Название: Большая и чистая
Автор: kuroko-no-author
Пейринг/персонажи: Имаеши Шоичи/Касамацу Юкио, а также: читать дальшеИмаеши Шоичи/Киеши Теппей, Имаеши Шоичи/Хара Казуя, Имаеши Шоичи/разные ОМП, Хара Казуя/ОЖП, Киеши Теппей/Ханамия Макото
Выпавший в лотерее персонаж: Киеши Теппей
Тип: слэш
Рейтинг: PG-13
Жанр: романс
Размер: 7000 слов
Саммари: кто-то ждет большую и чистую любовь, кто-то ищет, а на кого-то она падает.
Дисклеймер: все принадлежит Фуджимаки.
Предупреждения: Имаеши не блядь!
Работа была написана для августовского фестиваля
читать дальшеИмаеши ничего не делал просто, словно сама идея простоты была ему недоступна. Например, он ни разу не попросил у Касамацу номер телефона — а между тем Касамацу бы дал, потому что а почему бы и нет? — и тем не менее заполучил его. Когда он позвонил в первый раз, Касамацу его прямо спросил:
— Откуда у тебя мой номер?
Имаеши с удовольствием рассмеялся.
— Ммм, Касамацу-кун, я предпочел бы не сдавать свои источники…
— Зачем они тебе, если можно просто попросить? — спросил Касамацу. В трубке образовалось молчание, а потом Имаеши предложил неожиданно:
— Касамацу-кун, как насчет сыграть один на один?
«Один на один» тоже оказалось не просто так. Имаеши хотел сыграть на желание. Касамацу пожал плечами, согласился и проиграл — не то чтобы в выматывающей борьбе: временами он даже не старался. Никаких особенных желаний, для удовлетворения которых требовался Имаеши, у него не было, зато было любопытно.
— Касамацу-кун, — начал он, и Касамацу подумал, что нет, все же одно желание у него есть — чтобы Имаеши избавился уже от хонорифика, потому что тот в его исполнении звучал как издевательство. — Давай квартиру вместе снимем.
— Давай, — согласился Касамацу, и Имаеши заморгал. Зрелище оказалось удивительно завлекательным, Касамацу еле удержался от улыбки. Он, в общем-то, и сам подумывал о съеме отдельного жилья, потому что учиться в университете, существуя в одном доме с младшими братьями, оказалось невозможно. Имаеши был вполне подходящей кандидатурой. И что ему стоило просто спросить?
С поиском жилья сложилось быстро, а вот насчет кандидатуры, как выяснилось, Касамацу ошибся. Нет, Имаеши не закатывал вечеринок и не водил девиц, это было бы слишком просто.
Он водил парней.
Разумеется, это происходило не каждый день и даже не каждую неделю, Имаеши не устраивал разнузданных оргий и вообще явно старался не мозолить Касамацу глаза своими приятелями, а если вдруг им случалось пересекаться, то никаких прилюдных выражений привязанности Касамацу не наблюдал. Он бы, может, даже и не понял, в каком статусе наведываются к Имаеши гости, если бы не характерные звуки. Все же стены в их квартирке были очень тонкие, места мало, слышимость отличная, и даже то, что между их спальнями располагалась гостиная, не спасало.
В первый раз, помнится, Касамацу так оторопел, что даже не сразу понял, что именно слышит. Решил даже, что Имаеши включил порнуху — хотя как-то образ Имаеши совершенно не вязался с человеком, который мог бы пригласить друга и вместе смотреть порно. С другой стороны, на человека, который приглашает кого-то, чтобы потрахаться… да и вообще трахается… Касамацу понял, что от мыслей в этом направлении у него заломило виски, и поспешно нацепил наушники.
Он, разумеется, ничего Имаеши не сказал наутро, но тот, кажется, сам все понял по выражению лица.
— Шумел, да? — он улыбнулся шире и почесал затылок, явно смущенный. — Прости, пожалуйста. Постараюсь вести себя потише.
И он выполнил обещание, только вот это не сильно помогло, потому что визитеры все равно приходили, а Касамацу теперь и безо всяких звуков знал, что происходит. Кроме того, некоторые из этих визитеров оказались вдруг знакомыми.
Первым знакомым стал парень из Кирисаки Дайичи, тот, что безостановочно жевал жвачку и вечно занавешивал глаза челкой. Он, в отличие от других визитеров, вел себя нагловато — попытался облапать Имаеши прямо в прихожей как раз в тот момент, когда Касамацу вышел навстречу.
— Хара, — в голосе Имаеши, таком негромком и даже ласковом, угрозы тем не менее было столько, что Хара немедленно вытянулся едва ли не по швам, а у Касамацу по спине пробежал холодок. — И жвачку выброси, — добавил Имаеши. — В мусор, а не куда попало.
— Ну что ты, семпай капитана, — радостно оскалился Хара. — Я никогда в жизни…
— И помолчи, — неожиданно даже для самого себя добавил Касамацу. Хара смолк немедленно, стрельнув в него взглядом — если судить по повороту головы, потому что глаз видно по-прежнему не было, а Имаеши фыркнул и, кивнув Касамацу, потащил Хару в спальню.
Все это совершенно не тянуло на романтические свидания — не только общение с Харой, но и то, что Касамацу наблюдал до него, — но, видимо, таковы были желания Имаеши. В конце концов, не богатых же мужиков или дам он домой водил, ничего такого, что позволило бы заподозрить, что он так, например, зарабатывает. Такие же студенты, как и они оба, Хара так вообще в старшей школе… Касамацу задумался, а есть ли ему восемнадцать, но потом плюнул. Имаеши, в конце концов, не дурак и взрослый человек.
На следующее утро, выйдя на кухню, Касамацу обнаружил, что Хара все еще тут — он готовил завтрак, периодически отбивая приборами ритм по столешнице под звуки едва слышно мурлыкающего радио. Отбивал, надо сказать, отлично.
— Играешь на барабанах?
— А? — Хара обернулся, позволив на миг увидеть сверкнувший меж прядей волос светлый глаз. — А, да. Играл, у нас группа развалилась, — он ухмыльнулся. — А гитара чья, твоя, Касамацу-сан?
По крайней мере, он не чужд был вежливости. Касамацу не нравились Кирисаки Дайичи, но он не мог не признать, что какое-то уважение к старшим у них имелось.
Он ответил, что да, и они почти разговорились, но тут пришел Имаеши и непрозрачно намекнул Харе, что тому хорошо бы уже свалить. Выглядел он при этом каким-то таким хмурым и недовольным, что когда Хара ушел, Касамацу не выдержал — спросил:
— Вы с ним поссорились, что ли?
— С кем? — спросил Имаеши несколько рассеянно — он в этот момент гипнотизировал взглядом кофеварку.
— С Харой, — Касамацу кивнул на дверь. Имаеши поднял на него изумленный взгляд.
— Не могу себе этого представить, — признался он после паузы. Касамацу понял, что начинает сердиться.
— Он тебе нравится? — в сердцах бухнул он.
— Вообще нет…
— Тогда почему ты с ним спишь?
Имаеши булькнул в чашку кофе, вскинул на Касамацу смешливый взгляд.
— А ты, Касамацу-кун, считаешь, что сексом можно заниматься только по большой и чистой любви?
Касамацу понял, что краснеет. Имаеши смотрел на него прямо и безжалостно.
— Надеюсь, что ты хотя бы научишься целоваться, — подвел он итог, когда достаточно насмотрелся, а Касамацу чувствовал себя так, будто вот-вот взорвется. — К тому моменту, как дождешься свою большую и чистую.
Но и в этом Имаеши его опередил. Почти год миновал, за спиной осталось лето, визит американцев и чудовищное, невыносимое, неизбытое унижение, у которого был только один плюс — оно их сблизило. Касамацу думал, что не забудет никогда в жизни, как они с Имаеши остались после матча вдвоем в раздевалке, и он мыл руки, а потом тер их дезинфицирующим гелем, и ему хотелось забинтовать ладонь, словно там образовалась кровоточащая рана, а Имаеши срывающимся голосом ругал его. Да как ты смел, говорил Имаеши, ты меня унизил, это была моя работа, я капитан, а не ты! Ты забываешься, Касамацу, ты игнорируешь субординацию! Очень хотелось его ударить, и Касамацу вскинул голову, сжимая кулаки — он уже был практически готов — и тогда увидел, что Имаеши плачет. Слезы стояли в его глазах, он смаргивал, и они ручейками бежали по щекам.
Комок встал в горле. Касамацу стиснул челюсти и положил руку меж лопаток Имаеши. Тот все еще был в форме, и майка его была мокрой. Касамацу хотел сказать ему, чтобы он переоделся, простынет же, но не смог разжать челюсти.
Он не хотел больше плакать из-за проигрыша.
Существование Strky на этом закончилось, но Касамацу не особенно жалел. Они с Имаеши по-прежнему делили квартиру, ходили иногда играть в стритбол, все чаще разговаривали вечерами, глядя в телевизор, и Имаеши даже позабыл свое раздражающее «-кун». Все это радовало Касамацу, как-то слишком сильно даже радовало — пока однажды, незадолго до Рождества, Имаеши, задержавшийся где-то до изрядно позднего вечера, не ввалился в их квартиру не один.
Сначала Касамацу — он как раз, сидя в гостиной, подбирал аккорды к мелодии, настойчиво звучавшей в голове — услышал, как открылась дверь. Отложив гитару, он поднялся на ноги — и тут же различил тихий довольный смех Имаеши. А потом голос — низкий, явно не его.
Настроение, только что подскочившее, резко упало. Касамацу вышел в прихожую.
