам, что играет в баскетбол и вот, играет в группе. Девушка была одного с ним возраста, увлекалась музыкой и даже пыталась учиться игре на гитаре — «Касамацу-кун, ты ведь мне поможешь?» — и училась в Тодае.

Там же, где Имаеши. Касамацу почувствовал, что на него опять накатывает тоска. А его новая знакомая уже забивала ему в телефон свой номер.

Хара между тем трепался, млел от женского внимания и всячески намекал — в основном почему-то Касамацу — что они могут вот прямо сейчас подхватить девушек и пойти кое-куда, он знает место… Касамацу вяло кивал, слушал одновременно его и звонкий девичий голосок — хотя на самом деле не слушал никого, — пока не понял, что с него достаточно. Встал, подхватил свою гитару и вышел из клуба.

***
Наверное, Касамацу был не прав по отношению к Имаеши. Наверное, вовсе тот не развлекался, меняя партнеров, а искал ту самую «большую и чистую», как он выразился. Касамацу вот сидел сиднем и ждал, когда эта любовь на него обрушится — а Имаеши искал. И нашел.

А может, ничего он не искал, просто хорошо проводил время, а потом хорошо проведенное время стало чем-то большим. Тоже вариант. В любом случае, Имаеши все сделал правильно, в отличие от Касамацу. И у Имаеши был теперь Киеши Теппей, хороший во всех отношениях человек — Касамацу хотелось его убить, но он понимал, что пристрастен, — а у него самого было только обрушившееся на него чувство к Имаеши и понимание, что он облажался.

Киеши приходил теперь почти каждый вечер, и его Имаеши не строил, не выгонял по утрам и не лишал проявлений нежности. Касамацу подумывал о том, чтобы найти другого соседа по квартире: смотреть на это было все больнее и больнее.

Однажды вечером Имаеши задержался. Касамацу приготовил ужин, поел и устроился в гостиной с гитарой, чувствуя некоторый душевный подъем. Он скучал по Имаеши — он все больше по нему скучал, — но так было лучше, чем когда Имаеши приходил с Киеши Теппеем. Можно было попробовать подобрать аккорды к новой песне, что упорно звучала в голове. Душевные страдания вообще способствуют творчеству. С мрачной ухмылкой Касамацу подумал, что если сейчас он насочиняет песен на альбом — а все к тому шло, — запишет его и прославится, можно будет потом говорить, что он обязан этим… Он замер, подбирая определение. Своей первой любви? Выходит, что так.

А первая любовь будет жить со своим избранником в доме за белым заборчиком. Кошмарная участь. У Касамацу будет мировая известность, а у Имаеши — скучное существование. Давай, давай, продолжай утешать себя этим, Касамацу-кун, сказал внутренний голос с подозрительным кансайским акцентом, и Касамацу был готов уже огрызнуться, когда услышал, как открылась входная дверь.

Раздался голос Имаеши, тихий и сердитый. И сразу — чье-то неразборчивое бормотание. Что-то упало. Касамацу отложил гитару и вышел в прихожую.

Имаеши, уже разувшийся, стягивал с себя куртку. Второй человек стоял, привалившись к входной двери, и это был не Киеши. Касамацу оторопело открыл рот, и тут незнакомец вскинул голову.

Лицо его пересекала кривая, будто примерзшая к лицу усмешка, на щеках горели красные пятна, взгляд был бешеный. Почти тут же Касамацу уловил сильный запах алкоголя. А потом до него дошло, что этот незнакомец тоже вовсе не незнакомец. Это был Ханамия Макото.

Он открыл рот, завидев Касамацу, будто собирался что-то сказать, но тут же скривился.

— Я щас блевану… — услышал Касамацу бормотание.

— Я тебя прикончу, — ледяным голосом отозвался Имаеши. — Только попробуй.

— Это ты, мудак, виноват, — пробормотал Ханамия. Скорчился, содрогнувшись всем телом, но, к счастью, все же сдержал тошноту. — Ненавижу тебя, Имаеши, скотина…

— Да ты всех ненавидишь, — буркнул Имаеши. Он уже повесил свою куртку и принялся стягивать пальто с Ханамии.

— Помощь нужна? — подал голос Касамацу. Имаеши вскинул голову.

— Прости, я тебя не заметил, — голос его звучал слегка виновато, но больше устало. — Да, не помешала бы. Мы тебя не разбудили?

— Я не спал.

Вдвоем они раздели и разули Ханамию и даже дотащили его до ванной прежде, чем он начал-таки блевать. Имаеши с выражением крайнего отвращения на лице поддерживал его, и Касамацу понял, что не может не остаться с ним рядом — хотя, признаться, больше всего ему хотелось вышвырнуть Ханамию за дверь. Но он понимал, почему Имаеши это делает.

— И я считал, что мне не повезло с кохаями, — сказал он, глядя на содрогающегося Ханамию. Имаеши нервно рассмеялся.

— Знаешь, Касамацу-кун, обычно он нормальный.

— Он как раз самый ненормальный, — буркнул Касамацу. — И перестань уже. Просил ведь.

— Обращаться к тебе по фамилии без хонорифика — это как-то очень интимно, — голос Имаеши звучал жалобно. Касамацу присмотрелся повнимательнее — и обнаружил, что белки глаз у него покраснели, а на веках залегли тени. — Хочешь, я буду звать тебя Юкио-кун?

— Да зови как хочешь, — пробормотал Касамацу. — Что с ним такое случилось?

— Напился.

— Это я понял. Почему?

Имаеши не ответил, и Касамацу раздосадовано спросил:

— Сейчас скажешь мне, что человеку может быть не нужна причина, чтобы напиться?

— Человеку — нет, — задумчиво отозвался Имаеши. — Ханамии — да. Он не любит лишать себя своего главного оружия. Ты все, горе? — он наклонился к Ханамии, который тяжело дышал, сидя на полу и обхватив руками унитаз. — В душ?

Ханамия кивнул. Имаеши помог ему подняться, и Касамацу пошел было на выход, чтобы не мешать, но тут мутный взгляд Ханамии уперся в него.

— Вот почему не он, а, Имаеши?

Имаеши округлил глаза, потом изумленно глянул на Касамацу. Губы его сложились в горькую усмешку.

— Ну и накидался же ты, Ханамия, — проговорил он ласково. Касамацу, решив, что он тут больше не нужен, вышел за дверь.

Вечер был испорчен. Сейчас Имаеши отмоет Ханамию, утащит его в спальню и там угомонит и, скорее всего, останется с ним. Остается только надеяться, что не будет трахать. Касамацу скривился от этой мысли и от себя самого — ну что он за человек такой?

Он вздохнул и принялся расстилать постель. Пьяный в слюни Ханамия, ну надо же, кто бы мог подумать, что доведется увидеть его таким. Касамацу предпочел бы не видеть его вообще никаким, но, если так подумать, он мало сделал для того, чтобы избавить себя от этого риска. Живет с Имаеши, Хара у него в группе играет…

Кстати, а Хара ведь говорил, что Ханамия лютует. Может, это связано? Драма какая-нибудь в личной жизни?

Немного поколебавшись, Касамацу достал телефон. Набрал сообщение Харе: «Что такое с вашим капитаном творится?» — но не отправил, стер. Придется же объяснять, с чего такой вопрос. А это явно не дело Касамацу — трепаться команде, что он видел их капитана нажравшимся до подобного состояния.

И вообще все это — не его дело.

Касамацу улегся в постель. В квартире шуршали — шумела вода, потом ее выключили, потом раздались шаги и голоса, хлопнула дверь в спальню Имаеши. Еще какая-то возня. Еще голоса. Касамацу зажмурился и попытался уверить себя, что хочет спать.

Голоса стихли, возня тоже. Потом скрипнула дверь в спальню Имаеши. Потом раздались шаги — и замерли перед дверью в спальню Касамацу.

Кто-то тихо и коротко постучал.

— Юкио-кун? Спишь?

Сев в кровати, Касамацу включил ночник и растерянно уставился на дверь. Имаеши? Что?..

Он сообразил, что тупит, резко мотнул головой и отозвался:

— Нет, заходи.

Имаеши прошмыгнул в едва приоткрытую дверь, словно открывать ее шире боялся. В руках: подушка и одеяло, на лице — очки и смущение. Касамацу открыл рот.

— Можно я у тебя переночую?

Касамацу посмотрел на свою кровать, и ему стало жарко. Она была узкой, решительно не предназначенной для двоих. Как же Имаеши…

— Ты говорил, у тебя есть футон.

— Да! — Касамацу вздрогнул и мысленно выругался. Да что с ним такое творится? Вообще разум потерял.

Он поспешно достал из шкафа футон, расстелил его на полу. Места в комнате совсем не осталось, и он забрался с ногами на кровать. Имаеши, сняв очки, аккуратно сложил их на стол Касамацу и опустился на футон, сложив рядом подушку и одеяло: не лег, а сел, подтянув колени к груди. Взгляд у него был рассеянный. До Касамацу вдруг дошло, что, кажется, он впервые видит Имаеши без очков.

— Не понимаю, что происходит, — признался он вдруг. — Ханамия… склонен буйствовать, если что-то идет не по его. Но это перебор.

— А он тебе не рассказал? — осторожно спросил Касамацу. Имаеши покачал головой и поморщился.

— Когда я его подобрал, он был уже очень пьян. Вообще-то за ним приехал Сето, но Ханамия отказывался с ним идти, требовал, чтобы приехал я. По словам Сето, все повторял, что «хочет посмотреть мне в глаза», — Имаеши хмыкнул, но совсем не весело.

— Кто ему налил вообще? — спросил Касамацу. — Ему же двадцати нет.

— Ой, Юкио-кун, как будто так сложно на Роппонги найти бар, где высоченному парню нальют безо всяких документов, — отмахнулся Имаеши.

— Серьезно? — удивился Касамацу. — Я не знал.

Имаеши поднял на него взгляд — без очков он почему-то не щурился, как все близорукие, а смотрел прямо, широко распахнутыми глазами, и взгляд их казался пустым и рассредоточенным, как у слепых. Такого Имаеши хотелось взять за руку, чтобы быть уверенным, что с ним ничего не случится. Обманчивое впечатление, подумал Касамацу. Он же знал, какая это на самом деле хитрая, уверенная в себе скотина.

— Как это мило, Юкио-кун, — голос его звучал почему-то грустно. Касамацу фыркнул.

— А чего ты у себя спать не остался? У тебя же двуспальная кровать, вы бы поместились.

— Я не хочу проснуться утром пьяным, — содрогнулся Имаеши. — А если я надышусь этим перегаром, то так оно и будет. Я тебе мешаю?

— Нет, — буркнул Касамацу и лег. Имаеши завозился на футоне, улегся тоже. Касамацу выключил ночник.

Сначала было очень темно, потом потихоньку глаза привыкли. На потолок ложился отсвет фонаря с улицы. Прошуршавшая колесами машина размазала по стенам цветные пятна.

Стараясь не шуметь, Касамацу повернул голову. Имаеши лежал на спине, глаза его были закрыты. Касамацу показалось, что он различает подрагивающие длинные стрелы его ресниц.

Касамацу перевернулся на бок. Так смотреть на Имаеши будет гораздо удобнее — а тот ничего не заметит, потому что вымотался и спит.

С этой мыслью Касамацу уснул и сам, и уже когда он проваливался в сон, в голове мелькнуло – а что помешало Имаеши заночевать в гостиной?

Найти ответ на этот вопрос он не успел, а к утру забыл про него вовсе.

***
На следующий день Имаеши напоил хмурого, кривящегося от света и звуков Ханамию аспирином и кофе и выпроводил. Потом они провели неожиданно мирный, тихий и хороший день. Вместе позавтракали — Касамацу приготовил завтрак сам, — долго трепались после: ни о чем конкретном, начали по следам визита Ханамии с кохаев и дошли в итоге до внешней политики Японии, в которой Касамацу не понимал ничего, а Имаеши говорил так много и так сложно, что вызывал подозрения в том же.

Потом Имаеши предложил:

— Юкио-кун, пойдем, мячик покидаем?

— Опять на желание? — подозрительно уточнил Касамацу. Имаеши рассмеялся.

— Нет, просто покидаем мячик. Или у тебя есть какие-то желания?

Несколько мгновений Касамацу смотрел на него в упор — у него было ощущение, что Имаеши над ним издевается. Обманчивое, скорее всего — Имаеши всегда разговаривал так, будто издевался.

— Ну, пойдем.

Снаружи было холодно, но ясно, тихо и сухо. Они разогрелись, пока играли. Касамацу сначала отставал, потому что Имаеши все кидал какие-то нереальные трехи, но потом начал нагонять. Какое-то время они играли почти с равным счетом, но потом Касамацу забросил трехочковый с противоположного края поля, и Имаеши, зааплодировав, объявил, что игра окончена.

— Мне повезло, — сказал Касамацу, вытирая лицо краем футболки. Имаеши, сняв очки, сделал то же самое.

— Мне все время так везет, — фыркнул он. А потом добавил, внезапно посерьезнев: — Знаешь, я вот что думаю: все это мелкое везение — это такой закон кармы. Знак, что ты никогда не будешь счастлив в чем-то значительном.

Касамацу опустил руки, отводя футболку от лица, и уставился на Имаеши с изумлением.

— Что ты такое говоришь?

Имаеши дернул острым плечом — улыбка его выглядела смущенной.

— Я вспомнил, как мне не повезло на Зимнем Кубке. Знаешь, я знал, что мы не справимся с Ракузан, если доберемся до них, возможно, что мы не справимся даже с Йосен. Но я очень хотел снова встретиться с твоей командой. Я знал, что в этот раз вы будете еще сильнее, и мне так хотелось этого матча… — Он рассмеялся, потом разом сделался серьезен. — Но мы проиграли и не дошли до вас.

— Да, — сказал Касамацу, справившись с комком в горле. — Мне тоже хотелось. Был бы шанс отыграться. — Он прокашлялся. — Я не понял, а везение-то тут при чем?

— А, — Имаеши легко махнул рукой и нацепил очки — они моментально придали ему его обычный ехидный вид. — Не обращай внимания. Лирическое настроение.

Остаток дня они провели дома. Имаеши сначала занимался, разложив конспекты на кухонном столе, но когда Касамацу снова засел за гитару — подбирать аккорды к будущему платиновому альбому, как мысленно шутил все тот же внутренний голос, — через какое-то время притащился из кухни и устроился рядом.

— Не помешаю?

Касамацу тряхнул головой. Он не знал, что должно было случиться, чтобы Имаеши начал ему мешать.

Они просидели так до самого вечера. Касамацу бренчал и записывал аккорды, временами, чтобы развлечь себя и Имаеши, принимаясь наигрывать известные песни. Имаеши что-то черкал в своем блокноте — по собственному признанию, он пытался научиться рисовать.

— Это бесполезно, — безжалостно заявил Касамацу, заглянув в блокнот. Имаеши картинно огорчился.

— Жестоко, Юкио-кун. Вот Сакурай говорит, что я не безнадежен.

— Он просто тебя боится…

В дверь позвонили, и Касамацу оборвал себя на полуслове. Имаеши же подскочил так резко, словно ждал этого весь день, и, бросив:

— Я открою, — стремительно рванул в прихожую.

Касамацу остался в гостиной, с силой сжимая гриф несчастной гитары. Прогремел замок, открылась дверь. Раздался низкий знакомый голос.

Касамацу прикрыл глаза и откинулся на спинку дивана. Весь этот день он не вспоминал о Киеши Теппее, и того вроде как не существовало. Мало ли, почему. Кто-нибудь, например, опять что-нибудь ему сломал — от этой мысли Касамацу охватывала кровожадная радость и некоторая даже симпатия в адрес Ханамии. Или он опять усвистел в какую-нибудь Америку. Почему бы и нет. Все равно куда, лишь бы подальше от Имаеши.

Но Киеши Теппей пришел, топтался теперь в их прихожей, наверняка разувался и снимал свое гигантское коричневое пальто, чувствуя себя как дома. Потом они пойдут к Имаеши в спальню, а ему останется…

Касамацу не успел додумать эту мысль — Имаеши заглянул в гостиную, одетый в уличную куртку. Вид у него был злой и встревоженный одновременно.

— Юкио-кун, мне надо уйти. Не знаю, когда вернусь. Спокойной тебе ночи.

И скрылся, не дожидаясь ответа. Хлопнула входная дверь.

— Пока, — запоздало проговорил Касамацу.

Этой ночью Касамацу лег спать поздно и спал плохо. Не то чтобы он допоздна ждал Имаеши, просто все находились какие-то дела, которые надо было сделать немедленно прямо сейчас. Он сдался в два часа ночи, а сон сжалился над ним около трех. И то Касамацу просыпался от каждого шороха — но ни один шорох не был звуком открываемой двери, шагами или шуршанием одежды.

Утром Касамацу даже заглянул к Имаеши в спальню, чего никогда в его отсутствие не делал — но там было пусто, постель выглядела нетронутой. На кухне, поджаривая яичницу с беконом, Касамацу понял, что волнуется — а еще что готовит на двоих. По привычке.

Он уже доел свою порцию и собирался помыть посуду, когда услышал возню из прихожей. Едва не забыв выключить воду, Касамацу кинулся туда.

Имаеши стягивал с себя куртку медленными, заторможенными движениями. Снял, повесил на крючок, потом наклонился, чтобы развязать шнурки кроссовок, но покачнулся и едва не упал. Касамацу подскочил, подставил плечо и помог Имаеши сесть на порожек.

— Ты, надеюсь, не пьян и не обкурился? — пробурчал он, стараясь, чтобы голос прозвучал сердито. На самом деле, он не сердился. Вовсе нет.

— Я не спал ночь, — отозвался Имаеши тягуче. — И немного выпил, да…

Касамацу опустился на колени перед ним и принялся расшнуровывать его кроссовки — от Имаеши ждать толку, похоже, было бесполезно.

— Что случилось-то? — спросил он. Поднял голову и увидел, что Имаеши смотрит на него, не отводя взгляда.

— Ничего страшного или серьезного, Касамацу-кун, — отозвался он. — Случилось то, что должно было случиться. Все логично. Все конечно. Я везучий, но не счастливый, я говорил тебе. Ты понимаешь разницу между везением и счастьем?

— Я понимаю, что ты напился, — буркнул Касамацу, стягивая с него кроссовки. — И мелешь ерунду. — Он подставил плечо Имаеши под руку и встал на ноги, поднимая его вместе с собой. — Очевидно, на занятия ты сегодня не пойдешь.

— Очевидно, нет, — вздохнул Имаеши. — Прости, Касамацу-кун, наверное, я задерживаю тебя…

— Не страшно, — перебил Касамацу. — Опоздаю, значит. Что я у тебя опять Касамацу-кун?

Имаеши рассмеялся — низким, безрадостным смехом.

— Прости. Что-то я запутался.

— Тебя в спальню?

— Сначала в ванную, — Имаеши устало потер лицо. — Да ты иди, Юкио-кун, я в порядке, видишь, хожу ногами, действую руками, смотрю глазами, даже немного соображаю головой…

— Заткнись и иди, — сердито перебил Касамацу, подталкивая его в сторону ванной. Что ему было совершенно очевидно — хотя он и не знал, откуда у него это знание — что Имаеши сейчас не стоит оставлять одного.

В ванной он привалился к стиральной машине, наблюдая, как Имаеши чистит зубы. Потом тот снял очки и начал раздеваться, и Касамацу подумал, что надо бы выйти, но почему-то не вышел, а Имаеши его не прогнал и вообще вел себя так, как будто все было в порядке вещей. Залез в ванную, включил душ. Сквозь занавеску Касамацу был виден его узкий, будто вырезанный из бумаги силуэт. Ладони вспотели, сердце забилось чаще, дыхание участилось — но все эти очевидные признаки возбуждения были какими-то неважными, вторичными. На самом деле Касамацу умирал от нежности и тревоги. Ему хотелось взять Имаеши в охапку и вытрясти из него, что случилось этой ночью. А потом все исправить — так, чтобы у Имаеши не было этого утомленного, потерянного выражения лица, чтобы он снова был доволен и счастлив.

— Подашь полотенце?

Касамацу подал, развернув, на вытянутых руках. Имаеши вышагнул из ванной прямо в полотенце, и Касамацу — почти машинально, он проделывал это сотни раз с младшими братьями — завернул его в махровую ткань и в свои объятия.

Несколько оглушающих мгновений они стояли так, вплотную, нос к носу. Потом Имаеши подхватил полотенце, а Касамацу, опомнившись, отстранился.

— Спасибо, — сказал Имаеши и накрылся с головой, вытирая волосы. Касамацу не выдержал.

— Что все-таки случилось сегодня?

— Работал хорошим, заботливым, самоотверженным семпаем, — Имаеши вздохнул. — И одновременно — купидоном.

Касамацу заморгал, переваривая услышанное. А потом в голове будто щелкнуло, и все сложилось в картинку.

— Ханамия, — проговорил он растерянно. — И Киеши.

Имаеши невесело хмыкнул и ничего не сказал. А до Касамацу медленно, но неотвратимо доходил смысл произошедшего.

Киеши и Ханамия. Значит, Имаеши и Киеши расстались. Значит, Имаеши вроде как свободен. Значит…

Накатившие одновременно неприличная радость и яростный гнев напугали даже самого Касамацу.

— Послушай, — проговорил он, вытянув руку в сторону Имаеши. Тот закончил вытираться и влезал в халат. — А Киеши-то это зачем?

Вообще-то он хотел спросить, каким надо быть идиотом, чтобы променять Имаеши на Ханамию, но не был уверен, что это не будет жестоко с его стороны. Имаеши рассмеялся.

— Знаешь, что удивительно, Ханамия спросил примерно то же самое. Ну… — он пожал плечами. — Кто знает. Может, это большая и чистая любовь.

— А ты? — тихо спросил Касамацу.

— А я — маленькая и грязная, — неожиданно огрызнулся Имаеши. — Что я должен был сделать, по-твоему, Юкио-кун? Бороться до последнего? Демонстрировать, насколько я лучше Ханамии? Убить его?

— Я этого не говорил, — Касамацу хотелось одновременно провалиться сквозь землю, и в то же время он все никак не мог перестать радоваться, хотя это и было как-то уж слишком неприлично. — Просто мне казалось, что у вас все хорошо.

— Мне тоже, — буркнул Имаеши, натягивая рукава халата на кончики пальцев. — Юкио-кун… давай мы поговорим об этом… ну, скажем, никогда? Честное слово, совсем устал.

— Извини, — Касамацу глубоко вдохнул и выдохнул, пытаясь успокоиться. — Чего хочешь? Чаю, может? Там еще яичница осталась. Или спать?

— Спать, — Имаеши тоже вздохнул, практически скопировав Касамацу. — Все потом. Юкио-кун, я не развалюсь, правда. Ну, бывает…

— Я не думаю, что ты развалишься, — серьезно проговорил Касамацу. — Я просто думаю, что тебе хреново, и надо что-то с этим сделать.

Имаеши поднял на него улыбающийся взгляд.

— Например, что?

— Ну… напоить чаем. Уложить спать. Спеть песню.

Имаеши рассмеялся — наконец-то нормально, легко и весело, — и шагнул к нему почти вплотную, легко опустив руку на плечо.

— Спасибо, Юкио-кун. За это я тебя и люблю.

Касамацу вздрогнул — сильно, всем телом. Имаеши вздрогнул тоже, словно сообразил, что именно сказал. Они стояли вплотную друг к другу, почти в объятии, и Касамацу как-то заново отметил, что они почти одного роста — он знал это, но никогда не проверял вот так.

Имаеши потянулся к нему сам. Сухие его губы прошлись по губам Касамацу, коснулись уголка рта. Все тело будто прошило вдруг разрядом электрического тока.

Вот он, в руках, бери его, хватай, пока есть возможность…

Но Имаеши был расстроен и уязвим. Он только что расстался со своим парнем — причем, судя по всему, не просто расстался, а добровольно отдал его.

И пользоваться этим было бы неверно.

Касамацу качнул головой и слегка отстранился. В глазах Имаеши он на мгновение увидел смятение, но оно тут же сменилось его обычным прищуром. Губы разомкнулись — и Касамацу положил на них палец.

— Не надо.

Имаеши заморгал, глядя вопросительно, и Касамацу пояснил:

— Давай потом. Когда ты поспишь, и успокоишься, и вообще…

— Я понял, — тяжело вздохнул Имаеши после паузы. — Хорошие парни — мой профиль.

— Хара не попадает, — улыбнулся Касамацу.

— И то верно, — скривился Имаеши. — Зато у него с чувством ритма все хорошо.

И ушел к себе в спальню, оставив Касамацу наедине с легкой досадой и невольным желанием придушить Хару.

***
Следующие несколько дней жизнь шла своим чередом, если не считать того, что Касамацу пребывал в смятении. По всему выходило, что теперь он может что-то сделать. Как-то намекнуть Имаеши. Или даже не намекнуть — сказать прямым текстом. Предложить… встречаться? С учетом того, что они живут вместе, это даже в мыслях звучало глупо.

Имаеши вел себя как обычно. Уходил на занятия. Приходил с занятий. Они ели, болтали, смотрели вместе телевизор, или занимались, или Касамацу музицировал, а Имаеши пытался рисовать. Парней вот только больше не приводил, ну так он и раньше не каждый день водил, мрачно думал Касамацу, может, время еще не пришло, раны не зажили.