Имаеши, явно не слишком трезвый, посмеиваясь, пытался расстегнуть пальто на ком-то, кто, казалось, с трудом помещается в их крошечную прихожую, такой он был высокий и широкоплечий. Потом незнакомый парень повернулся — и Касамацу с изумлением узнал Киеши Теппея.
— О, — Киеши замер, ошарашенный. — Касамацу-сан…
— Ка-а-ак хорошо, что вы друг друга помните, — протянул Имаеши, улыбаясь до ушей. В подпитии его кансайский становился еще отчетливее. — Не надо знакомить. Теппей, я тебе говорил, Касамацу мой сосед.
— Да, точно, — Киеши аккуратно поклонился. Если он и был, подобно Имаеши, нетрезв, на нем это никак не отражалось. — Рад встрече, Касамацу-сан. Шоичи?
Он повернулся к Имаеши, протянув ему руку. Хихикнув — вышло пьяно и как-то даже по-девчоночьи, — Имаеши вложил в нее свою ладонь, оперся, выбрался из собственной обуви.
— Пойдем, — проговорил он, фыркая от смеха. — Прости, Касамацу-кун.
И они скрылись в спальне Имаеши, и тут только до Касамацу дошло, что он так и не сказал ни слова. Раздраженно вздохнув, он поднял куртку Имаеши, упавшую на пол, и повесил ее на крючок. Рядом висело тяжелое коричневое пальто Киеши, на обувной полке стояли его ботинки — две лодки для младенцев, а не ботинки. Касамацу понял, что крайне близок к тому, чтобы их пнуть.
Утром на кухне обнаружился не Киеши, чего Касамацу подсознательно ждал, а Имаеши собственной персоной — улыбаясь и мурлыкая себе под нос, он готовил завтрак. Касамацу смотрел на это с холодным бессильным раздражением — ни разу с того дня, как они поселились вместе, не поднимался Имаеши по утрам без крайней надобности, ни разу никому он не готовил завтрак.
— Привет, Касамацу-кун, — проговорил он, повернувшись и увидев Касамацу. — Как…
— С чего я опять «-кун»? — перебил Касамацу. Имаеши смешался.
— Эм. Прости, зарапортовался.
— Отлично спал, — отрезал Касамацу. — Надел наушники.
И ушел в ванную.
Стыдно ему стало почти сразу же. Да, у Имаеши есть личная жизнь, а у него нет, так что же, это повод вести себя как скотина? Лучше бы порадовался за друга.
От фальши этого слова свело зубы. Шипя, Касамацу вытерся и вышел из ванной.
Киеши был на кухне. Вместе с Имаеши. Они стояли возле раковины и увлеченно целовались, и глядя на них, глядя на то, как огромные ладони Киеши шарят по спине и бокам Имаеши, на то, насколько он выше, Касамацу невольно подумал, что, наверное, Имаеши у них снизу. Его тут же бросило в жар.
Его заметили раньше, чем он успел обозначить свое присутствие или хотя бы сбежать.
— Прошу прощения, Касамацу-сан, — Киеши отступил на шаг. — Уже ухожу.
Имаеши пошел провожать, а Касамацу остался на кухне. Входная дверь хлопнула сильно не сразу — наверняка зажимались еще и прихожей. Наконец прогремел замок, и Касамацу выдохнул.
Имаеши вернулся на кухню, посмотрел на него с улыбкой.
— Теппей отказался завтракать, так что поделим его порцию омлета.
— Не доверяет твоей готовке? — мрачно спросил Касамацу. Имаеши фыркнул.
— Сказал, что спешит. Но подозреваю, что ты прав…
— Ты отлично готовишь, — Касамацу вырвал у него из рук тарелку с омлетом. — И не верь никому, кто скажет иначе.
И, вознагражденный ошарашенным взглядом Имаеши, сел за стол.
Это было, на самом деле, вопиющее вранье.
***
Касамацу очень хотелось, чтобы Киеши Теппей к ним больше не приходил, но всерьез он на это не рассчитывал. Поэтому не слишком удивился, когда Киеши появился следующим вечером. Расстроился — но не удивился.
— Я ухожу, — сообщил он появившемуся в дверях Имаеши, за спиной у которого, словно гигантская тень, маячил Киеши. — У нас концерт.
— Отлично, Касамацу, — помахал рукой Имаеши, и Касамацу отчетливо увидел, как он проглотил «-кун». — Повеселитесь там!
Киеши только вежливо поклонился.
Если бы Имаеши пришел один, Касамацу потащил бы его с собой. Почему бы и нет? Если Имаеши жаждет развлечений, он мог бы найти их и в компании Касамацу. Его группа играла по клубам и барам, там хватало и девчонок, и парней, у Имаеши не было бы проблем найти себе кого-нибудь. Правда, Касамацу пришлось бы на это смотреть… хотя ему и так приходится.
Во время саундчека он был раздражен и несдержан, а Харе, который опоздал, отвесил подзатыльник.
— Где тебя носит?!
— Прости, Касамацу-сан, — Хара покаянно потер затылок. — Капитан у нас лютует, я думал, вообще сегодня с тренировки не вырвусь. После вчерашней вечеринки его будто покусали…
— Неинтересно, — отрезал Касамацу. — Палочки в зубы — и пошел!
— Палочками в зубах играть неудобно, — оскалился Хара, увернулся от очередного подзатыльника и кинулся к своим барабанам.
Отыграли они в этот раз неплохо — без особенного надрыва, но достойно. По окончании концерта на сцену забрались девушки — у группы образовалась вполне пристойная стайка поклонниц, и Касамацу подозревал, что не в последнюю очередь это заслуга Хары.
Тот свободно трепался с девушками, вызывая у Касамацу тусклые вспышки зависти. Потом вдруг вскинул голову, на мгновение стряхнув с глаз челку.
— Касамацу-сан, ты домой не торопишься? А то, может, зависнем с девочками?
На предложение, хотя и адресованное вроде бы прицельно Касамацу, сразу откликнулась едва ли не вся группа, и Касамацу решил — а почему бы и нет? Альтернативой было вернуться домой и слушать, как Имаеши трахается с Киеши Теппеем. Сомнительное удовольствие. А так, может, и разговаривать-то с девицами не придется, за него все сделает Хара…
Хара сделал. У Хары все было очень хорошо и с общением, и с личным шармом. Наверное, дело было в том, что он вел себя как хулиган, да им и был, честно говоря — девушки на такое клюют. Но Хара не забывал и про окружающих, и вскоре одна из девиц, милая и на вид скромная — в отличие от одетой в ультра-короткую юбку ногастой красотки с крашеными в рыжий волосами, которая захватила колени Хары, — сидела рядом с Касамацу, временами поглядывая на него сияющими глазами.
Касамацу решил, что она славная. Симпатичная, приличная девушка. Он даже поговорил с ней — запинаясь, короткими фразами, но поговорил. Спросил, где она учится — она ответила, — рассказал, где учится сам, что играет в баскетбол и вот, играет в группе. Девушка была одного с ним возраста, увлекалась музыкой и даже пыталась учиться игре на гитаре — «Касамацу-кун, ты ведь мне поможешь?» — и училась в Тодае.
Там же, где Имаеши. Касамацу почувствовал, что на него опять накатывает тоска. А его новая знакомая уже забивала ему в телефон свой номер.
Хара между тем трепался, млел от женского внимания и всячески намекал — в основном почему-то Касамацу — что они могут вот прямо сейчас подхватить девушек и пойти кое-куда, он знает место… Касамацу вяло кивал, слушал одновременно его и звонкий девичий голосок — хотя на самом деле не слушал никого, — пока не понял, что с него достаточно. Встал, подхватил свою гитару и вышел из клуба.
***
Наверное, Касамацу был не прав по отношению к Имаеши. Наверное, вовсе тот не развлекался, меняя партнеров, а искал ту самую «большую и чистую», как он выразился. Касамацу вот сидел сиднем и ждал, когда эта любовь на него обрушится — а Имаеши искал. И нашел.
А может, ничего он не искал, просто хорошо проводил время, а потом хорошо проведенное время стало чем-то большим. Тоже вариант. В любом случае, Имаеши все сделал правильно, в отличие от Касамацу. И у Имаеши был теперь Киеши Теппей, хороший во всех отношениях человек — Касамацу хотелось его убить, но он понимал, что пристрастен, — а у него самого было только обрушившееся на него чувство к Имаеши и понимание, что он облажался.
Киеши приходил теперь почти каждый вечер, и его Имаеши не строил, не выгонял по утрам и не лишал проявлений нежности. Касамацу подумывал о том, чтобы найти другого соседа по квартире: смотреть на это было все больнее и больнее.
Однажды вечером Имаеши задержался. Касамацу приготовил ужин, поел и устроился в гостиной с гитарой, чувствуя некоторый душевный подъем. Он скучал по Имаеши — он все больше по нему скучал, — но так было лучше, чем когда Имаеши приходил с Киеши Теппеем. Можно было попробовать подобрать аккорды к новой песне, что упорно звучала в голове. Душевные страдания вообще способствуют творчеству. С мрачной ухмылкой Касамацу подумал, что если сейчас он насочиняет песен на альбом — а все к тому шло, — запишет его и прославится, можно будет потом говорить, что он обязан этим… Он замер, подбирая определение. Своей первой любви? Выходит, что так.
А первая любовь будет жить со своим избранником в доме за белым заборчиком. Кошмарная участь. У Касамацу будет мировая известность, а у Имаеши — скучное существование. Давай, давай, продолжай утешать себя этим, Касамацу-кун, сказал внутренний голос с подозрительным кансайским акцентом, и Касамацу был готов уже огрызнуться, когда услышал, как открылась входная дверь.
Раздался голос Имаеши, тихий и сердитый. И сразу — чье-то неразборчивое бормотание. Что-то упало. Касамацу отложил гитару и вышел в прихожую.
Имаеши, уже разувшийся, стягивал с себя куртку. Второй человек стоял, привалившись к входной двери, и это был не Киеши. Касамацу оторопело открыл рот, и тут незнакомец вскинул голову.
Лицо его пересекала кривая, будто примерзшая к лицу усмешка, на щеках горели красные пятна, взгляд был бешеный. Почти тут же Касамацу уловил сильный запах алкоголя. А потом до него дошло, что этот незнакомец тоже вовсе не незнакомец. Это был Ханамия Макото.
Он открыл рот, завидев Касамацу, будто собирался что-то сказать, но тут же скривился.
— Я щас блевану… — услышал Касамацу бормотание.
— Я тебя прикончу, — ледяным голосом отозвался Имаеши. — Только попробуй.
— Это ты, мудак, виноват, — пробормотал Ханамия. Скорчился, содрогнувшись всем телом, но, к счастью, все же сдержал тошноту. — Ненавижу тебя, Имаеши, скотина…
— Да ты всех ненавидишь, — буркнул Имаеши. Он уже повесил свою куртку и принялся стягивать пальто с Ханамии.
— Помощь нужна? — подал голос Касамацу. Имаеши вскинул голову.
— Прости, я тебя не заметил, — голос его звучал слегка виновато, но больше устало. — Да, не помешала бы. Мы тебя не разбудили?
— Я не спал.
Вдвоем они раздели и разули Ханамию и даже дотащили его до ванной прежде, чем он начал-таки блевать. Имаеши с выражением крайнего отвращения на лице поддерживал его, и Касамацу понял, что не может не остаться с ним рядом — хотя, признаться, больше всего ему хотелось вышвырнуть Ханамию за дверь. Но он понимал, почему Имаеши это делает.
— И я считал, что мне не повезло с кохаями, — сказал он, глядя на содрогающегося Ханамию. Имаеши нервно рассмеялся.
— Знаешь, Касамацу-кун, обычно он нормальный.
— Он как раз самый ненормальный, — буркнул Касамацу. — И перестань уже. Просил ведь.
— Обращаться к тебе по фамилии без хонорифика — это как-то очень интимно, — голос Имаеши звучал жалобно. Касамацу присмотрелся повнимательнее — и обнаружил, что белки глаз у него покраснели, а на веках залегли тени. — Хочешь, я буду звать тебя Юкио-кун?
— Да зови как хочешь, — пробормотал Касамацу. — Что с ним такое случилось?
— Напился.
— Это я понял. Почему?
Имаеши не ответил, и Касамацу раздосадовано спросил:
— Сейчас скажешь мне, что человеку может быть не нужна причина, чтобы напиться?
— Человеку — нет, — задумчиво отозвался Имаеши. — Ханамии — да. Он не любит лишать себя своего главного оружия. Ты все, горе? — он наклонился к Ханамии, который тяжело дышал, сидя на полу и обхватив руками унитаз. — В душ?
Ханамия кивнул. Имаеши помог ему подняться, и Касамацу пошел было на выход, чтобы не мешать, но тут мутный взгляд Ханамии уперся в него.
— Вот почему не он, а, Имаеши?
Имаеши округлил глаза, потом изумленно глянул на Касамацу. Губы его сложились в горькую усмешку.
— Ну и накидался же ты, Ханамия, — проговорил он ласково. Касамацу, решив, что он тут больше не нужен, вышел за дверь.
Вечер был испорчен. Сейчас Имаеши отмоет Ханамию, утащит его в спальню и там угомонит и, скорее всего, останется с ним. Остается только надеяться, что не будет трахать. Касамацу скривился от этой мысли и от себя самого — ну что он за человек такой?
Он вздохнул и принялся расстилать постель. Пьяный в слюни Ханамия, ну надо же, кто бы мог подумать, что доведется увидеть его таким. Касамацу предпочел бы не видеть его вообще никаким, но, если так подумать, он мало сделал для того, чтобы избавить себя от этого риска. Живет с Имаеши, Хара у него в группе играет…
Кстати, а Хара ведь говорил, что Ханамия лютует. Может, это связано? Драма какая-нибудь в личной жизни?
Немного поколебавшись, Касамацу достал телефон. Набрал сообщение Харе: «Что такое с вашим капитаном творится?» — но не отправил, стер. Придется же объяснять, с чего такой вопрос. А это явно не дело Касамацу — трепаться команде, что он видел их капитана нажравшимся до подобного состояния.
И вообще все это — не его дело.
Касамацу улегся в постель. В квартире шуршали — шумела вода, потом ее выключили, потом раздались шаги и голоса, хлопнула дверь в спальню Имаеши. Еще какая-то возня. Еще голоса. Касамацу зажмурился и попытался уверить себя, что хочет спать.
Голоса стихли, возня тоже. Потом скрипнула дверь в спальню Имаеши. Потом раздались шаги — и замерли перед дверью в спальню Касамацу.
Кто-то тихо и коротко постучал.
— Юкио-кун? Спишь?
Сев в кровати, Касамацу включил ночник и растерянно уставился на дверь. Имаеши? Что?..
Он сообразил, что тупит, резко мотнул головой и отозвался:
— Нет, заходи.
Имаеши прошмыгнул в едва приоткрытую дверь, словно открывать ее шире боялся. В руках: подушка и одеяло, на лице — очки и смущение. Касамацу открыл рот.
— Можно я у тебя переночую?
Касамацу посмотрел на свою кровать, и ему стало жарко. Она была узкой, решительно не предназначенной для двоих. Как же Имаеши…
— Ты говорил, у тебя есть футон.
— Да! — Касамацу вздрогнул и мысленно выругался. Да что с ним такое творится? Вообще разум потерял.
Он поспешно достал из шкафа футон, расстелил его на полу. Места в комнате совсем не осталось, и он забрался с ногами на кровать. Имаеши, сняв очки, аккуратно сложил их на стол Касамацу и опустился на футон, сложив рядом подушку и одеяло: не лег, а сел, подтянув колени к груди. Взгляд у него был рассеянный. До Касамацу вдруг дошло, что, кажется, он впервые видит Имаеши без очков.
— Не понимаю, что происходит, — признался он вдруг. — Ханамия… склонен буйствовать, если что-то идет не по его. Но это перебор.
— А он тебе не рассказал? — осторожно спросил Касамацу. Имаеши покачал головой и поморщился.
— Когда я его подобрал, он был уже очень пьян. Вообще-то за ним приехал Сето, но Ханамия отказывался с ним идти, требовал, чтобы приехал я. По словам Сето, все повторял, что «хочет посмотреть мне в глаза», — Имаеши хмыкнул, но совсем не весело.
— Кто ему налил вообще? — спросил Касамацу. — Ему же двадцати нет.
— Ой, Юкио-кун, как будто так сложно на Роппонги найти бар, где высоченному парню нальют безо всяких документов, — отмахнулся Имаеши.
— Серьезно? — удивился Касамацу. — Я не знал.
Имаеши поднял на него взгляд — без очков он почему-то не щурился, как все близорукие, а смотрел прямо, широко распахнутыми глазами, и взгляд их казался пустым и рассредоточенным, как у слепых. Такого Имаеши хотелось взять за руку, чтобы быть уверенным, что с ним ничего не случится. Обманчивое впечатление, подумал Касамацу. Он же знал, какая это на самом деле хитрая, уверенная в себе скотина.
— Как это мило, Юкио-кун, — голос его звучал почему-то грустно. Касамацу фыркнул.
— А чего ты у себя спать не остался? У тебя же двуспальная кровать, вы бы поместились.
— Я не хочу проснуться утром пьяным, — содрогнулся Имаеши. — А если я надышусь этим перегаром, то так оно и будет. Я тебе мешаю?
— Нет, — буркнул Касамацу и лег. Имаеши завозился на футоне, улегся тоже. Касамацу выключил ночник.
Сначала было очень темно, потом потихоньку глаза привыкли. На потолок ложился отсвет фонаря с улицы. Прошуршавшая колесами машина размазала по стенам цветные пятна.
Стараясь не шуметь, Касамацу повернул голову. Имаеши лежал на спине, глаза его были закрыты. Касамацу показалось, что он различает подрагивающие длинные стрелы его ресниц.
Касамацу перевернулся на бок. Так смотреть на Имаеши будет гораздо удобнее — а тот ничего не заметит, потому что вымотался и спит.
С этой мыслью Касамацу уснул и сам, и уже когда он проваливался в сон, в голове мелькнуло – а что помешало Имаеши заночевать в гостиной?
Найти ответ на этот вопрос он не успел, а к утру забыл про него вовсе.
***
На следующий день Имаеши напоил хмурого, кривящегося от света и звуков Ханамию аспирином и кофе и выпроводил. Потом они провели неожиданно мирный, тихий и хороший день. Вместе позавтракали — Касамацу приготовил завтрак сам, — долго трепались после: ни о чем конкретном, начали по следам визита Ханамии с кохаев и дошли в итоге до внешней политики Японии, в которой Касамацу не понимал ничего, а Имаеши говорил так много и так сложно, что вызывал подозрения в том же.
Потом Имаеши предложил:
— Юкио-кун, пойдем, мячик покидаем?
— Опять на желание? — подозрительно уточнил Касамацу. Имаеши рассмеялся.
— Нет, просто покидаем мячик. Или у тебя есть какие-то желания?