Дня четыре спустя, вернувшись с репетиции поздним вечером, Касамацу обнаружил Имаеши на кухне в клубах пара и сомнительных запахах. Имаеши нависал над кастрюлей с половником в руках, а поскольку домашняя его одежда была преимущественно черной, то сейчас он несколько смахивал на колдуна над волшебным зельем.

— Что у тебя там?

Имаеши вскинул руку, призывая к тишине. Касамацу сел за стол, внутренне веселясь над тем, как тщательно Имаеши перемешивает свое варево.

— Нет, серьезно, что это? Зелье, прибавляющее ума?

Имаеши отмахнулся.

— За этим не ко мне, а к Ханамии, — он произнес имя легко, непринужденно, и у Касамацу как-то разом полегчало на сердце. — Это он считает, что все кругом идиоты, меня же все устраивает. — Тренькнул таймер, и Имаеши тут же выключил плиту. — Это, Юкио-кун, карри!

— Пахнет не как карри, — напрягся Касамацу.

— Ладно тебе, — Имаеши уже накладывал в тарелку рис. — Я уверен, что съедобно. Что можно испортить в карри?

Касамацу тоже так думал, но что-то подсказывало ему, что Имаеши справится. Он с тревогой наблюдал, как тот кладет карри поверх риса, а потом жестом официанта из ресторана высокой кухни ставит тарелку перед ним.

— Пробуй!

— А ты? — опасливо спросил Касамацу.

— Сейчас, — живо откликнулся Имаеши и принялся сооружать вторую порцию. Глубоко вздохнув, Касамацу взял ложку, зачерпнул немного риса с карри, отправил в рот.

Как оказалось, карри действительно можно испортить. Касамацу даже не очень понимал, что конкретно не так. То ли Имаеши не посолил его, то ли плохо размешивал, то ли недоварил овощи, то ли все одновременно. Невероятно, думал Касамацу, отчаянно пережевывая и глотая смесь, которая была одновременно кислой, горькой и почему-то приторно-сладкой — он представить не мог, как можно добиться такого эффекта. Имаеши же наверняка по рецепту готовил, что может быть проще, чем приготовить по рецепту?

Но Имаеши смотрел на него, и под этим взглядом Касамацу съел все.

— Спасибо, — выдавил он из себя. — Очень вкусно.

— Добавки? — со стальной жестокостью в голосе спросил Имаеши, не сводя с него пристального взгляда — он даже голову чуть склонил, словно наблюдал за плодами давнего эксперимента.

— Нет, я наелся, — сипло проговорил Касамацу. Добавки он бы не вынес.

Имаеши, не говоря более ни слова, встал, налил в кружку воды и подал ее Касамацу. Тот выхлебал в два глотка. Стало полегче.

— Знаешь, Теппей, — при звуках этого имени Касамацу вздрогнул, — когда отказался есть мой омлет, рассказал мне, как однажды Айда Рико, их тренер, приготовила на всю команду карри.

Касамацу поднял взгляд — Имаеши стоял, привалившись к разделочному столу, и смотрел на него со странной улыбкой.

— Она совершенно не умеет готовить, по словам Теппея. Просто трагически. Никто не мог это есть, и ее это, естественно, расстроило. Тогда Хьюга Джунпей — ну, ты помнишь Хьюгу, капитана Сейрин? — увидев, что она вот-вот расплачется, съел полную тарелку ее варева.

— Потом ему было худо? — спросил Касамацу. Имаеши фыркнул.

— Да, но Айда этого не увидела.

— Я тогда, пожалуй, пойду в ванную.

Имаеши рассмеялся, откинув голову. Он смеялся долго, весело — и одновременно так, словно смеялся над самим собой.

— Все так плохо, Юкио-кун?

— Пожалуйста, не говори, что ты сделал это нарочно.

— Нет, — Имаеши мотнул головой. — Я старался! Не знаю, что пошло не так. Кажется, мне стоит бросить рисование и учиться готовить. Можно даже преподавателя не менять.

Он замолчал, и Касамацу молчал тоже, не сводя с него взгляда. Потом он встал из-за стола, сделал шаг в сторону Имаеши.

— А вывод какой? Из истории?

— Ну, — Имаеши передернул плечами. — Теппей утверждает, что это такая проверка на чувства. Если любишь человека — сожрешь любую гадость, что он приготовил, и похвалишь.

— Значит, — Касамацу сделал еще шаг, — это ты меня проверял?

— Я все же рассчитывал тебя накормить, — улыбнулся Имаеши. — И проверял, да.

— А просто спросить?

И снова на одно короткое мгновение у Имаеши сделался тот самый растерянный вид — как всегда, когда он понимал, что был путь проще. Потом он рассмеялся.

— Прости, Юкио-кун. Я тебе нравлюсь?

— Очень, — сказал Касамацу. В один большой шаг преодолел разделяющее их расстояние — и обнял его. Руки Имаеши легли ему на плечи, сгребли, сжали, и он практически дернул Касамацу на себя, впиваясь поцелуем в губы.

В голове будто что-то перемкнуло. Он ведь не сгорал от страсти, даже не представлял себе Имаеши в эротических фантазиях. Но, очевидно, он плотно закупорил свое желание в себе, настолько плотно, что оно никак не прорывалось наружу; а сейчас с запечатанного сосуда, как с бутылки с джинном, сорвало пробку.

Он навалился на Имаеши, вжимая его в кромку стола, и не столько услышал, сколько почувствовал его изумленный выдох. Но Имаеши не возражал — они не разнились в росте, в массе, в силе, он мог бы оттолкнуть Касамацу, если бы захотел. Он не оттолкнул, и Касамацу обхватил его за талию и вздернул вверх, усаживая на разделочный стол.

Что-то полетело на пол, что-то, кажется, разбилось. Касамацу гладил спину Имаеши под футболкой, над резинкой штанов, пальцы его будто прилипли к теплой, чуть влажной коже. Имаеши вцепился ему в отворот рубашки, будто собирался встряхнуть, да так и забыл. Они сталкивались языками, кусались, мешали друг другу, словно у каждого это был первый поцелуй, и они ничего не умели.

Что ж, насчет Касамацу это была почти что правда, но когда они наконец разлепились, он увидел блестящие глаза Имаеши и понял, что, кажется, справился.

— Юкио-кун… — Имаеши слегка задыхался. — Я начинаю думать, что ты был прав.

— Я не знаю, о чем ты, — Касамацу стянул очки у него с носа, сложил их и убрал как мог далеко. Имаеши, приоткрыв рот, смотрел на него не щурясь, и Касамацу вновь видел этот потерянный, слепой взгляд, от которого у него кружилась голова не хуже, чем от поцелуев, чем от того, как Имаеши прижимался к нему, каким горячим ощущалось его тело даже через одежду. — И не буду спрашивать.

И он поцеловал Имаеши снова.

***
До старта разогрева оставалось не меньше часа, а народу в зале между тем было уже много. Касамацу нервничал. Он старался этого не показывать, но все же нервничал. Еще и Хара опять опаздывал, и Касамацу надеялся, что ему хватит выдержки не залепить наглецу оплеуху прямо с порога.

Хара появился вместе с Имаеши. Это, с одной стороны, провоцировало желание двинуть ему дважды, но с другой, Касамацу был так рад видеть Имаеши, что почти успокоился.

— Прости, Касамацу-сан! — заорал Хара так, что его, наверное, услышали даже в зале безо всякого микрофона.

— Заткнись и стучи! — рявкнул Касамацу. И только потом повернулся к Имаеши. — Привет.

— Привет, — Имаеши, встав очень близко, незаметно прошелся пальцами по его запястью. — Прости его, он не по своей вине задержался.

— Опять Ханамия?

— Опять Ханамия! — рассмеялся Имаеши. — Вон он, кстати.

Ханамия оказался в фанзоне, в той ее части, на которую Касамацу смог добыть пригласительные. Был он, разумеется, не один — Киеши возвышался за его спиной. Он увидел Касамацу и помахал.

— Он меня все еще раздражает, — заметил Касамацу. Имаеши рассмеялся.

— Ханамия говорит то же самое.

Он стоял рядом с Касамацу, плечом к плечу, и от его присутствия делалось спокойнее. Касамацу открыл рот, чтобы сказать об этом, но Имаеши заговорил первым:

— Мне остаться за кулисами или спуститься в зал?

— Лучше в зал, — ответил Касамацу. — Плохо будет, если я во время выступления буду смотреть за кулисы.

Имаеши рассмеялся.

— Вряд ли ты хотел показаться романтичным, но у тебя получилось. О, смотри! — добавил он прежде, чем Касамацу успел возмутиться. — Они пришли!

Касамацу снова посмотрел в зал — и увидел, что Киеши и Ханамия больше не одни: вокруг них, как телохранители, стояли трое из Кирисаки Дайичи. Рыжий парень целился камерой телефона в сторону сцены.

— Имаеши, я же всего три пригласительных достал.

— А! — махнул рукой Имаеши. — Это не так сложно, как кажется. И ты не туда смотришь, вон, — он обхватил его голову и повернул в сторону входа на танцпол.

Касамацу почувствовал, что ему становится слегка нехорошо. В зал входила вся его бывшая команда, не исключая Кобори и Мориямы. Кажется, там были даже новые игроки, которых Касамацу не знал.

Но хуже того, за спинами бывших и нынешних Кайджо Касамацу увидел недовольную физиономию Аомине, сияющую Момои и всю прочую команду Тоо.

— Имаеши…

— А сейчас еще Сейрин подтянутся, — довольным голосом сообщил тот. — Ну что ты на меня так смотришь, Юкио-кун? Это группа поддержки. Спорим, Хаякава будет кричать так, что перекроет весь зал?

— И музыку заодно, — буркнул Касамацу. Имаеши не ошибся — следом за Тоо в зал вошли Сейрин. Все команды скучковались в одном месте, и Касамацу даже развлекся немного, глядя, как Сейрин пытаются одновременно и не смешаться с Кирисаки Дайичи, и держаться поближе к Киеши.

Удивительно, но ему стало легче. Понимание, что в зале есть несколько десятков благожелательно настроенных человек, действительно успокаивало. Даже саундчек за спиной зазвучал веселее.

— Спасибо, — произнес он, повернувшись к Имаеши.

— Смотри-ка, — отозвался тот, все еще глядя в зал. — Даже Мияджи, Хигучи и Окамура пришли.

Незаметно обхватив его за запястье, Касамацу шагнул с ним вместе в сторону кулис, пряча их обоих за занавесом.

— Можем подойти к ним после и спросить, не хотят ли они снова играть вместе, — сказал он. Имаеши смотрел на него, щурясь.

— Можем.

— И ты опять мог просто попросить.

Имаеши фыркнул.

— Поехали в Непал, Юкио-кун?

— В Непал?

— Да. Там есть развлечение такое — можно помыть слона. Выбрать слона и помыть. Вдвоем.

В ответ Касамацу шагнул к нему вплотную, взял его за руку, переплетя их пальцы, обнял за шею, прижался лбом ко лбу.

— Я тоже, — сказал он. И поцеловал Имаеши — быстро, вскользь, просто прошелся губами по губам. И тут же отстранился. — Иди в зал. Пожалуйста.

Пару мгновений Имаеши смотрел на него своим фирменным нечитаемым взглядом. Потом улыбнулся.

— Удачи, — просто сказал он. Развернулся и пошел по боковой лестнице вниз, к фанзоне.

Касамацу смотрел ему вслед, ощущая, как с новой силой колотится сердце. За спиной грохотал на барабанах Хара, ребята настраивали инструменты. Первое большое выступление. Первый большой зал.

Но даже если мы провалимся, подумал Касамацу, подхватывая гитару и подходя к микрофону, так ли это важно? Имаеши в любом случае с ним.

Парадоксальным образом это означало, что все пройдет прекрасно.

@темы: фанфик, Августовский фестиваль: Хара Казуя

---

Работа #2

[kuroko-no-fest]

Название: Shutoku vs. Rakuzan ver. 2.0
Автор:  kuroko-no-author
Пейринг/персонажи: Мидорима Шинтаро, Такао Казунари, Хаяма Котаро, Акаши Сейджуро
Выпавший в лотерее персонаж: Хаяма Котаро
Тип: арт
Рейтинг: G
Жанр: Сомнительный юмор
Дисклеймер: на персонажей не претендую, всё принадлежит Фуджимаки Тадаоши и Коясу Такехито.
Предупреждения: косплей Weiss Kreuz

Работа была нарисована для августовского фестиваля



полный размер по нажатию

@темы: арт, Августовский фестиваль: Такао Казунари

---

Работа #1

[kuroko-no-fest]

Название: Талисманы и поклонники
Автор: kuroko-no-author
Пейринг/персонажи: Такао Казунари, Мибучи Лео, Мидорима Шинтаро
Выпавший в лотерее персонаж: Мидорима Шинтаро
Тип: джен, намеки на возможный преслэш
Рейтинг: PG
Жанр: экшн, мистика
Размер: 5100 слов
Саммари: Иногда, отправляясь вот так за очередным талисманом, Такао ощущал себя верным оруженосцем.
Дисклеймер: канон принадлежит Фуджимаки Тадатоши.
Предупреждения: частичное AU, Мидорима сидит дома с хлебушком

Работа была написана для августовского фестиваля

Яркое солнце бликами плясало на экране, мешая разглядеть картинку. Такао склонил голову набок, повернул смартфон под другим углом, потом снова посмотрел на трехметровую бетонную стену перед собой, из-за которой торчал лес ржавых столбов.