Несколько мгновений Касамацу смотрел на него в упор — у него было ощущение, что Имаеши над ним издевается. Обманчивое, скорее всего — Имаеши всегда разговаривал так, будто издевался.
— Ну, пойдем.
Снаружи было холодно, но ясно, тихо и сухо. Они разогрелись, пока играли. Касамацу сначала отставал, потому что Имаеши все кидал какие-то нереальные трехи, но потом начал нагонять. Какое-то время они играли почти с равным счетом, но потом Касамацу забросил трехочковый с противоположного края поля, и Имаеши, зааплодировав, объявил, что игра окончена.
— Мне повезло, — сказал Касамацу, вытирая лицо краем футболки. Имаеши, сняв очки, сделал то же самое.
— Мне все время так везет, — фыркнул он. А потом добавил, внезапно посерьезнев: — Знаешь, я вот что думаю: все это мелкое везение — это такой закон кармы. Знак, что ты никогда не будешь счастлив в чем-то значительном.
Касамацу опустил руки, отводя футболку от лица, и уставился на Имаеши с изумлением.
— Что ты такое говоришь?
Имаеши дернул острым плечом — улыбка его выглядела смущенной.
— Я вспомнил, как мне не повезло на Зимнем Кубке. Знаешь, я знал, что мы не справимся с Ракузан, если доберемся до них, возможно, что мы не справимся даже с Йосен. Но я очень хотел снова встретиться с твоей командой. Я знал, что в этот раз вы будете еще сильнее, и мне так хотелось этого матча… — Он рассмеялся, потом разом сделался серьезен. — Но мы проиграли и не дошли до вас.
— Да, — сказал Касамацу, справившись с комком в горле. — Мне тоже хотелось. Был бы шанс отыграться. — Он прокашлялся. — Я не понял, а везение-то тут при чем?
— А, — Имаеши легко махнул рукой и нацепил очки — они моментально придали ему его обычный ехидный вид. — Не обращай внимания. Лирическое настроение.
Остаток дня они провели дома. Имаеши сначала занимался, разложив конспекты на кухонном столе, но когда Касамацу снова засел за гитару — подбирать аккорды к будущему платиновому альбому, как мысленно шутил все тот же внутренний голос, — через какое-то время притащился из кухни и устроился рядом.
— Не помешаю?
Касамацу тряхнул головой. Он не знал, что должно было случиться, чтобы Имаеши начал ему мешать.
Они просидели так до самого вечера. Касамацу бренчал и записывал аккорды, временами, чтобы развлечь себя и Имаеши, принимаясь наигрывать известные песни. Имаеши что-то черкал в своем блокноте — по собственному признанию, он пытался научиться рисовать.
— Это бесполезно, — безжалостно заявил Касамацу, заглянув в блокнот. Имаеши картинно огорчился.
— Жестоко, Юкио-кун. Вот Сакурай говорит, что я не безнадежен.
— Он просто тебя боится…
В дверь позвонили, и Касамацу оборвал себя на полуслове. Имаеши же подскочил так резко, словно ждал этого весь день, и, бросив:
— Я открою, — стремительно рванул в прихожую.
Касамацу остался в гостиной, с силой сжимая гриф несчастной гитары. Прогремел замок, открылась дверь. Раздался низкий знакомый голос.
Касамацу прикрыл глаза и откинулся на спинку дивана. Весь этот день он не вспоминал о Киеши Теппее, и того вроде как не существовало. Мало ли, почему. Кто-нибудь, например, опять что-нибудь ему сломал — от этой мысли Касамацу охватывала кровожадная радость и некоторая даже симпатия в адрес Ханамии. Или он опять усвистел в какую-нибудь Америку. Почему бы и нет. Все равно куда, лишь бы подальше от Имаеши.
Но Киеши Теппей пришел, топтался теперь в их прихожей, наверняка разувался и снимал свое гигантское коричневое пальто, чувствуя себя как дома. Потом они пойдут к Имаеши в спальню, а ему останется…
Касамацу не успел додумать эту мысль — Имаеши заглянул в гостиную, одетый в уличную куртку. Вид у него был злой и встревоженный одновременно.
— Юкио-кун, мне надо уйти. Не знаю, когда вернусь. Спокойной тебе ночи.
И скрылся, не дожидаясь ответа. Хлопнула входная дверь.
— Пока, — запоздало проговорил Касамацу.
Этой ночью Касамацу лег спать поздно и спал плохо. Не то чтобы он допоздна ждал Имаеши, просто все находились какие-то дела, которые надо было сделать немедленно прямо сейчас. Он сдался в два часа ночи, а сон сжалился над ним около трех. И то Касамацу просыпался от каждого шороха — но ни один шорох не был звуком открываемой двери, шагами или шуршанием одежды.
Утром Касамацу даже заглянул к Имаеши в спальню, чего никогда в его отсутствие не делал — но там было пусто, постель выглядела нетронутой. На кухне, поджаривая яичницу с беконом, Касамацу понял, что волнуется — а еще что готовит на двоих. По привычке.
Он уже доел свою порцию и собирался помыть посуду, когда услышал возню из прихожей. Едва не забыв выключить воду, Касамацу кинулся туда.
Имаеши стягивал с себя куртку медленными, заторможенными движениями. Снял, повесил на крючок, потом наклонился, чтобы развязать шнурки кроссовок, но покачнулся и едва не упал. Касамацу подскочил, подставил плечо и помог Имаеши сесть на порожек.
— Ты, надеюсь, не пьян и не обкурился? — пробурчал он, стараясь, чтобы голос прозвучал сердито. На самом деле, он не сердился. Вовсе нет.
— Я не спал ночь, — отозвался Имаеши тягуче. — И немного выпил, да…
Касамацу опустился на колени перед ним и принялся расшнуровывать его кроссовки — от Имаеши ждать толку, похоже, было бесполезно.
— Что случилось-то? — спросил он. Поднял голову и увидел, что Имаеши смотрит на него, не отводя взгляда.
— Ничего страшного или серьезного, Касамацу-кун, — отозвался он. — Случилось то, что должно было случиться. Все логично. Все конечно. Я везучий, но не счастливый, я говорил тебе. Ты понимаешь разницу между везением и счастьем?
— Я понимаю, что ты напился, — буркнул Касамацу, стягивая с него кроссовки. — И мелешь ерунду. — Он подставил плечо Имаеши под руку и встал на ноги, поднимая его вместе с собой. — Очевидно, на занятия ты сегодня не пойдешь.
— Очевидно, нет, — вздохнул Имаеши. — Прости, Касамацу-кун, наверное, я задерживаю тебя…
— Не страшно, — перебил Касамацу. — Опоздаю, значит. Что я у тебя опять Касамацу-кун?
Имаеши рассмеялся — низким, безрадостным смехом.
— Прости. Что-то я запутался.
— Тебя в спальню?
— Сначала в ванную, — Имаеши устало потер лицо. — Да ты иди, Юкио-кун, я в порядке, видишь, хожу ногами, действую руками, смотрю глазами, даже немного соображаю головой…
— Заткнись и иди, — сердито перебил Касамацу, подталкивая его в сторону ванной. Что ему было совершенно очевидно — хотя он и не знал, откуда у него это знание — что Имаеши сейчас не стоит оставлять одного.
В ванной он привалился к стиральной машине, наблюдая, как Имаеши чистит зубы. Потом тот снял очки и начал раздеваться, и Касамацу подумал, что надо бы выйти, но почему-то не вышел, а Имаеши его не прогнал и вообще вел себя так, как будто все было в порядке вещей. Залез в ванную, включил душ. Сквозь занавеску Касамацу был виден его узкий, будто вырезанный из бумаги силуэт. Ладони вспотели, сердце забилось чаще, дыхание участилось — но все эти очевидные признаки возбуждения были какими-то неважными, вторичными. На самом деле Касамацу умирал от нежности и тревоги. Ему хотелось взять Имаеши в охапку и вытрясти из него, что случилось этой ночью. А потом все исправить — так, чтобы у Имаеши не было этого утомленного, потерянного выражения лица, чтобы он снова был доволен и счастлив.
— Подашь полотенце?
Касамацу подал, развернув, на вытянутых руках. Имаеши вышагнул из ванной прямо в полотенце, и Касамацу — почти машинально, он проделывал это сотни раз с младшими братьями — завернул его в махровую ткань и в свои объятия.
Несколько оглушающих мгновений они стояли так, вплотную, нос к носу. Потом Имаеши подхватил полотенце, а Касамацу, опомнившись, отстранился.
— Спасибо, — сказал Имаеши и накрылся с головой, вытирая волосы. Касамацу не выдержал.
— Что все-таки случилось сегодня?
— Работал хорошим, заботливым, самоотверженным семпаем, — Имаеши вздохнул. — И одновременно — купидоном.
Касамацу заморгал, переваривая услышанное. А потом в голове будто щелкнуло, и все сложилось в картинку.
— Ханамия, — проговорил он растерянно. — И Киеши.
Имаеши невесело хмыкнул и ничего не сказал. А до Касамацу медленно, но неотвратимо доходил смысл произошедшего.
Киеши и Ханамия. Значит, Имаеши и Киеши расстались. Значит, Имаеши вроде как свободен. Значит…
Накатившие одновременно неприличная радость и яростный гнев напугали даже самого Касамацу.
— Послушай, — проговорил он, вытянув руку в сторону Имаеши. Тот закончил вытираться и влезал в халат. — А Киеши-то это зачем?
Вообще-то он хотел спросить, каким надо быть идиотом, чтобы променять Имаеши на Ханамию, но не был уверен, что это не будет жестоко с его стороны. Имаеши рассмеялся.
— Знаешь, что удивительно, Ханамия спросил примерно то же самое. Ну… — он пожал плечами. — Кто знает. Может, это большая и чистая любовь.
— А ты? — тихо спросил Касамацу.
— А я — маленькая и грязная, — неожиданно огрызнулся Имаеши. — Что я должен был сделать, по-твоему, Юкио-кун? Бороться до последнего? Демонстрировать, насколько я лучше Ханамии? Убить его?
— Я этого не говорил, — Касамацу хотелось одновременно провалиться сквозь землю, и в то же время он все никак не мог перестать радоваться, хотя это и было как-то уж слишком неприлично. — Просто мне казалось, что у вас все хорошо.
— Мне тоже, — буркнул Имаеши, натягивая рукава халата на кончики пальцев. — Юкио-кун… давай мы поговорим об этом… ну, скажем, никогда? Честное слово, совсем устал.
— Извини, — Касамацу глубоко вдохнул и выдохнул, пытаясь успокоиться. — Чего хочешь? Чаю, может? Там еще яичница осталась. Или спать?
— Спать, — Имаеши тоже вздохнул, практически скопировав Касамацу. — Все потом. Юкио-кун, я не развалюсь, правда. Ну, бывает…
— Я не думаю, что ты развалишься, — серьезно проговорил Касамацу. — Я просто думаю, что тебе хреново, и надо что-то с этим сделать.
Имаеши поднял на него улыбающийся взгляд.
— Например, что?
— Ну… напоить чаем. Уложить спать. Спеть песню.
Имаеши рассмеялся — наконец-то нормально, легко и весело, — и шагнул к нему почти вплотную, легко опустив руку на плечо.
— Спасибо, Юкио-кун. За это я тебя и люблю.
Касамацу вздрогнул — сильно, всем телом. Имаеши вздрогнул тоже, словно сообразил, что именно сказал. Они стояли вплотную друг к другу, почти в объятии, и Касамацу как-то заново отметил, что они почти одного роста — он знал это, но никогда не проверял вот так.
Имаеши потянулся к нему сам. Сухие его губы прошлись по губам Касамацу, коснулись уголка рта. Все тело будто прошило вдруг разрядом электрического тока.
Вот он, в руках, бери его, хватай, пока есть возможность…
Но Имаеши был расстроен и уязвим. Он только что расстался со своим парнем — причем, судя по всему, не просто расстался, а добровольно отдал его.
И пользоваться этим было бы неверно.
Касамацу качнул головой и слегка отстранился. В глазах Имаеши он на мгновение увидел смятение, но оно тут же сменилось его обычным прищуром. Губы разомкнулись — и Касамацу положил на них палец.
— Не надо.
Имаеши заморгал, глядя вопросительно, и Касамацу пояснил:
— Давай потом. Когда ты поспишь, и успокоишься, и вообще…
— Я понял, — тяжело вздохнул Имаеши после паузы. — Хорошие парни — мой профиль.
— Хара не попадает, — улыбнулся Касамацу.
— И то верно, — скривился Имаеши. — Зато у него с чувством ритма все хорошо.
И ушел к себе в спальню, оставив Касамацу наедине с легкой досадой и невольным желанием придушить Хару.
***
Следующие несколько дней жизнь шла своим чередом, если не считать того, что Касамацу пребывал в смятении. По всему выходило, что теперь он может что-то сделать. Как-то намекнуть Имаеши. Или даже не намекнуть — сказать прямым текстом. Предложить… встречаться? С учетом того, что они живут вместе, это даже в мыслях звучало глупо.
Имаеши вел себя как обычно. Уходил на занятия. Приходил с занятий. Они ели, болтали, смотрели вместе телевизор, или занимались, или Касамацу музицировал, а Имаеши пытался рисовать. Парней вот только больше не приводил, ну так он и раньше не каждый день водил, мрачно думал Касамацу, может, время еще не пришло, раны не зажили.
Дня четыре спустя, вернувшись с репетиции поздним вечером, Касамацу обнаружил Имаеши на кухне в клубах пара и сомнительных запахах. Имаеши нависал над кастрюлей с половником в руках, а поскольку домашняя его одежда была преимущественно черной, то сейчас он несколько смахивал на колдуна над волшебным зельем.
— Что у тебя там?
Имаеши вскинул руку, призывая к тишине. Касамацу сел за стол, внутренне веселясь над тем, как тщательно Имаеши перемешивает свое варево.
— Нет, серьезно, что это? Зелье, прибавляющее ума?
Имаеши отмахнулся.
— За этим не ко мне, а к Ханамии, — он произнес имя легко, непринужденно, и у Касамацу как-то разом полегчало на сердце. — Это он считает, что все кругом идиоты, меня же все устраивает. — Тренькнул таймер, и Имаеши тут же выключил плиту. — Это, Юкио-кун, карри!
— Пахнет не как карри, — напрягся Касамацу.
— Ладно тебе, — Имаеши уже накладывал в тарелку рис. — Я уверен, что съедобно. Что можно испортить в карри?
Касамацу тоже так думал, но что-то подсказывало ему, что Имаеши справится. Он с тревогой наблюдал, как тот кладет карри поверх риса, а потом жестом официанта из ресторана высокой кухни ставит тарелку перед ним.
— Пробуй!
— А ты? — опасливо спросил Касамацу.
— Сейчас, — живо откликнулся Имаеши и принялся сооружать вторую порцию. Глубоко вздохнув, Касамацу взял ложку, зачерпнул немного риса с карри, отправил в рот.
Как оказалось, карри действительно можно испортить. Касамацу даже не очень понимал, что конкретно не так. То ли Имаеши не посолил его, то ли плохо размешивал, то ли недоварил овощи, то ли все одновременно. Невероятно, думал Касамацу, отчаянно пережевывая и глотая смесь, которая была одновременно кислой, горькой и почему-то приторно-сладкой — он представить не мог, как можно добиться такого эффекта. Имаеши же наверняка по рецепту готовил, что может быть проще, чем приготовить по рецепту?
Но Имаеши смотрел на него, и под этим взглядом Касамацу съел все.
— Спасибо, — выдавил он из себя. — Очень вкусно.
— Добавки? — со стальной жестокостью в голосе спросил Имаеши, не сводя с него пристального взгляда — он даже голову чуть склонил, словно наблюдал за плодами давнего эксперимента.
— Нет, я наелся, — сипло проговорил Касамацу. Добавки он бы не вынес.
Имаеши, не говоря более ни слова, встал, налил в кружку воды и подал ее Касамацу. Тот выхлебал в два глотка. Стало полегче.
— Знаешь, Теппей, — при звуках этого имени Касамацу вздрогнул, — когда отказался есть мой омлет, рассказал мне, как однажды Айда Рико, их тренер, приготовила на всю команду карри.
Касамацу поднял взгляд — Имаеши стоял, привалившись к разделочному столу, и смотрел на него со странной улыбкой.
— Она совершенно не умеет готовить, по словам Теппея. Просто трагически. Никто не мог это есть, и ее это, естественно, расстроило. Тогда Хьюга Джунпей — ну, ты помнишь Хьюгу, капитана Сейрин? — увидев, что она вот-вот расплачется, съел полную тарелку ее варева.
— Потом ему было худо? — спросил Касамацу. Имаеши фыркнул.
— Да, но Айда этого не увидела.
— Я тогда, пожалуй, пойду в ванную.
Имаеши рассмеялся, откинув голову. Он смеялся долго, весело — и одновременно так, словно смеялся над самим собой.
— Все так плохо, Юкио-кун?
— Пожалуйста, не говори, что ты сделал это нарочно.
— Нет, — Имаеши мотнул головой. — Я старался! Не знаю, что пошло не так. Кажется, мне стоит бросить рисование и учиться готовить. Можно даже преподавателя не менять.
Он замолчал, и Касамацу молчал тоже, не сводя с него взгляда. Потом он встал из-за стола, сделал шаг в сторону Имаеши.
— А вывод какой? Из истории?
— Ну, — Имаеши передернул плечами. — Теппей утверждает, что это такая проверка на чувства. Если любишь человека — сожрешь любую гадость, что он приготовил, и похвалишь.
— Значит, — Касамацу сделал еще шаг, — это ты меня проверял?
— Я все же рассчитывал тебя накормить, — улыбнулся Имаеши. — И проверял, да.
— А просто спросить?
И снова на одно короткое мгновение у Имаеши сделался тот самый растерянный вид — как всегда, когда он понимал, что был путь проще. Потом он рассмеялся.
— Прости, Юкио-кун. Я тебе нравлюсь?
— Очень, — сказал Касамацу. В один большой шаг преодолел разделяющее их расстояние — и обнял его. Руки Имаеши легли ему на плечи, сгребли, сжали, и он практически дернул Касамацу на себя, впиваясь поцелуем в губы.
В голове будто что-то перемкнуло. Он ведь не сгорал от страсти, даже не представлял себе Имаеши в эротических фантазиях. Но, очевидно, он плотно закупорил свое желание в себе, настолько плотно, что оно никак не прорывалось наружу; а сейчас с запечатанного сосуда, как с бутылки с джинном, сорвало пробку.
Он навалился на Имаеши, вжимая его в кромку стола, и не столько услышал, сколько почувствовал его изумленный выдох. Но Имаеши не возражал — они не разнились в росте, в массе, в силе, он мог бы оттолкнуть Касамацу, если бы захотел. Он не оттолкнул, и Касамацу обхватил его за талию и вздернул вверх, усаживая на разделочный стол.