Никакой заброшенной стройки на карте отмечено не было.

Такао смахнул щекочущую лоб каплю пота, снова перевернул смартфон и едва не вздрогнул от неожиданности, когда тот зазвонил.

— Ты скоро? — строго спросил на том конце Мидорима, не утруждая себя приветствиями и прочими банальными проявлениями вежливости.

— Ты по мне уже соскучился? — радостно ответил Такао вопросом на вопрос, на всякий случай потыкал стену пальцем — к сожалению, она оказалась совершенно материальной, а не миражом — и продолжил: — Я нашел подходящий храм, но автобус туда не идет, так что остаток пути придется проделать пешком. Постараюсь побыстрее, чтобы не бросать тебя в одиночестве надолго! Главное — как можно меньше шевелись и не выходи из комнаты. И да, в ванную тоже лучше не ходи, там скользко!

Пару секунд из трубки доносилось недовольное пыхтение, потом Мидорима мрачно буркнул:

— Не говори глупостей, — и отключился.

Такао со вздохом потер затылок, еще раз сверился с картой и свернул направо — в той стороне виднелся указатель с названием улицы.

И как назло — ни одного человека поблизости, чтобы уточнить дорогу. Вообще признаков жизни вокруг не попадалось с самой автобусной остановки, на которой вышел один только Такао. Весь квартал казался каким-то заброшенным и тихим, даже гул машин доносился издалека размеренным пчелиным жужжанием. Пыльно-зеленые ивы подметали длинными ветвями асфальт, невысокие дома с грязными стеклами были исписаны граффити не самого приличного содержания. С переполненного мусорного бака спрыгнула и ринулась в ближайшую щель тощая черная кошка.

Совсем не так он представлял себе Киото.

Указатель оказался замазан белой краской. Такао сумел различить лишь иероглиф «дерево» и то не был уверен до конца. Сунул в карман бесполезный телефон, покачался на пятках, решая, что делать дальше, потом заметил на углу ближайшего дома проржавевшую наружную лестницу и двинулся к ней. Нужно просто осмотреться сверху и определить направление.

Он так привык к пустынности квартала, что даже не подумал оглядеться по сторонам, переходя дорогу. Поэтому не успел увернуться, когда из-за угла вдруг кто-то выскочил.

От столкновения из легких вышибло воздух, Такао оттолкнуло назад, к бетонной стене, он попытался удержать равновесие, ухватившись за нее, и ободрал ладонь. Другой человек тоже пошатнулся, схватился за ушибленную грудь, вскинул недовольный взгляд, кривя губы.

Такао удивленно моргнул и выдохнул:

— Мибучи… сан?

Он хотел бы ошибиться, в первую секунду подумал, что у него галлюцинации от удара, но сомнений быть не могло — перед ним совершенно точно стоял один из Ракузан! Причем именно тот, с которым Такао хотелось столкнуться меньше всего, тем более наедине.

— Казунари-чан? — удивился Мибучи, поправляя волосы. С момента их последней встречи он успел сменить прическу и теперь выглядел неуловимо старше. — Когда я говорил, что совсем не против, чтобы в меня врезались симпатичные парни, я имел в виду во время матча. Хотя… — он окинул Такао оценивающим взглядом и медленно, многозначительно улыбнулся, позволив окончанию фразы повиснуть в воздухе.

По затылку пробежали мурашки, Такао передернул плечами и, стараясь сохранять самообладание, ответил:

— Прошу прощения. Я не ожидал встретить здесь никого знакомого… По правде говоря, я вообще не ожидал здесь никого встретить.

Мибучи выключил плеер и убрал наушники, явно никуда не торопясь. От удара он уже оправился и, к несчастью, выглядел заинтересованным. Похоже, так просто сбежать теперь не удастся.

— Здесь мало кто ходит, но мне удобней сократить дорогу до дома напрямую, а не идти в обход по другой улице.

— Вы живете неподалеку? — с сомнением спросил Такао, снова оглядывая заброшенный безлюдный квартал.

— Хочешь ко мне в гости? — тут же улыбнулся Мибучи, как-то совсем не дружелюбно. Или, скорее, слишком уж дружелюбно.

В кармане негромко запищал смартфон, напоминая, что Такао бродит тут уже целый час и надо бы поторапливаться.

— Нет, спасибо, просто уточняю, — Такао шагнул вбок, стремясь ненавязчиво обойти собеседника, и коротко поклонился. — Еще раз извините, не буду вас отвлекать!

Наверное, было слишком наивно ожидать, что ему дадут пройти к лестнице в одиночестве. Спиной ощущая заинтересованный взгляд, он взялся за нижнюю перекладину и на пробу подергал. Конструкция угрожающе заскрипела.

— Ты уверен, что стоит карабкаться по этой развалюхе?

Такао отряхнул хлопья ржавчины с ладоней, обернулся и с намеком приподнял брови:

— Разве вы не спешили домой, Мибучи-сан?

— Пожалуйста, зови меня просто Лео, — подмигнул тот, проигнорировав вопрос. — Что же разыгрывающий Шутоку делает в Киото, позволю себе спросить?

Можно было тоже проигнорировать вопрос. Можно было придумать какую-нибудь невероятную отмазку, чтобы озадачить противника и смыться. А можно было рискнуть и рассказать правду в надежде на помощь.

Такао быстро перебрал все варианты, остановился на последнем и пожал плечами:

— Наш тренер решил использовать последние дни летних каникул с пользой и договорился о спортивном лагере в пригороде Киото. Но организаторы что-то напутали, свободных мест там не оказалось, и нас на первую ночь расселили по разным отелям. А тренер подумал, махнул рукой и сказал, что раз так, то сегодня мы можем отдохнуть.

Мибучи внимательно разглядывал его сверху вниз, опустив густые ресницы.

— Хмммм, — протянул он. — И почему же ты решил отдохнуть именно в этой части Киото, Казунари-чан?

От этого намеренно выделенного, почти пропетого «Казунари-чан» Такао просто передернуло. Неудивительно, что Мидорима каждый раз так нервничал из-за фамильярных обращений. Конечно, именно поэтому Такао его и дразнил, но ощутить подобное на своей шкуре оказалось не особо приятно.

Может, даже стоит извиниться. Когда-нибудь.

— Мы собирались вечером посмотреть тренировочный матч в Киотском университете, там сильная баскетбольная команда, как вам наверняка известно, — продолжил Такао, сделав вид, что ничего не замечает, и выразительно развел руками. — Но у Раков, согласно Оха-Асе, сегодня очень неудачный день, они предпоследние в рейтинге. А у Шин-чана не оказалось нужного талисмана, так что я, как истинный друг, устремился к нему на выручку и отправился на поиски.

Мибучи посмотрел на него как-то странно, а потом вдруг засмеялся, запрокинув голову назад. Это было не очень вежливо, но, как довелось убедиться еще на первой встрече во время Зимнего кубка, ждать вежливости от этого человека не стоило, да и сам Такао тоже не всегда ею отличался.

Где-то неподалеку громко загудела машина, заставив их обоих вздрогнуть от неожиданности. Звук был похож на крик дикой птицы.

— Извини-извини, не обращай внимания, — произнес Мибучи, все еще посмеиваясь. — Просто это слишком… мило. И что же за талисман вам нужен?

Такао мысленно спросил себя, почему все-таки не выбрал вариант с бегством, но понял, что теперь менять решение уже поздно, поэтому достал из кармана смартфон и показал карту.

— Храмовый колокольчик с защитной фудой. Я нашел в Интернете святилище Эбису, но заблудился по дороге.

Мибучи удивленно нахмурился, вглядываясь в флажок на схеме, и взял смартфон, наверняка специально дотронувшись до пальцев Такао, — тот с трудом подавил желание резко отдернуть руку.

— Никогда не слышал, что в этом квартале есть храм. Но база данных электронных карт последнее время часто сбоит, говорят, что-то со спутником, — Мибучи показал перекресток на экране. — Я знаю эту улицу, можем пройти туда и оглядеться на месте, вдруг повезет.

На горизонте над крышами собирались темные тучи, но солнце палило нещадно, и духота перед грозой была особенно невыносимой. Хорошо бы успеть все закончить до того, как начнется дождь, мокнуть Такао не любил.

Он забрал свой смартфон, стараясь не касаться чужой руки, и на всякий случай уточнил:

— Разве у вас нет своих дел?

Мибучи поправил рюкзак за плечами и отряхнул с шортов воображаемую пыль:

— Ну что ты, как я могу бросить вас обоих в беде! Сей-чан мне такого не простит, — он снова подмигнул и качнулся ближе, так, что можно было ощутить жар его тела. — К тому же, сегодня я совершенно свободен! Правда, удачное совпадение?

— Несомненно, — пробормотал Такао, хотел добавить что-нибудь еще, но не сообразил, что именно, и на всякий случай сделал шаг назад.

Мибучи сбивал его с толку. С ним он чувствовал себя не в своей тарелке, и это состояние казалось необычным, странным. Он привык сам доставать собеседников, а не быть объектом чьего-то насмешливого внимания.

Ивы полоскали длинными ветвями дорожную пыль, и идти под ними почему-то было неуютно. Мибучи действительно неплохо ориентировался в этом квартале. По дороге он называл улицы и показывал примечательные здания, все время стремясь протянуть руку через плечо Такао. По его словам, с десяток лет назад здесь собрались строить то ли огромный спортивно-развлекательный центр, то ли университетский кампус, расселили всех местных жителей, но потом проект по какой-то причине закрыли.

В какой-то момент Такао попытался отследить по карте, где они находятся, но GPS-навигатор перестал работать, и вообще связь была очень плохой. Мибучи покосился на него, прервал рассказ о заброшенном школьном бассейне, мимо которого они как раз проходили, и вдруг сказал:

— Мы с Котаро и остальными смотрели ваш матч с Бармаглотами. Да что там, подозреваю, его смотрели все, кто более-менее интересуется баскетболом!

Такао едва не запнулся от неожиданности, настолько резкой оказалась смена темы. Если подумать — прошло совсем немного времени, но эти события уже представлялись странно далекими и нереальными, как беспорядочный сон.

Он против воли вспомнил, какой комок противоречивых эмоций овладел им тогда, и торопливо ответил:

— Это была классная игра, — представил себе в красках воссоединившееся Поколение чудес и ухмыльнулся. — Правда, некоторым явно больше хотелось закинуть мяч не в корзину, а в лицо кому-нибудь из американцев.

Мибучи несильно потянул его за рукав, показывая, что нужно свернуть в узкий проулок, и хмыкнул:

— Да, зрелище вышло бы впечатляющим.

Стены здесь почти смыкались над головой, пришлось идти вплотную друг к другу, соприкасаясь плечами. Такао очень пытался увернуться и свести контакт до минимума, поэтому не сразу сообразил, что именно слышит, когда Мибучи почти мечтательно продолжил:

— Но знаешь, что впечатлило меня больше всего? Бросок, который Сей-чан провел с вашим Мидоримой. Тот самый, которым вы нас едва не сбили с толку на Зимнем кубке.

Большого труда стоило не сбиться с шага. Воспоминание быстрой вспышкой мелькнуло перед глазами, кольнуло где-то внутри, но Такао тут же на себя разозлился за мелочность и расправил плечи. Он чувствовал, понимал, что Мибучи зачем-то пытается его поддеть, вывести из себя, сбить с толку. И лучше бы сейчас отшутиться, но подходящая фраза все не шла в голову. Поэтому он вздохнул и сказал правду:

— Я рад, что Шин-чан в игре теперь может так доверять товарищам по команде.

И он ведь действительно был этому рад. Просто… просто эгоистично хотелось почувствовать себя особенным чуть дольше.

Пристальный взгляд Мибучи буквально сверлил ему висок, но Такао упорно делал вид, что ничего не замечает, и ускорил шаг, чтобы первым выскочить из переулка:

— О, впереди свет, может, это как раз нужный нам перекресток?

Он оказался на небольшой площади, посреди которой возвышалась расколотая чаша каменного фонтана. Воды не было. Вокруг все те же ивы, исписанные граффити старые дома и никакого следа храма.

Мибучи встал рядом, тоже огляделся по сторонам и скинул с плеча рюкзак, вжикнул молнией и невозмутимо заявил:

— Свои талисманы Сей-чану он ни разу не доверял.

Такао даже не сразу сообразил, к чему он это. Потом вскинул голову и, прекрасно осознавая возможные последствия, заглотил наживку:

— Откуда ты знаешь? — причем сам не сразу заметил, как перешел на «ты».

Мибучи в ответ только довольно улыбнулся, пошарил в рюкзак и достал бутылку минералки:

— Я вообще знаю очень многое.

Такао с сомнением посмотрел на него и ляпнул:

— И при этом до сих пор спишь спокойно?

Он невольно напрягся, ожидая реакции, но Мибучи негромко рассмеялся и сделал пару глотков из бутылки. Несколько капель брызнули ему на шею и потекли вниз, к вороту футболки.

Такао, не сомневаясь, что мини-представление для него устроили специально, следил за ним с некоторой опаской. При разговоре с Мибучи не удавалось избавиться от ощущения, будто волоски на шее стоят дыбом.

Интересно, Мидорима так же себя чувствовал, когда они с Такао только начали общаться?

Мибучи утер губы тыльной стороной ладони и щедро протянул полупустую бутылку с вопросом:

— Будешь?

От жары, духоты и пыли пить хотелось сильно, но Такао посмотрел на мокрое горлышко и отказался, предчувствуя очередную ловушку.

— Жаль, — демонстративно вздохнул Мибучи, убрал бутылку и вдруг без предупреждения сменил тактику с намеков на прямолинейность: — Ты очень в моем вкусе, — сказал он это таким тоном, что фраза прозвучала очень двусмысленно. Еще и облизнулся, высунув в уголок губ кончик языка.

Такао поспешил отвести взгляд, сглотнул и предложил:

— Ну, э... сочувствую?

Мибучи ахнул и вскинул ладонь ко лбу:

— Ах, Казунари-чан, своим безразличием ты ранишь меня в самое сердце!

Но глаза у него при этом смеялись, поэтому Такао с облегчением пришел к выводу, что Мибучи просто кривляется, и пожал плечами:

— До мастера трехочковых мне далеко, но я меткий.

Не то чтобы ему совсем не нравился Мибучи… но у него все же были несколько иные предпочтения.

Продолжив перепалку — или, скорее, обмен колкими фразами — они свернули с площади на широкую улицу, потом в еще один проулок, оказались на аллее, затененной вездесущими ивами.

И Мибучи вдруг остановился, как вкопанный. Внимательно огляделся, хмурясь, поджал губы и наконец признался:

— Знаешь, не хочу тебя расстраивать… Но я не помню этой улицы.

Выглядел он при этом крайне недовольным собой. Прекрасно понимая это состояние, Такао все же не удержался от ответной подколки:

— То есть, ты заблудился?

Хотя, если вдуматься, не так уж это забавно, потому что навигатор по-прежнему не работал, да и карта тоже зависла.

Мибучи встряхнулся, возвращая себе самообладание:

— Нет, почему же, просто очутились не в том месте, где должны были.

Такао смахнул со лба пот, прежде чем скрестить руки на груди, и с притворным удивлением уточнил:

— Разве это — не одно из значений слова «заблудиться»?

Кажется, ему наконец-то удалось развернуть партию в свою сторону и отыграться. Хотя он предпочел бы, чтобы это произошло при каких-нибудь иных обстоятельствах — шататься по вымершему кварталу остаток дня в поисках выхода не хотелось.

— Казунари-чан, не думал, что ты такой зануда, — сокрушенно покачал головой Мибучи. — Твой напарник явно на тебя плохо влияет!

Такао представил себе возможную реакцию Мидоримы на это заявление, с трудом удержался от смешка, быстро огляделся и первым заметил поверх крон уже надоевших ив горбатую красную крышу. Поначалу даже не поверил своим глазам, решил, что померещилось — но нет, это совершенно точно была двухъярусная пагода, именно та, фотографию которой он видел в Интернете.

— Очень странно, — пробормотал Мибучи, глядя на нее с необъяснимым подозрением, но первым зашагал по аллее к ограде.

Такао поспешил следом, стараясь не поддаваться чувству беспокойства. Цель была близка, а обратно они уж как-нибудь вернутся по своим следам, он неплохо запомнил дорогу.

Сойдя с аллеи, они чуть не вляпались в грязь. Земля оказалась сырой и чавкала под кроссовками, повсюду блестели лужи, хотя дождя давно не было — очевидно, в тени они долго не высыхали. Пахло застоявшейся водой и чем-то кисло-сладким, словно сгнившими фруктами. Мибучи брезгливо поморщился и свернул на боковую дорожку, высыпанную мелкой галькой.

Со всех сторон плотно подступили неухоженные заросли бамбука, и какое-то время Такао видел перед собой только спину своего спутника. Шорох гальки под ногами заглушал все остальные звуки, хотя их тут и так было немного.

А потом заросли расступились, и они оказались перед входом на территорию храма. Только красная арка ритуальных врат была сломана — будто специально подрублена топором. На голой земле зеркалами блестели грязные лужи, отражая небо, большая бронзовая курильница валялась на боку, наполовину в воде, дорожки были перекопаны.

Лишь пагода казалась совсем новенькой и чистой, словно на нее надели прозрачный защитный колпак.

— Ну, быстрее закончим, быстрее уйдем? — бодро предложил Такао, стараясь не показывать, что ему не по себе.

Храм выглядел, как дом, давно брошенный хозяином.

Он ожидал, что Мибучи жеманно выдаст что-нибудь вроде «Неужели тебя уже так утомила моя компания?», но тот вдруг посерьезнел, цыкнул:

— Тихо ты! — схватил за локоть и оттащил назад, в заросли бамбука.

Такао не успел ни удивиться, ни возмутиться, как сам услышал приглушенные голоса. Под таким углом было плохо видно, но он все-таки разглядел несколько темных фигур в противоположном конце двора. Они стояли полукругом и слегка покачивались, как в трансе.

Мибучи присел на корточки за крупным валуном, на котором были высечены полустертые иероглифы, потянул Такао за собой и зачем-то решил констатировать очевидное:

— Здесь есть кто-то помимо нас.

Жара только усугубляла вонь от луж. Стараясь дышать неглубоко, Такао вытянул шею, чтобы разглядеть получше, и задал резонный вопрос:

— А зачем мы прячемся, словно воры в ночи?

Мибучи выразительно вскинул брови:

— Ты уверен, что другие люди в этом месте окажутся такими же дружелюбными и отзывчивыми, как я?

— Надеюсь, что нет, — пробормотал Такао и инстинктивно отодвинулся, чтобы избежать тычка в бок.

Но Мибучи не стал пихаться, вместо этого сделал вид, что ничего не услышал:

— К тому же, ты ведь собираешься кое-что… позаимствовать в этом храме. Уверен, что нужны свидетели?

Вообще-то, он собирался не «заимствовать», а обменять, по инструкции самого Мидоримы. Собственно, Такао с самого начала сомневался, что добыть колокольчик с фудой из храма будет легко, и сразу после утреннего прогноза Оха-Асы уточнил:

— Шин-чан, ты ведь понимаешь, что взять такое без спроса — очень невежливо по отношению к хозяину?

А тот только поправил очки со словами:

— Обменяй на это, — и с абсолютно серьезным лицом протянул ему огурец. Длинный, темно-зеленый и в крупных пупырышках. Такао даже не нашелся, что на это можно ответить, но, видимо, взгляд у него был выразительный, потому что Мидорима пояснил: — Это мой вчерашний талисман. Он принес мне большую удачу в домашних делах и сам зарядился частью этой удачи.

Спорить с этим утверждением тогда Такао не решился. А сейчас нащупал в кармане рядом со смартфоном вчерашний талисман и в очередной раз задался вопросом, куда катится его жизнь.

Он вздрогнул, отвлекаясь от воспоминаний, когда фигуры вдруг зашевелились. Двигались они как-то неуклюже и неправильно, словно куклы с разболтанными шарнирами. Лиц на таком расстоянии видно не было, к тому же, их закрывали густые темные космы. Костюм одной из фигур напоминал полицейскую форму, три другие были обряжены то ли в балахоны, то ли в разноцветные лохмотья.

— Может, это монахи? — шепнул Такао, сам понимая, что это предположение звучит нелепо.

Мибучи пренебрежительно фыркнул:

— Ты много видел таких неопрятных монахов?

— Да я вообще как-то особо с ними не сталкивался, ни с какими, — признался Такао, пожав плечами.

И умолчал о том, что намеренно старался не попадаться им на глаза, особенно во время религиозных праздников.

Жаркий затхлый воздух качнулся, в лицо пахнуло легким порывом ветра, и где-то неподалеку раздался легкий мелодичный перезвон. Такао резко повернул голову — и да, им повезло: на краю крыши нижнего яруса пагоды висели колокольчики с фудами.

Мибучи тоже посмотрел на них и задумчиво прищурился, но сказать ничего не успел, потому что в следующее мгновение в кармане Такао завибрировал смартфон.

С бешено колотящимся сердцем Такао ухватился за него, едва не выронил, ткнул пальцем в экран — и вместо того, чтобы отклонить вызов, случайно его принял.

— Такао, — нетерпеливо выдохнул Мидорима. — Я знаю, что ты собираешься сделать какую-то глупость.

Мибучи резко обернулся к фигурам, но те словно ничего не услышали, остановились и снова принялись покачиваться. Такао прерывисто выдохнул и прошипел в трубку:

— Шин-чан, ты совсем мне не доверяешь!

Он буквально почувствовал, как на том конце связи Мидорима запнулся, прежде чем чопорно ответить:

— Я не доверяю твоей способности принимать благоразумные решения, вот что.

Такао закатил глаза, жалея, что собеседник не видит этого выразительного жеста, и поспешил уверить:

— Не беспокойся, все в порядке, я уже на месте!

— Будь осторожен, — коротко сказал Мидорима после недолгой паузы, прежде чем отключиться.

Такао выдохнул, опуская трубку, и в очередной раз задался вопросом, не обладал ли Мидорима тайным даром предвидения. Во всяком случае, неприятности он обычно предчувствовал хорошо.

Мибучи неодобрительно поджал губы, но посмотрел на пагоду и спросил:

— Что будем делать?

Колокольчики висели довольно высоко, так просто не достанешь. К тому же, фигуры наверняка заметят, если кто-то попытается подойти к пагоде — местность во дворе храма была слишком открытая.

Такао передернул плечами — ему по-прежнему было не по себе, и все начало неприятно чесаться:

— Тут очень не хватает Шин-чана с его трехочковыми...

Мибучи хмыкнул, потянулся и поднял с края дорожки небольшой камень, подкинул на ладони, примеряясь к весу:

— Я, конечно, не отношусь к Поколению чудес, но тоже кое-что могу.

Выпрямился и с силой швырнул камень в бамбуковые заросли с другой стороны двора. Такао удивленно проследил траекторию и едва не присвистнул — пожалуй, ему бы сил не хватило забросить так далеко.

Потревоженные стебли зашуршали, закачались, и темные фигуры одновременно повернулись на звук. Замерли. А потом медленно зашагали в ту сторону.

Такао с Мибучи притаились за валуном и терпеливо ждали, пока последняя фигура скроется в зарослях. Потом, не теряя времени, вскочили и, стараясь не шуметь, поспешили к пагоде. Сердце колотилось быстро и взволнованно, ощущения были, как в последние минуты матча, когда времени совсем мало, а нужно успеть сделать его так много, и каждая секунда словно растягивается в десять.

Такао подбежал к пагоде первым, запрокинул голову, пытаясь приметить нужный колокольчик, но они все были совершенно одинаковыми. Мибучи остановился неподалеку, подхватил еще один небольшой камень, примерился. Такао хлопнул в ладоши, мысленно вознося короткую молитву с извинениями. Несколько мучительно долгих мгновений они ждали, пока налетит очередной порыв ветра, маскируя звоном их действия.

Камень просвистел над головой и метко сшиб всего один колокольчик, не потревожив остальные. Ощущая себя на подборе, Такао метнулся вперед и успел поймать его у самой земли.

Металл на мгновение словно ожег ладонь холодом. Колокольчик выглядел совсем новеньким, чистым и блестящим, словно его повесили здесь буквально вчера.

Иногда, отправляясь вот так за очередным талисманом, Такао ощущал себя верным оруженосцем.

Он едва не забыл положить на столик для подношений слегка увядший огурец, вскинул взгляд на Мибучи, благодарно улыбаясь — и застыл, когда у него за спиной раздался незнакомый и совсем не дружелюбный хриплый голос:

— Что вы здесь делаете?