Что-то полетело на пол, что-то, кажется, разбилось. Касамацу гладил спину Имаеши под футболкой, над резинкой штанов, пальцы его будто прилипли к теплой, чуть влажной коже. Имаеши вцепился ему в отворот рубашки, будто собирался встряхнуть, да так и забыл. Они сталкивались языками, кусались, мешали друг другу, словно у каждого это был первый поцелуй, и они ничего не умели.
Что ж, насчет Касамацу это была почти что правда, но когда они наконец разлепились, он увидел блестящие глаза Имаеши и понял, что, кажется, справился.
— Юкио-кун… — Имаеши слегка задыхался. — Я начинаю думать, что ты был прав.
— Я не знаю, о чем ты, — Касамацу стянул очки у него с носа, сложил их и убрал как мог далеко. Имаеши, приоткрыв рот, смотрел на него не щурясь, и Касамацу вновь видел этот потерянный, слепой взгляд, от которого у него кружилась голова не хуже, чем от поцелуев, чем от того, как Имаеши прижимался к нему, каким горячим ощущалось его тело даже через одежду. — И не буду спрашивать.
И он поцеловал Имаеши снова.
***
До старта разогрева оставалось не меньше часа, а народу в зале между тем было уже много. Касамацу нервничал. Он старался этого не показывать, но все же нервничал. Еще и Хара опять опаздывал, и Касамацу надеялся, что ему хватит выдержки не залепить наглецу оплеуху прямо с порога.
Хара появился вместе с Имаеши. Это, с одной стороны, провоцировало желание двинуть ему дважды, но с другой, Касамацу был так рад видеть Имаеши, что почти успокоился.
— Прости, Касамацу-сан! — заорал Хара так, что его, наверное, услышали даже в зале безо всякого микрофона.
— Заткнись и стучи! — рявкнул Касамацу. И только потом повернулся к Имаеши. — Привет.
— Привет, — Имаеши, встав очень близко, незаметно прошелся пальцами по его запястью. — Прости его, он не по своей вине задержался.
— Опять Ханамия?
— Опять Ханамия! — рассмеялся Имаеши. — Вон он, кстати.
Ханамия оказался в фанзоне, в той ее части, на которую Касамацу смог добыть пригласительные. Был он, разумеется, не один — Киеши возвышался за его спиной. Он увидел Касамацу и помахал.
— Он меня все еще раздражает, — заметил Касамацу. Имаеши рассмеялся.
— Ханамия говорит то же самое.
Он стоял рядом с Касамацу, плечом к плечу, и от его присутствия делалось спокойнее. Касамацу открыл рот, чтобы сказать об этом, но Имаеши заговорил первым:
— Мне остаться за кулисами или спуститься в зал?
— Лучше в зал, — ответил Касамацу. — Плохо будет, если я во время выступления буду смотреть за кулисы.
Имаеши рассмеялся.
— Вряд ли ты хотел показаться романтичным, но у тебя получилось. О, смотри! — добавил он прежде, чем Касамацу успел возмутиться. — Они пришли!
Касамацу снова посмотрел в зал — и увидел, что Киеши и Ханамия больше не одни: вокруг них, как телохранители, стояли трое из Кирисаки Дайичи. Рыжий парень целился камерой телефона в сторону сцены.
— Имаеши, я же всего три пригласительных достал.
— А! — махнул рукой Имаеши. — Это не так сложно, как кажется. И ты не туда смотришь, вон, — он обхватил его голову и повернул в сторону входа на танцпол.
Касамацу почувствовал, что ему становится слегка нехорошо. В зал входила вся его бывшая команда, не исключая Кобори и Мориямы. Кажется, там были даже новые игроки, которых Касамацу не знал.
Но хуже того, за спинами бывших и нынешних Кайджо Касамацу увидел недовольную физиономию Аомине, сияющую Момои и всю прочую команду Тоо.
— Имаеши…
— А сейчас еще Сейрин подтянутся, — довольным голосом сообщил тот. — Ну что ты на меня так смотришь, Юкио-кун? Это группа поддержки. Спорим, Хаякава будет кричать так, что перекроет весь зал?
— И музыку заодно, — буркнул Касамацу. Имаеши не ошибся — следом за Тоо в зал вошли Сейрин. Все команды скучковались в одном месте, и Касамацу даже развлекся немного, глядя, как Сейрин пытаются одновременно и не смешаться с Кирисаки Дайичи, и держаться поближе к Киеши.
Удивительно, но ему стало легче. Понимание, что в зале есть несколько десятков благожелательно настроенных человек, действительно успокаивало. Даже саундчек за спиной зазвучал веселее.
— Спасибо, — произнес он, повернувшись к Имаеши.
— Смотри-ка, — отозвался тот, все еще глядя в зал. — Даже Мияджи, Хигучи и Окамура пришли.
Незаметно обхватив его за запястье, Касамацу шагнул с ним вместе в сторону кулис, пряча их обоих за занавесом.
— Можем подойти к ним после и спросить, не хотят ли они снова играть вместе, — сказал он. Имаеши смотрел на него, щурясь.
— Можем.
— И ты опять мог просто попросить.
Имаеши фыркнул.
— Поехали в Непал, Юкио-кун?
— В Непал?
— Да. Там есть развлечение такое — можно помыть слона. Выбрать слона и помыть. Вдвоем.
В ответ Касамацу шагнул к нему вплотную, взял его за руку, переплетя их пальцы, обнял за шею, прижался лбом ко лбу.
— Я тоже, — сказал он. И поцеловал Имаеши — быстро, вскользь, просто прошелся губами по губам. И тут же отстранился. — Иди в зал. Пожалуйста.
Пару мгновений Имаеши смотрел на него своим фирменным нечитаемым взглядом. Потом улыбнулся.
— Удачи, — просто сказал он. Развернулся и пошел по боковой лестнице вниз, к фанзоне.
Касамацу смотрел ему вслед, ощущая, как с новой силой колотится сердце. За спиной грохотал на барабанах Хара, ребята настраивали инструменты. Первое большое выступление. Первый большой зал.
Но даже если мы провалимся, подумал Касамацу, подхватывая гитару и подходя к микрофону, так ли это важно? Имаеши в любом случае с ним.
Парадоксальным образом это означало, что все пройдет прекрасно.
Автор: kuroko-no-author
Пейринг/персонажи: Имаеши Шоичи/Касамацу Юкио, а также: читать дальшеИмаеши Шоичи/Киеши Теппей, Имаеши Шоичи/Хара Казуя, Имаеши Шоичи/разные ОМП, Хара Казуя/ОЖП, Киеши Теппей/Ханамия Макото
Выпавший в лотерее персонаж: Киеши Теппей
Тип: слэш
Рейтинг: PG-13
Жанр: романс
Размер: 7000 слов
Саммари: кто-то ждет большую и чистую любовь, кто-то ищет, а на кого-то она падает.
Дисклеймер: все принадлежит Фуджимаки.
Предупреждения: Имаеши не блядь!
Работа была написана для августовского фестиваля
читать дальшеИмаеши ничего не делал просто, словно сама идея простоты была ему недоступна. Например, он ни разу не попросил у Касамацу номер телефона — а между тем Касамацу бы дал, потому что а почему бы и нет? — и тем не менее заполучил его. Когда он позвонил в первый раз, Касамацу его прямо спросил:
— Откуда у тебя мой номер?
Имаеши с удовольствием рассмеялся.
— Ммм, Касамацу-кун, я предпочел бы не сдавать свои источники…
— Зачем они тебе, если можно просто попросить? — спросил Касамацу. В трубке образовалось молчание, а потом Имаеши предложил неожиданно:
— Касамацу-кун, как насчет сыграть один на один?
«Один на один» тоже оказалось не просто так. Имаеши хотел сыграть на желание. Касамацу пожал плечами, согласился и проиграл — не то чтобы в выматывающей борьбе: временами он даже не старался. Никаких особенных желаний, для удовлетворения которых требовался Имаеши, у него не было, зато было любопытно.
— Касамацу-кун, — начал он, и Касамацу подумал, что нет, все же одно желание у него есть — чтобы Имаеши избавился уже от хонорифика, потому что тот в его исполнении звучал как издевательство. — Давай квартиру вместе снимем.
— Давай, — согласился Касамацу, и Имаеши заморгал. Зрелище оказалось удивительно завлекательным, Касамацу еле удержался от улыбки. Он, в общем-то, и сам подумывал о съеме отдельного жилья, потому что учиться в университете, существуя в одном доме с младшими братьями, оказалось невозможно. Имаеши был вполне подходящей кандидатурой. И что ему стоило просто спросить?
С поиском жилья сложилось быстро, а вот насчет кандидатуры, как выяснилось, Касамацу ошибся. Нет, Имаеши не закатывал вечеринок и не водил девиц, это было бы слишком просто.
Он водил парней.
Разумеется, это происходило не каждый день и даже не каждую неделю, Имаеши не устраивал разнузданных оргий и вообще явно старался не мозолить Касамацу глаза своими приятелями, а если вдруг им случалось пересекаться, то никаких прилюдных выражений привязанности Касамацу не наблюдал. Он бы, может, даже и не понял, в каком статусе наведываются к Имаеши гости, если бы не характерные звуки. Все же стены в их квартирке были очень тонкие, места мало, слышимость отличная, и даже то, что между их спальнями располагалась гостиная, не спасало.
В первый раз, помнится, Касамацу так оторопел, что даже не сразу понял, что именно слышит. Решил даже, что Имаеши включил порнуху — хотя как-то образ Имаеши совершенно не вязался с человеком, который мог бы пригласить друга и вместе смотреть порно. С другой стороны, на человека, который приглашает кого-то, чтобы потрахаться… да и вообще трахается… Касамацу понял, что от мыслей в этом направлении у него заломило виски, и поспешно нацепил наушники.