Такао резко обернулся, шагнул назад, инстинктивно прижимая колокольчик к груди. Вонь вдруг усилилась настолько, что в горле поднялась тошнота и голова закружилась.

Перед ними стоял тот самый полицейский — с не по уставу длинными спутанными волосами, с белым одутловатым лицом и неподвижным взглядом. Такао бы благоразумно шарахнулся прочь от такого стража правопорядка даже на людной улице, не говоря уж об этом месте.

Мибучи с натянутой, неестественной улыбкой вскинул руки ладонями вверх:

— Прошу прощения, мы немного заблудились. Вы не могли бы подсказать нам…

Полицейский продолжил сверлить их неподвижным взглядом, потом открыл рот и вывалил черный язык, похожий на ошметок испорченного мяса. Весь его облик подернулся, неуловимо поплыл, как отражение на воде, и сквозь него начала медленно проступать гниль. Прямо на освященной — но уже оскверненной — земле, под яркими лучами солнца.

Шаркающие шаги остальных фигур в абсолютной тишине были похожи на далекие раскаты грома.

Где обещанная синоптиками гроза, когда она так нужна?

Чувствуя странную решимость и одновременно ответственность, Такао еще попятился, стараясь не выпускать из поля зрения ни одну из четырех фигур. Сердце колотилось быстро, почти до боли, но страха не было, только досада на себя.

— Нет, похоже, не могли бы, — перевел он, пихнул колокольчик в карман, а потом схватил Мибучи за руку и помчался прочь, к выходу с территории храма.

К счастью, разъяснять ничего Мибучи не потребовалось, и бегал он с такими длинными ногами быстро, Такао едва не отстал. Они увернулись от неуклюжих рук одной из фигур, обрушили за собой и так покосившуюся арку ворот и буквально проломились сквозь бамбуковые заросли — стебли хлестали по плечам и щекам, Такао еле успел прикрыть ладонью глаза.

Сзади доносилось хлюпанье и змеиное шипение — твари не отставали.

Тихая ивовая аллея показалась чуть ли не домом родным, но расслабляться было рано. Мибучи явно собрался что-то сказать, что Такао не дал ему шанса, снова дернул за руку и потащил за собой:

— Скорее, я тут за углом видел как раз то, что нам нужно!

— Освежитель воздуха? — проворчал Мибучи, но не стал сопротивляться.

Вонь и правда преследовала их темным удушающим облаком, словно ползла за ними, как еще одно живое существо. Бегать по такой удушающей жаре и так тяжело, а когда вдобавок еще не хватает воздуха… Такао, запыхавшись, смахнул со лба пот, пообещал себе, что в лагере уделит больше внимания тренировкам на выносливость, и наконец завернул за угол.

Рикша стояла на обочине, слегка накренившись, и в повозку насыпались желтые длинные листья. Такао уверенно подскочил к велосипеду, уселся и нетерпеливо бросил через плечо:

— Чего стоишь?! Залезай, карета подана!

Изумленный Мибучи покачал головой:

— Я, конечно, всегда хотел побывать в роли Золушки, но не так, — но все-таки запрыгнул в повозку.

Такао резко крутанул педали и съехал на дорогу. Рикша вильнула, но он выровнял руль, приноровился к незнакомому весу и с грохотом помчался вниз по улице. Позади раздался полный разочарования вой на четыре глотки.

Первые минут пять Такао даже искренне верил, что они сумеют оторваться. Дорогу он действительно хорошо запомнил, но в узкий переулок рикша не поместилась, поэтому пришлось искать объезд, а это стоило бесценных мгновений.

— Налево, налево лучше давай! — крикнул Мибучи, наклоняясь в другую сторону, чтобы их не занесло на резком повороте.

Вот только без толку — потому что прямо перед ними на дорогу лягушкой выскочила одна из тварей, лупоглазая, заросшая грязной шерстью, и раззявила вонючую пасть.

Такао вывернул руль, пытаясь развернуться, но сзади уже наступали мощными скачками остальные, и вариант был только свернуть в соседний проулок, и тогда…

— Ну ладно, мне надоело. Стой, — вдруг приказал Мибучи, холодно и как-то неестественно спокойно.

От неожиданности Такао подчинился, затормозил, едва не врезавшись левым бортом в стену, торопливо обернулся.

Мибучи выпрямился, выпрыгнул из повозки и спокойно встал спиной к нему, опустив руки. Он просто стоял и словно чего-то ждал, Такао хотел было его окликнуть, спросить, назвать идиотом — но слова застряли в горле.

Воздуха вокруг стало как-то очень мало, он словно сгустился и потяжелел, сдавил легкие изнутри. Выстроившиеся перед ними полукругом твари тоже явно это почувствовали, пригнулись к земле, зашипели громче.

У Такао загудело в ушах, он помотал головой и не сразу узнал голос Мибучи, когда тот с презрением почти выплюнул:

— Хьесубе.

Шипение перешло в вой, и от тошнотворной вони заслезились глаза.

Хьесубе. Злобные дальние родственники капп, мстительные и жестокие. Какая ирония.

Одна из тварей, в остатках некогда синей школьной формы, раздраженно зарычала:

— Кто ты такой, чтобы…

И осеклась.

Потому что воздух вокруг Мибучи как-то неуловимо потемнел, зашевелился, потек в стороны фиолетовыми щупальцами. Его волосы зашевелились, словно от ветра, и тоже вплелись в ауру, вся его фигура стала выше, шире и страшнее, даже со спины.

Такао благоразумно решил, что лучше пока не будет шевелиться. И дышать.

Хьесубе в шоке отшатнулись, сорвались на визг, и та, которая была полицейским, рявкнула:

— Якша! Это не твоя территория!

Они дрожали, как маленькие шавки перед огромным псом.

Мибучи медленно качнул головой, и голос его по-прежнему был холодным, а еще слегка шепелявым, словно что-то теперь мешало ему говорить:

— Не моя. Но территория моей семьи совсем рядом, и, надеюсь, вы в курсе, что мы не любим беспокойных соседей.

Такао вцепился в руль так, что побелели костяшки пальцев, и едва удержал нервный смешок. Похоже, он по крайней мере удачно выбрал союзника, чтобы заручиться поддержкой.

Хьесубе пригнулись совсем низко к земле, буквально распластались, сверкая глазами и визжа. Темно-фиолетовые струи хлестали их, словно кнуты, и твари долго не выдержали, вскочили и с воем бросились врассыпную.

Такао не знал, сколько прошло времени, прежде чем все звуки затихли вдали, и на улицу снова опустилась пустынная, нежилая тишина. Только после этого тьма словно втянулась обратно в Мибучи — как губка всасывает воду.

Такао молча разглядывал пятна солнца на щербатом асфальте, неуверенный, стоит ли ему заговорить первым. Колокольчик холодил карман, и внутри волной поднималось неуместное веселье, от достигнутого успеха и целой череды невероятных совпадений.

Наконец Мибучи расправил плечи и, не оборачиваясь, глухо, обманчиво безразличным тоном признался:

— Не люблю показывать этот свой облик, особенно тем, кто мне нравится.

Такао потер царапину на локте, пожал плечами и честно сказал:

— Ну, если что, я ничего не видел.

Спина Мибучи на мгновение напряглась, а потом он расслабился и коротко хохотнул, словно снова став собой.

Когда он повернулся, лицо у него уже было снова человеческое, только глаза казались слишком темными. Внимательно посмотрел на Такао и качнул головой:

— Я думал, что спасаю человека.

— Я тоже, — кивнул Такао и наконец спешился.

Рикша пошла рябью, завибрировала и превратилась обратно в мусорный бак, который покачнулся, не удержал равновесие под углом и с грохотом завалился набок. Такао вздрогнул и смущенно потер затылок.

К счастью, никто в школе не спрашивал, откуда он взял и где хранит велорикшу. А в округе всегда было достаточно крупных предметов, облик которых можно изменить.

Мибучи заинтересованно хмыкнул:

— Всегда считал, что оборо-гурума бывают только женщины.

Под таким испытующим взглядом Такао с трудом поборол желание прикрыть пах ладонями:

— Ничем не обоснованные слухи! Размножаться классическим способом нам тоже как бы надо, так что...

Мибучи секунду смотрел на него, вскинув брови, а потом запрокинул голову назад и засмеялся.

Не сговариваясь, они вместе повернулись и двинулись к выходу из квартала. Какое-то время шли молча, осмысляя пережитое, — во всяком случае, Такао занимался именно этим. Смешав кровь с людьми, екаи утратили способность чувствовать и узнавать друг друга, так что порой это приводило к разным курьезам, вроде сегодняшнего. Но если так подумать: интересно, среди Поколения чудес и их ближайших товарищей есть хотя бы один человек?

— Честно говоря, мне еще с нашей первой встречи очень хотелось тебя съесть, — вдруг заявил Мибучи.

Такао от неожиданности едва не споткнулся и инстинктивно схватился за колокольчик в кармане. Якша издавна славились тем, что пожирали не только людей, но и других екаев, — было принято считать, что цивилизация их изменила… а если вдруг нет?!

Словно не замечая его дискомфорта, Мибучи с печалью вздохнул:

— Но ты слишком однонаправленный.

— В каком смысле? — смутился Такао, сам толком не понимая, почему, но в то же время успокоился.

Мибучи только покачал головой и продолжил, словно не услышав вопроса:

— К тому же, я все равно уже выбрал себе другую жертву.

Им под ноги метнулась тощая черная кошка в погоне за чем-то маленьким и полупрозрачным. Кажется, это был какой-то мелкий дух.

Такао даже не заметил, как они успели выйти к тому замазанному указателю, возле которого столкнулись.

Мибучи улыбнулся, не показывая зубы, и протянул ему руку:

— Это было весело. Остальные все разъехались, и я уже, признаться, начал скучать. Котаро обзавидуется, когда узнает, что пропустил!

— Ага, — кивнул Такао и осторожно пожал чужую ладонь, на удивление холодную и гладкую. — А Шин-чан разорется…

Мибучи рассмеялся и потрепал его по волосам, как делал иногда старший Мияджи:

— Ну что ж, удачи! Предлагаю встретиться как-нибудь еще раз, пока вы здесь, и покидать мяч, потренировать пасы, — он подмигнул, многозначительно облизываясь, чем снова испортил впечатление.

Но Такао хохотнул в ответ и согласился.

В конце концов, это правда было весело.

* * *

Гроза все-таки разразилась к вечеру: за стеклом поливало так, что невозможно было даже разглядеть здание на противоположной стороне улицы, только серые пятна и смазанные огни окон.

Мидорима хмуро выглянул на улицу — для каппы он отличался удивительной неприязнью к воде — и с видом человека, на плечи которого свалились все горести мира, медленно произнес:

— Такао. Ты понимаешь, что ты наделал?

— Эээ. Нет? — честно признался тот, почесав в затылке.

На ладони Мидоримы лежал округлый бронзовый колокольчик с красной кисточкой, к которой был привязан прямоугольный листок рисовой бумаги. Такао только сейчас смог рассмотреть его как следует, но ничего подозрительного не обнаружил.

Мидорима вздохнул и скривил губы:

— Это не та фуда! Мне нужна была «удача», а это «семейное благополучие»!

О, и правда. В спешке им с Мибучи было не до того, чтобы выбирать, ухватились за первую попавшуюся… и получилось как-то не очень.

Такао взглянул на поистине трагический лик Мидоримы, потом за окно, передернулся от холода и хлопнув в ладоши, объявив:

— Ну, значит, сегодня вечером никуда не пойдем, будем отдыхать в номере! — приняв решение, он сразу полез в свой рюкзак. — Хорошо, что я захватил PSP, давай пока матч в виртуальный баскетбол? А на университетскую лигу в следующий раз посмотрим, куда она от нас денется!

Он ожидал возмущенных возражений, даже прикинул мысленно, как именно будет убеждать. Но Мидорима посмотрел на него как-то очень внимательно, поправил очки и неожиданно сказал:

— Хорошо.

Такао от неожиданности моргнул, едва не выронив PSP, и не сдержал в ответ широченной улыбки.

В конце концов, даже екаям не чужды простые человеческие радости.

Ведь Мидорима и правда не доверяет свои талисманы никому, кроме него.

@темы: фанфик, Августовский фестиваль: Такао Казунари

---

[MyTrueColors]

Уважаемые участники Августовского фестиваля!

Свои работы можно присылать на U-mail сообщества или на ящик [email protected], в теме сообщения указывая «Августовский фестиваль». Крайний срок сдачи работ — 27 августа, до 23:59 по Мск 28 августа, до 23:59 по Мск. Выкладка будет производиться в течение 29 августа по техническим причинам.