Он, разумеется, ничего Имаеши не сказал наутро, но тот, кажется, сам все понял по выражению лица.
— Шумел, да? — он улыбнулся шире и почесал затылок, явно смущенный. — Прости, пожалуйста. Постараюсь вести себя потише.
И он выполнил обещание, только вот это не сильно помогло, потому что визитеры все равно приходили, а Касамацу теперь и безо всяких звуков знал, что происходит. Кроме того, некоторые из этих визитеров оказались вдруг знакомыми.
Первым знакомым стал парень из Кирисаки Дайичи, тот, что безостановочно жевал жвачку и вечно занавешивал глаза челкой. Он, в отличие от других визитеров, вел себя нагловато — попытался облапать Имаеши прямо в прихожей как раз в тот момент, когда Касамацу вышел навстречу.
— Хара, — в голосе Имаеши, таком негромком и даже ласковом, угрозы тем не менее было столько, что Хара немедленно вытянулся едва ли не по швам, а у Касамацу по спине пробежал холодок. — И жвачку выброси, — добавил Имаеши. — В мусор, а не куда попало.
— Ну что ты, семпай капитана, — радостно оскалился Хара. — Я никогда в жизни…
— И помолчи, — неожиданно даже для самого себя добавил Касамацу. Хара смолк немедленно, стрельнув в него взглядом — если судить по повороту головы, потому что глаз видно по-прежнему не было, а Имаеши фыркнул и, кивнув Касамацу, потащил Хару в спальню.
Все это совершенно не тянуло на романтические свидания — не только общение с Харой, но и то, что Касамацу наблюдал до него, — но, видимо, таковы были желания Имаеши. В конце концов, не богатых же мужиков или дам он домой водил, ничего такого, что позволило бы заподозрить, что он так, например, зарабатывает. Такие же студенты, как и они оба, Хара так вообще в старшей школе… Касамацу задумался, а есть ли ему восемнадцать, но потом плюнул. Имаеши, в конце концов, не дурак и взрослый человек.
На следующее утро, выйдя на кухню, Касамацу обнаружил, что Хара все еще тут — он готовил завтрак, периодически отбивая приборами ритм по столешнице под звуки едва слышно мурлыкающего радио. Отбивал, надо сказать, отлично.
— Играешь на барабанах?
— А? — Хара обернулся, позволив на миг увидеть сверкнувший меж прядей волос светлый глаз. — А, да. Играл, у нас группа развалилась, — он ухмыльнулся. — А гитара чья, твоя, Касамацу-сан?
По крайней мере, он не чужд был вежливости. Касамацу не нравились Кирисаки Дайичи, но он не мог не признать, что какое-то уважение к старшим у них имелось.
Он ответил, что да, и они почти разговорились, но тут пришел Имаеши и непрозрачно намекнул Харе, что тому хорошо бы уже свалить. Выглядел он при этом каким-то таким хмурым и недовольным, что когда Хара ушел, Касамацу не выдержал — спросил:
— Вы с ним поссорились, что ли?
— С кем? — спросил Имаеши несколько рассеянно — он в этот момент гипнотизировал взглядом кофеварку.
— С Харой, — Касамацу кивнул на дверь. Имаеши поднял на него изумленный взгляд.
— Не могу себе этого представить, — признался он после паузы. Касамацу понял, что начинает сердиться.
— Он тебе нравится? — в сердцах бухнул он.
— Вообще нет…
— Тогда почему ты с ним спишь?
Имаеши булькнул в чашку кофе, вскинул на Касамацу смешливый взгляд.
— А ты, Касамацу-кун, считаешь, что сексом можно заниматься только по большой и чистой любви?
Касамацу понял, что краснеет. Имаеши смотрел на него прямо и безжалостно.
— Надеюсь, что ты хотя бы научишься целоваться, — подвел он итог, когда достаточно насмотрелся, а Касамацу чувствовал себя так, будто вот-вот взорвется. — К тому моменту, как дождешься свою большую и чистую.
Но и в этом Имаеши его опередил. Почти год миновал, за спиной осталось лето, визит американцев и чудовищное, невыносимое, неизбытое унижение, у которого был только один плюс — оно их сблизило. Касамацу думал, что не забудет никогда в жизни, как они с Имаеши остались после матча вдвоем в раздевалке, и он мыл руки, а потом тер их дезинфицирующим гелем, и ему хотелось забинтовать ладонь, словно там образовалась кровоточащая рана, а Имаеши срывающимся голосом ругал его. Да как ты смел, говорил Имаеши, ты меня унизил, это была моя работа, я капитан, а не ты! Ты забываешься, Касамацу, ты игнорируешь субординацию! Очень хотелось его ударить, и Касамацу вскинул голову, сжимая кулаки — он уже был практически готов — и тогда увидел, что Имаеши плачет. Слезы стояли в его глазах, он смаргивал, и они ручейками бежали по щекам.
Комок встал в горле. Касамацу стиснул челюсти и положил руку меж лопаток Имаеши. Тот все еще был в форме, и майка его была мокрой. Касамацу хотел сказать ему, чтобы он переоделся, простынет же, но не смог разжать челюсти.
Он не хотел больше плакать из-за проигрыша.
Существование Strky на этом закончилось, но Касамацу не особенно жалел. Они с Имаеши по-прежнему делили квартиру, ходили иногда играть в стритбол, все чаще разговаривали вечерами, глядя в телевизор, и Имаеши даже позабыл свое раздражающее «-кун». Все это радовало Касамацу, как-то слишком сильно даже радовало — пока однажды, незадолго до Рождества, Имаеши, задержавшийся где-то до изрядно позднего вечера, не ввалился в их квартиру не один.
Сначала Касамацу — он как раз, сидя в гостиной, подбирал аккорды к мелодии, настойчиво звучавшей в голове — услышал, как открылась дверь. Отложив гитару, он поднялся на ноги — и тут же различил тихий довольный смех Имаеши. А потом голос — низкий, явно не его.
Настроение, только что подскочившее, резко упало. Касамацу вышел в прихожую.
Имаеши, явно не слишком трезвый, посмеиваясь, пытался расстегнуть пальто на ком-то, кто, казалось, с трудом помещается в их крошечную прихожую, такой он был высокий и широкоплечий. Потом незнакомый парень повернулся — и Касамацу с изумлением узнал Киеши Теппея.
— О, — Киеши замер, ошарашенный. — Касамацу-сан…
— Ка-а-ак хорошо, что вы друг друга помните, — протянул Имаеши, улыбаясь до ушей. В подпитии его кансайский становился еще отчетливее. — Не надо знакомить. Теппей, я тебе говорил, Касамацу мой сосед.
— Да, точно, — Киеши аккуратно поклонился. Если он и был, подобно Имаеши, нетрезв, на нем это никак не отражалось. — Рад встрече, Касамацу-сан. Шоичи?
Он повернулся к Имаеши, протянув ему руку. Хихикнув — вышло пьяно и как-то даже по-девчоночьи, — Имаеши вложил в нее свою ладонь, оперся, выбрался из собственной обуви.
— Пойдем, — проговорил он, фыркая от смеха. — Прости, Касамацу-кун.
И они скрылись в спальне Имаеши, и тут только до Касамацу дошло, что он так и не сказал ни слова. Раздраженно вздохнув, он поднял куртку Имаеши, упавшую на пол, и повесил ее на крючок. Рядом висело тяжелое коричневое пальто Киеши, на обувной полке стояли его ботинки — две лодки для младенцев, а не ботинки. Касамацу понял, что крайне близок к тому, чтобы их пнуть.
Утром на кухне обнаружился не Киеши, чего Касамацу подсознательно ждал, а Имаеши собственной персоной — улыбаясь и мурлыкая себе под нос, он готовил завтрак. Касамацу смотрел на это с холодным бессильным раздражением — ни разу с того дня, как они поселились вместе, не поднимался Имаеши по утрам без крайней надобности, ни разу никому он не готовил завтрак.
— Привет, Касамацу-кун, — проговорил он, повернувшись и увидев Касамацу. — Как…
— С чего я опять «-кун»? — перебил Касамацу. Имаеши смешался.
— Эм. Прости, зарапортовался.
— Отлично спал, — отрезал Касамацу. — Надел наушники.
И ушел в ванную.
Стыдно ему стало почти сразу же. Да, у Имаеши есть личная жизнь, а у него нет, так что же, это повод вести себя как скотина? Лучше бы порадовался за друга.
От фальши этого слова свело зубы. Шипя, Касамацу вытерся и вышел из ванной.
Киеши был на кухне. Вместе с Имаеши. Они стояли возле раковины и увлеченно целовались, и глядя на них, глядя на то, как огромные ладони Киеши шарят по спине и бокам Имаеши, на то, насколько он выше, Касамацу невольно подумал, что, наверное, Имаеши у них снизу. Его тут же бросило в жар.
Его заметили раньше, чем он успел обозначить свое присутствие или хотя бы сбежать.
— Прошу прощения, Касамацу-сан, — Киеши отступил на шаг. — Уже ухожу.
Имаеши пошел провожать, а Касамацу остался на кухне. Входная дверь хлопнула сильно не сразу — наверняка зажимались еще и прихожей. Наконец прогремел замок, и Касамацу выдохнул.
Имаеши вернулся на кухню, посмотрел на него с улыбкой.
— Теппей отказался завтракать, так что поделим его порцию омлета.
— Не доверяет твоей готовке? — мрачно спросил Касамацу. Имаеши фыркнул.
— Сказал, что спешит. Но подозреваю, что ты прав…
— Ты отлично готовишь, — Касамацу вырвал у него из рук тарелку с омлетом. — И не верь никому, кто скажет иначе.
И, вознагражденный ошарашенным взглядом Имаеши, сел за стол.
Это было, на самом деле, вопиющее вранье.
***
Касамацу очень хотелось, чтобы Киеши Теппей к ним больше не приходил, но всерьез он на это не рассчитывал. Поэтому не слишком удивился, когда Киеши появился следующим вечером. Расстроился — но не удивился.
— Я ухожу, — сообщил он появившемуся в дверях Имаеши, за спиной у которого, словно гигантская тень, маячил Киеши. — У нас концерт.
— Отлично, Касамацу, — помахал рукой Имаеши, и Касамацу отчетливо увидел, как он проглотил «-кун». — Повеселитесь там!
Киеши только вежливо поклонился.
Если бы Имаеши пришел один, Касамацу потащил бы его с собой. Почему бы и нет? Если Имаеши жаждет развлечений, он мог бы найти их и в компании Касамацу. Его группа играла по клубам и барам, там хватало и девчонок, и парней, у Имаеши не было бы проблем найти себе кого-нибудь. Правда, Касамацу пришлось бы на это смотреть… хотя ему и так приходится.
Во время саундчека он был раздражен и несдержан, а Харе, который опоздал, отвесил подзатыльник.
— Где тебя носит?!
— Прости, Касамацу-сан, — Хара покаянно потер затылок. — Капитан у нас лютует, я думал, вообще сегодня с тренировки не вырвусь. После вчерашней вечеринки его будто покусали…
— Неинтересно, — отрезал Касамацу. — Палочки в зубы — и пошел!
— Палочками в зубах играть неудобно, — оскалился Хара, увернулся от очередного подзатыльника и кинулся к своим барабанам.
Отыграли они в этот раз неплохо — без особенного надрыва, но достойно. По окончании концерта на сцену забрались девушки — у группы образовалась вполне пристойная стайка поклонниц, и Касамацу подозревал, что не в последнюю очередь это заслуга Хары.
Тот свободно трепался с девушками, вызывая у Касамацу тусклые вспышки зависти. Потом вдруг вскинул голову, на мгновение стряхнув с глаз челку.
— Касамацу-сан, ты домой не торопишься? А то, может, зависнем с девочками?
На предложение, хотя и адресованное вроде бы прицельно Касамацу, сразу откликнулась едва ли не вся группа, и Касамацу решил — а почему бы и нет? Альтернативой было вернуться домой и слушать, как Имаеши трахается с Киеши Теппеем. Сомнительное удовольствие. А так, может, и разговаривать-то с девицами не придется, за него все сделает Хара…
Хара сделал. У Хары все было очень хорошо и с общением, и с личным шармом. Наверное, дело было в том, что он вел себя как хулиган, да им и был, честно говоря — девушки на такое клюют. Но Хара не забывал и про окружающих, и вскоре одна из девиц, милая и на вид скромная — в отличие от одетой в ультра-короткую юбку ногастой красотки с крашеными в рыжий волосами, которая захватила колени Хары, — сидела рядом с Касамацу, временами поглядывая на него сияющими глазами.
Касамацу решил, что она славная. Симпатичная, приличная девушка. Он даже поговорил с ней — запинаясь, короткими фразами, но поговорил. Спросил, где она учится — она ответила, — рассказал, где учится сам, что играет в баскетбол и вот, играет в группе. Девушка была одного с ним возраста, увлекалась музыкой и даже пыталась учиться игре на гитаре — «Касамацу-кун, ты ведь мне поможешь?» — и училась в Тодае.
Там же, где Имаеши. Касамацу почувствовал, что на него опять накатывает тоска. А его новая знакомая уже забивала ему в телефон свой номер.
Хара между тем трепался, млел от женского внимания и всячески намекал — в основном почему-то Касамацу — что они могут вот прямо сейчас подхватить девушек и пойти кое-куда, он знает место… Касамацу вяло кивал, слушал одновременно его и звонкий девичий голосок — хотя на самом деле не слушал никого, — пока не понял, что с него достаточно. Встал, подхватил свою гитару и вышел из клуба.
***
Наверное, Касамацу был не прав по отношению к Имаеши. Наверное, вовсе тот не развлекался, меняя партнеров, а искал ту самую «большую и чистую», как он выразился. Касамацу вот сидел сиднем и ждал, когда эта любовь на него обрушится — а Имаеши искал. И нашел.
А может, ничего он не искал, просто хорошо проводил время, а потом хорошо проведенное время стало чем-то большим. Тоже вариант. В любом случае, Имаеши все сделал правильно, в отличие от Касамацу. И у Имаеши был теперь Киеши Теппей, хороший во всех отношениях человек — Касамацу хотелось его убить, но он понимал, что пристрастен, — а у него самого было только обрушившееся на него чувство к Имаеши и понимание, что он облажался.
Киеши приходил теперь почти каждый вечер, и его Имаеши не строил, не выгонял по утрам и не лишал проявлений нежности. Касамацу подумывал о том, чтобы найти другого соседа по квартире: смотреть на это было все больнее и больнее.
Однажды вечером Имаеши задержался. Касамацу приготовил ужин, поел и устроился в гостиной с гитарой, чувствуя некоторый душевный подъем. Он скучал по Имаеши — он все больше по нему скучал, — но так было лучше, чем когда Имаеши приходил с Киеши Теппеем. Можно было попробовать подобрать аккорды к новой песне, что упорно звучала в голове. Душевные страдания вообще способствуют творчеству. С мрачной ухмылкой Касамацу подумал, что если сейчас он насочиняет песен на альбом — а все к тому шло, — запишет его и прославится, можно будет потом говорить, что он обязан этим… Он замер, подбирая определение. Своей первой любви? Выходит, что так.
А первая любовь будет жить со своим избранником в доме за белым заборчиком. Кошмарная участь. У Касамацу будет мировая известность, а у Имаеши — скучное существование. Давай, давай, продолжай утешать себя этим, Касамацу-кун, сказал внутренний голос с подозрительным кансайским акцентом, и Касамацу был готов уже огрызнуться, когда услышал, как открылась входная дверь.
Раздался голос Имаеши, тихий и сердитый. И сразу — чье-то неразборчивое бормотание. Что-то упало. Касамацу отложил гитару и вышел в прихожую.
Имаеши, уже разувшийся, стягивал с себя куртку. Второй человек стоял, привалившись к входной двери, и это был не Киеши. Касамацу оторопело открыл рот, и тут незнакомец вскинул голову.
Лицо его пересекала кривая, будто примерзшая к лицу усмешка, на щеках горели красные пятна, взгляд был бешеный. Почти тут же Касамацу уловил сильный запах алкоголя. А потом до него дошло, что этот незнакомец тоже вовсе не незнакомец. Это был Ханамия Макото.
Он открыл рот, завидев Касамацу, будто собирался что-то сказать, но тут же скривился.
— Я щас блевану… — услышал Касамацу бормотание.
— Я тебя прикончу, — ледяным голосом отозвался Имаеши. — Только попробуй.
— Это ты, мудак, виноват, — пробормотал Ханамия. Скорчился, содрогнувшись всем телом, но, к счастью, все же сдержал тошноту. — Ненавижу тебя, Имаеши, скотина…
— Да ты всех ненавидишь, — буркнул Имаеши. Он уже повесил свою куртку и принялся стягивать пальто с Ханамии.
— Помощь нужна? — подал голос Касамацу. Имаеши вскинул голову.
— Прости, я тебя не заметил, — голос его звучал слегка виновато, но больше устало. — Да, не помешала бы. Мы тебя не разбудили?
— Я не спал.
Вдвоем они раздели и разули Ханамию и даже дотащили его до ванной прежде, чем он начал-таки блевать. Имаеши с выражением крайнего отвращения на лице поддерживал его, и Касамацу понял, что не может не остаться с ним рядом — хотя, признаться, больше всего ему хотелось вышвырнуть Ханамию за дверь. Но он понимал, почему Имаеши это делает.
— И я считал, что мне не повезло с кохаями, — сказал он, глядя на содрогающегося Ханамию. Имаеши нервно рассмеялся.
— Знаешь, Касамацу-кун, обычно он нормальный.
— Он как раз самый ненормальный, — буркнул Касамацу. — И перестань уже. Просил ведь.
— Обращаться к тебе по фамилии без хонорифика — это как-то очень интимно, — голос Имаеши звучал жалобно. Касамацу присмотрелся повнимательнее — и обнаружил, что белки глаз у него покраснели, а на веках залегли тени. — Хочешь, я буду звать тебя Юкио-кун?
— Да зови как хочешь, — пробормотал Касамацу. — Что с ним такое случилось?
— Напился.
— Это я понял. Почему?
Имаеши не ответил, и Касамацу раздосадовано спросил:
— Сейчас скажешь мне, что человеку может быть не нужна причина, чтобы напиться?
— Человеку — нет, — задумчиво отозвался Имаеши. — Ханамии — да. Он не любит лишать себя своего главного оружия. Ты все, горе? — он наклонился к Ханамии, который тяжело дышал, сидя на полу и обхватив руками унитаз. — В душ?
Ханамия кивнул. Имаеши помог ему подняться, и Касамацу пошел было на выход, чтобы не мешать, но тут мутный взгляд Ханамии уперся в него.
— Вот почему не он, а, Имаеши?
Имаеши округлил глаза, потом изумленно глянул на Касамацу. Губы его сложились в горькую усмешку