Ваша работа должна включать в себя следующую шапку:

Для фиков: <b>Название:</b> <b>Автор:</b> <b>Бета:</b> <b>Пейринг/персонажи:</b> <b>Выпавший в лотерее персонаж:</b> <b>Тип:</b> <b>Рейтинг:</b> <b>Жанр:</b> <b>Размер:</b> <b>Саммари:</b> <b>Дисклеймер:</b> <b>Предупреждения:</b>

Для артов: <b>Название:</b> <b>Автор:</b> <b>Пейринг/персонажи:</b> <b>Выпавший в лотерее персонаж:</b> <b>Тип:</b> <b>Рейтинг:</b> <b>Жанр:</b> <b>Дисклеймер:</b> <b>Предупреждения:</b>

Пожалуйста, не забывайте использовать тэг CODE и правильно оформлять шапки работ!

Напоминаем: объем текстовой работы должен превышать 500 слов. Для подсчета воспользуйтесь, пожалуйста, статистикой MS Word или онлайн-сервисом.

запись создана: 12.08.2016 в 22:15

@темы: Оформление, Августовский фестиваль: Такао Казунари, Августовский фестиваль: Хара Казуя

---

[kuroko-no-fest]

Дорогие участники и читатели сообщества!

В голосовании за персонажа месяца лидерами оказались Такао Казунари и Хара Казуя.

Администрация предлагает вам принять участие в Августовском фестивале, условия которого следующие: вы выбираете одно из чисел, за которым скрывается персонаж, с которым вы пишете работу.


<div align="center"><a href="http://kuroko-no-fest.diary.ru/?tag=5457467"><img src="http://i.imgur.com/kWJTWS5.png"></a></div>

За каждой цифрой скрывается один из героев Kuroko no Basket.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30


<div align="center"><a href="http://kuroko-no-fest.diary.ru/?tag=5457468"><img src="http://i.imgur.com/ERJ30Se.png"></a></div>

За каждой цифрой скрывается один из героев Kuroko no Basket.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20

Примечание-1: В зависимости от того, из какой линейки вы выбираете число, ваша работа должна включать персонажа месяца Такао Казунари или Хару Казую.

Примечание-2: оффтопом выделены уже взятые номера.

Напоминаем: объем работы должен превышать 500 слов. Для подсчета воспользуйтесь, пожалуйста, статистикой MS Word или онлайн-сервисом.

Работы принимаются до 27 августа включительно (до 23.59 по московскому времени). Пост с правилами оформления работ будет опубликован позже.

@темы: Объявление, Августовский фестиваль: Такао Казунари, Августовский фестиваль: Хара Казуя, Лотерея

---

[kuroko-no-fest]

Дорогие участники и читатели!

Перед тем как огласить авторов, принимавших участие в фестивале, и назвать победителей, администрация хотела бы поблагодарить всех за участие. Мы очень благодарны вам за то, что вы не остались в стороне от нашего мероприятия, активно голосовали и присылали свои работы.

Имена авторов и их работы:

Работа #1 Решение изменившее жизнь., (КагаКуро, мини, слэш, PG-13), автор:  Yao_Lang
Работа #2 Ночь перед матчем, (Ооцубо Тайске, Мияджи Киёши, мини, джен, G), автор:  (Yavoria)
Работа #3 Нерешительность – это плохо, (Касаматсу Юкио, Кисе Рёта, мини, слэш, PG-13), автор:  life88
Работа #4 Признание, (Киеши Теппей/Хьюга Джунпей, мини, слэш, PG-13), автор:  Liko-18
Работа #5 Фильм в летнюю ночь, арт (Тоо, джен, G), автор:  Oldman_
Работа #6 Особый десерт, (Хаяма Котаро/Мибучи Лео, Небуя Эйкичи, мини, слэш, R), Автор:  Reinforced concrete, бета:  Altie
Работа #7 Трудности воспитания мелких богов, или Первый неудачный день Сейджуро, (котик!Акаши Сейджуро, котик!Маюзуми Чихиро, комикс, слэш, PG-13), автор:  Беллис
Работа #8 Иллюзия нелюбви, (Касамацу Юкио/Имаёши Шоичи, мини, слэш, PG-13),  .Аль., бета: rumble fish
Работа #9 Life Is Good, (разные персонажи, AMV, джен, G), автор:  ~Джи~
Работа #10 Рисовые поля навсегда, (Киеши Теппей/Ханамия Макото, оригинальные персонажи, миди, слэш, NC-17),  _Brownie_
Работа #11 И никаких вопросов, (Кагами Тайга/Акаши Сейджуро, мини, преслэш, PG-13), автор:  tier wolf

Победителями стали:

Июльский фестиваль: названия книг и фильмов

I место
Работа #10 Рисовые поля навсегда, (Киеши Теппей/Ханамия Макото, оригинальные персонажи, миди, слэш, NC-17),  _Brownie_

<div align="center"><a href="http://kuroko-no-fest.diary.ru/p209946735.htm"><img src="http://i78.fastpic.ru/big/2016/0806/61/1b3e21a2a6a757fd3cd954c698d5bc61.png"></a></div>

II место
Работа #5 Фильм в летнюю ночь, арт (Тоо, джен, G), автор:  Oldman_

<div align="center"><a href="http://kuroko-no-fest.diary.ru/p208605749.htm"><img src="http://i77.fastpic.ru/big/2016/0806/24/032b522237846f573714e115cee3ce24.png"></a></div>

III место
Работа #10 Иллюзия нелюбви, (Касамацу Юкио/Имаёши Шоичи, мини, слэш, PG-13),  .Аль.

<div align="center"><a href="http://kuroko-no-fest.diary.ru/p209946678.htm"><img src="http://i79.fastpic.ru/big/2016/0806/56/fa49f480fe62f57dd8cb7569643f2656.png"></a></div>

Спасибо за участие!

<div align="center"><a href="http://kuroko-no-fest.diary.ru/?tag%5B%5D=5067055&tag%5B%5D=5267546&find_by_tag=%CD%E0%E9%F2%E8+%E7%E0%EF%E8%F1%E8&signature=e3f7e02fb4f0f31aa8c14277106addc3"><img src="http://savepic.ru/10779175.png"></a> [/MORE]</div> <div align="right">За баннеры благодарим [J]Chloe_Mall[/J]</div> Ещё раз большое спасибо всем участникам и читателям! <img class="smile" alt=":red:" src="http://static.diary.ru/picture/1202.gif"><img class="smile" alt=":red:" src="http://static.diary.ru/picture/1202.gif"></div>

@темы: Административное, Июльский фестиваль: названия фильмов и книг, Итоги

---

[kuroko-no-fest]

Дорогие участники, кого бы вы хотели видеть персонажем августа?
Персонаж, набравший большее количество голосов, станет персонажем месяца.
Напишите, пожалуйста, свой вариант в комментарии.

Напоминаем, что в голосовании за персонаж месяца может принимать участие любой желающий, имеющий дневник. В дневнике должно быть не менее 3 страниц записей. К голосованию не допускаются логины без дневников и сообщества. Логин  kuroko-no-author, а так же любой публичный аккаунт, в голосовании не участвует.

Голосование за персонаж будет закрыто 6 августа в 23:59 по Москве

запись создана: 01.08.2016 в 10:28

@темы: Объявление, Административное

---

[kuroko-no-fest]

Работы Июльского фестиваля выложены!

В голосовании за работу может принимать участие любой желающий, имеющий дневник. В дневнике должно быть не менее 3 страниц записей. К голосованию не допускаются логины без дневников и сообщества. Логин  kuroko-no-author, а так же любой публичный аккаунт, в голосовании не участвует. Авторы работ, беты/гаммы также могут принять участие в голосовании, однако не имеют права голосовать за собственные работы, или работы,которые они бетили/гаммили.

Читателям нужно выбрать три лучших работы по их мнению. Обращаем внимание, что нужно проголосовать именно за три работы. В случае, если вы проголосуете, например, за две или четыре работы, ваш голос учитываться не будет.

Бетам/гаммам нельзя голосовать за фанфики, которые они бетили/гаммили!

Форма для голосования:

Работа #...
Работа #...
Работа #...

Голосование продлится до 23:59 5.08.2016

Список работ, участвующих в голосовании:

Работа #1 Решение изменившее жизнь., (КагаКуро, мини, слэш, PG-13)
Работа #2 Ночь перед матчем, (Ооцубо Тайске, Мияджи Киёши, мини, джен, G)
Работа #3 Нерешительность – это плохо, (Касаматсу Юкио, Кисе Рёта, мини, слэш, PG-13)
Работа #4 Признание, (Киеши Теппей/Хьюга Джунпей, мини, слэш, PG-13)
Работа #5 Фильм в летнюю ночь, арт (Тоо, джен, G)
Работа #6 Особый десерт, (Хаяма Котаро/Мибучи Лео, Небуя Эйкичи, мини, слэш, R)
Работа #7 Трудности воспитания мелких богов, или Первый неудачный день Сейджуро, (котик!Акаши Сейджуро, котик!Маюзуми Чихиро, комикс, слэш, PG-13)
Работа #8 Иллюзия нелюбви, (Касамацу Юкио/Имаёши Шоичи, мини, слэш, PG-13)
Работа #9 Life Is Good, (разные персонажи, AMV, джен, G)
Работа #10 Рисовые поля навсегда, (Киеши Теппей/Ханамия Макото, оригинальные персонажи, миди, слэш, NC-17)
Работа #11 И никаких вопросов, (Кагами Тайга/Акаши Сейджуро, мини, преслэш, PG-13)

запись создана: 31.07.2016 в 00:13

@темы: Июльский фестиваль: названия фильмов и книг, Голосование

---

Работа #11

[kuroko-no-fest]

Название: И никаких вопросов
Автор: kuroko-no-author
Пейринг/персонажи: Кагами Тайга/Акаши Сейджуро
Название книги/фильма: Грозовой перевал
Тип: пре-слэш
Рейтинг: PG-13
Жанр: повседневность
Размер: мини, 2200 слов
Саммари: — Допустим, это была прелюдия к более важному вопросу, — отвечает Акаши. И все-таки делает передачу. Кагами едва не упускает мяч.
Дисклеймер: отказываюсь
Примечание: ау, где Акаши и Кагами учатся вместе
Предупреждения: автор не помнит, был ли в книге момент с раскапыванием могил, но в фильме был

Работа была написана на Июльский фестиваль

Их отношения начинаются ровно настолько глупо… Впрочем, наверное, так же, как начинались и все предыдущие отношения Кагами. У Акаши с этим, скорее всего, все гораздо лаконичнее и строже, но иногда Тайга с некоторым злорадством думает, что заводить знакомства идеальный Акаши умеет ничуть не лучше него.

— Слишком коротко, — комментирует он, не успев включить голову и промолчать. Акаши приподнимает бровь и смотрит в ответ с любопытством. Выпускает прядь волос, уже зажатую лезвиями ножниц. Пара волосков все же летит на пол, и Кагами старается не слишком задумываться о том, как хорошо эти ножницы наточены.
— Возможно, ты прав, — соглашается Акаши, рассматривая себя в зеркало.
И прихватывает челку указательным и средним пальцами — еще выше, чем раньше.
— Это будет детская выходка, — предупреждает Кагами. Акаши давно уже его не пугает, но наедине с ним неуютно. Гораздо проще, когда рядом Куроко или Кисе, кто угодно еще, хотя, зная Акаши, можно с уверенностью утверждать, что ничье присутствие его не остановит, но иллюзия спокойствия тоже неплохая штука. До поры.

Акаши улыбается. Мягко, снисходительно. Как будто Кагами его приятно удивил, и это удивление переплавилось в легкую улыбку.
— Если не собираешься уходить, держи, — Акаши протягивает ему ножницы таким резким жестом, что Кагами все-таки вздрагивает, но его реакцию не сопровождает никакой язвительный комментарий.

Вообще-то Кагами собирался уходить. Серьезно. И ушел бы спокойно, если бы не чертово любопытство.

У Акаши чуткие горячие пальцы. Шершавые подушечки, короткие ногти.
Их руки соприкасаются лишь на пару секунд, но Кагами успевает смутиться. Он ожидал чего-то, похожего на прикосновение Куроко, уверенное и всегда излишне жесткое, даже когда Тецуя делает что-то машинально. Привычка.
Но у Акаши другие руки, кисти пианиста. Говорил ли кто-то из команды, что Акаши играет на фортепиано, или Кагами успел это сам выдумать за последние несколько секунд?
— У меня не слишком большой опыт, — предупреждает он, подцепляя указательным пальцем прядь волос. Теплые.

— Начинай, — указывает Акаши.
От этого тона хочется обидно хлопнуть его по носу, если честно, но Кагами еще не настолько сошел с ума. Он щелкает ножницами наискось, превращая яркую прядку в короткий острый клинышек, словно бы в пестрое птичье перо.
Хотя, хищные птицы едва ли бывают такими привлекающими внимание? Или нет?
Он повторяет действие еще пару раз, а потом грубовато прочесывает пятерней всю челку. Волосы скользят между пальцами как шелк. Акаши приятно пахнет —он только что принял душ после тренировки.

— Тц, — неодобрительно произносит Сейджуро, рассматривая в зеркале тот птичий хохолок, который соорудил ему Кагами. Потом приглаживает волосы ладонью. Кагами невольно фыркает в кулак — Куроко постоянно так же пытается причесаться мокрой ладонью — результат у них с Акаши примерно одинаковый: никакой.
Акаши вопросительно смотрит на него и по коже снова проходит озноб. Вот же ерунда, в этот раз ножницы в руках у Кагами, и без них Акаши не должен казаться опасным. Наверное, даже больно ударить под ребра, как Куроко, он не сумеет со своими изящными пальцами.

— Вроде как пора идти, нет? — смущенно произносит Кагами, возвращая ножницы и сразу отодвигаясь на шаг.
В этот раз Акаши не оставляет его бестактность без внимания и с интересом рассматривает кроссовки пятящегося Кагами. Становится совсем неловко, и Кагами начинает злиться на себя. И это единственная причина, всегда единственная причина, по которой он делает кучу глупостей.
— Я собирался пойти поесть. Хочешь бургер? Или тебя там ждет личный шофер и все такое? — сразу спохватывается он.

Акаши улыбается.

Акаши улыбается так, что век бы не видеть, потому что эта улыбка резко противоречит всему, что Кагами уже напридумывал себе про Акаши.
А потом Акаши говорит короткое «спасибо» и они идут за бургерами. Кажется, в этот момент мир переворачивается и начинает безудержно катиться к чертям.

***
— Мой друг знакомит меня с традициями, свойственными американцам, и я нахожу это очень увлекательным, — ровным голосом произносит Акаши и поджимает губы. Щурится выжидающе — Кагами давно заметил у него эту привычку.
— Но он, пожалуй, еще довольно молод для того, чтобы иметь глубокие познания в области бизнеса…
— Культурные традиции, отец, не бизнес, — соглашается Акаши.

Кагами пытается спрятаться за стаканом воды и гадает, какое затмение на него нашло, когда он согласился явиться на этот семейный ужин.

«Знакомить с американскими традициями» — это таскать Акаши по кафешкам с фастфудом, рассказывая незамысловатые истории о баскетболе в Америке.
Вообще-то, Акаши оказывается не таким уж оторванным от жизни, как Кагами себе представлял. Да и эта его отстраненность — скорее следствие характера, чем финансового положения семьи.

Акаши нравится картошка и всякие идиотские соусы — как подозревает Кагами, нравится больше сам процесс обмакивания ломтиков в цветные контейнеры, а не вкус, получаемый в итоге. Акаши нравится делать заказ самому и сидеть у окна, рассматривая попеременно людей внутри помещения и прохожих за стеклом. И слушать Кагами — сам он не рассказывает почти ничего, а Кагами отчего-то начинает нервничать и непрерывно тарахтеть, заполняя пустоту. Про баскетбол, естественно.

Что забавнее всего — баскетбол между ними только на словах, Акаши с интересом слушает, но так ни разу и не предложил сыграть один на один и продемонстрировать приемы на практике. А Кагами и хотел бы, но не решается из-за постоянного ощущения, что и так проявляет непозволительно много инициативы.
Хотя… Вот этот проклятый ужин — нет, к таким ответным любезностям Акаши он был не готов.

Они мучают друг друга попытками разговора около получаса, а потом старший Акаши, извинившись, удаляется по каким-то срочным делам. Кагами выдыхает.
Сейджуро сохраняет спокойствие гранитной статуи, даже не взглянув в его сторону.

— Не переживайте, он всегда так, — успокаивает его Ёсида-сан. Экономка, секретарь, родственница? Кагами так и не понял, кем приходится семье эта немолодая женщина, а прояснять ситуацию для него никто не стал. Но она производит удивительно успокаивающее впечатление.
— Я был очень плох? — с извиняющейся улыбкой спрашивает он.

Акаши вдруг расслабленно фыркает тихим смешком.
— Нет-нет, нисколько, — заверяет его Ёсида-сан. — Если хотите, мы можем выйти в сад, для нас вынесут чай прямо туда. Думаю, менее официальная атмосфера никому из нас не повредит.
— Да, это хорошая мысль, Ёсида-сама, — почти непринужденно соглашается Акаши, тем не менее, сопроводив слова церемонным кивком.

— Все, наверное, просят вас рассказать про Америку… — осторожно начинает Ёсида-сан. Кагами понимает намек и начинает что-то рассказывать, горячо заверив, что пересказывать десятый раз одни и те же истории ему даже нравится. В конце концов оказывается, что Ёсида-сан тоже бывала в Америке и беседа становится более непринужденной и интересной. Акаши молчит — он вообще довольно часто молчит, глядя вопросительно и иронично, отчего хочется передернуть плечами и отвернуться. Но в этот раз его молчание выглядит почти умиротворенным.
Постепенно вечер налаживается. Только об одном Кагами отчетливо жалеет: комнату Сейджуро он так и не увидел — его просто не пригласили, вежливо обойдя вниманием этот нюанс.

Впрочем. Не всё происходит так быстро, ведь правда?
Визит затягивается допоздна, и Сейджуро вызывает такси для Кагами, слишком уж активно отнекивающегося от поездки на авто с личным водителем.
Вид у Акаши при этом такой, словно он не совсем доволен сложившейся ситуацией, но по каким-то внутренним убеждениям считает необходимым пойти на компромисс.
«Расслабься ты наконец», — хочет сказать ему Кагами. Может быть, даже потрепать по плечу. Но водитель бросает на них короткий взгляд и это присутствие третьего человека сразу начинает ощущаться слишком остро.
— Увидимся в школе? — нелепо переспрашивает Кагами напоследок.
— Да, конечно, — рассеяно кивает Акаши. Протягивает ему руку, но вместо того, чтобы пожать чужую кисть, просто задерживает в своей ладони, задумчиво рассматривая.

Всю дорогу до дома Кагами думает о пальцах Акаши, о том, какие они горячие, и насколько непривычно их прикосновение. Насколько непривычно оно ощущается по сравнению с касанием собственной руки. Ни к чему хорошему эти мысли, конечно же, не приводят, и полночи он беспокойно ворочается под одеялом.

***
— Я просто не стал бы страдать такой ерундой, — авторитетно заключает Кагами, всё больше хмурясь. К сожалению, этот вывод нисколько не продвигает их на пути подготовки к зачету по зарубежной литературе.

— Чем именно? — дотошно уточняет Акаши.
— Вот этим всем, — Кагами обводит рукой комнату, и Акаши с интересом следит за его кистью, очертившей помещение. Виновата, конечно, вовсе не комната.— Мстить незнакомым людям, гоняться за призраками, выкапывать… эм… выкапывать чужие… гробы. Тела.

Его все-таки допустили в святая святых — комнату Акаши, где оказалось абсолютно неудобно заниматься домашней работой — от попыток ровно усидеть на полу сразу заболели ноги и поясница. Комната как комната на самом деле. Пожалуй, слишком уж взрослая и чистая для школьника. У стены книжный шкаф — старые тома в тяжелых переплетах.

Со стоном растянувшись на спине, Кагами коленом сталкивает с низкого столика облепленную закладками дешевенькую книжку.
Им тут обоим не место — ему и книжке в бумажной обложке.
— Скажи, что у тебя есть парочка гениальных идей, о том, что можно будет написать в эссе, — просит Кагами.

Акаши выпадает из задумчивости и вдруг смущенно прикусывает нижнюю губу.
— Вообще-то я подсчитывал, сколько будет стоить нанять рабочих и… выкопать чей-то гроб.

Кагами фыркает в ладонь, и не удержавшись, начинает смеяться в голос.
— Нет, так совсем не романтично, — возражает он. — Это нужно делать самому.
— Почему? — удивляется Акаши и привычно вздергивает тонкие брови. Кагами нравится этот жест, он почти готов залюбоваться. Парнем. Глупость какая…
— Призраку это может не понравиться и он обидится, — нравоучительным тоном объясняет Кагами.
Акаши склоняет голову к плечу, вздыхает, и ложится на пол рядом с ним.

— Мы завалим зачет, — констатирует Кагами, устало закрывая глаза.
— Спросим Ёсиду-сама, она все объяснит, — Акаши, наверное, качает головой — Кагами слышит тихий шорох.
— Повезло тебе, — беззлобно завидует он, — есть кому задавать вопросы.
— Это так важно? — снова удивляется Акаши. — Можно ведь вылезти в интернет.
— Важно, — не соглашается Кагами. Пару минут в тишине обдумывает новую идею, и все-таки решается: — Вопрос в обмен на вопрос. Хочешь?

Он открывает глаза и успевает увидеть, как Акаши садится, тряхнув волосами — снова отросшими, надо же, значит, уже не меньше пары месяцев исполнилось этой странной дружбе.
— Хорошо. Начинай, — соглашается Акаши. Почему-то у него сосредоточенный взгляд человека, играющего партию в шоги. Хотя Кагами не подразумевал никакого подвоха.
— Окей, — Кагами тоже садится, чтобы не смотреть снизу вверх — не самые приятные ассоциации. — Среди этого есть хоть одна твоя любимая книга? — он указывает на книжный шкаф.

Акаши весело улыбается и качает головой.
— Ни одной, — подтверждает он. — В гостиной есть кое-что… Я могу одолжить тебе, если, конечно, захочешь.
— Я хочу, — соглашается Кагами. Словно хрупкий мостик протянулся между ними — теперь в любой момент можно будет вернуться, чтобы отдать книгу. — Твоя очередь.
— Можем мы сыграть в баскетбол? — Акаши снова склоняет голову набок тем самым птичьим движением, которое делает его неуловимо беззащитным.
— Это была скорее просьба, чем вопрос, — улыбается Кагами. — Можем, конечно.

***
Так начинаются две их игры. Баскетбол и вопросы. Одно от другого не очень-то отличается, если признаться честно. Их игры на площадке бывают и лениво-дружескими, и агрессивно-соперническими; так и вопросы — иногда совсем невинные, а иногда слишком провокационные.

— Какие отношения у тебя с Тецуей? — Акаши спрашивает, безразлично глядя в сторону, но пальцы, непроизвольно отбивающие мяч, выдают его с головой. Волнуется? Обижен? Почему?
— Он отличный друг, — Кагами пожимает плечами и выпрямляется, отчаявшись дождаться передачи. — Моя очередь: почему ты спрашиваешь об этом?
Акаши делает быстрый бросок к корзине, запросто обходит его и забивает. Снова воспользовался моментом.

— Допустим, это была прелюдия к более важному вопросу, — отвечает Акаши. И все-таки делает передачу. Кагами едва не упускает мяч, хотя, казалось бы, не первый день в игре. — Позже, не сейчас, — предупреждает Акаши, и они продолжают играть молча.
Темнеть начинает как-то незаметно, пастельный сумрак неторопливо сгущается, а они всё никак не соберутся разойтись по домам. Акаши выплескивает на себя полбутылки воды и мокрая челка занавешивает ему глаза. Кагами смеется. Уже ставшая привычной перепалка «тебе бы подстричься — нет, не сегодня».

Очень быстро все эти мелочи начинают казаться действительно привычными.

— Давай свой вопрос, — требует Кагами, когда они наконец выбираются с площадки и бредут по безлюдному вечернему переулку.

Акаши еле слышно выдыхает, и кидает на него быстрый испытующий взгляд.
— Могу я позволить себе взять тебя за руку?

Кагами спотыкается на ровном месте, на секунду задохнувшись, и чуть не произносит вслух изумленное «чего?». Не произносит все же. Вообще ничего не произносит, только молчит, вспоминая прикосновение чутких горячих пальцев.
— Твоя очередь, — предлагает Акаши. Голос у него сухой и безразличный. Раздосадованный или это только кажется? С чертовым Акаши никогда не поймешь.

— Можно, — неожиданно для себя отвечает Кагами. Глубоко вдыхает и задерживает дыхание, сам первым обхватывая пальцы Акаши. Ладонь у него больше, чем у Сейджуро, и в обще-то ощущается это достаточно приятно. Руки у обоих все в пыли после игры и, наверное, одинаково пахнут резиной мяча.

И ничего страшного. Мир не рушится.

Боковым зрением Кагами замечает, что Акаши пристально и прямо всматривается в него, но отвечать на этот взгляд пока не хочет. У него и без того ощутимо розовеют кончики ушей.
— Твоя очередь, Тайга, — в голосе Акаши слышится привычное спокойствие и мягкая улыбка. — Задавай вопрос.
— Никаких вопросов, — мотает головой Кагами. Чужие пальцы в его ладони коротко вздрагивают и успокоенно замирают.

@темы: фанфик, Июльский фестиваль: названия фильмов и книг

---

[kuroko-no-fest]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра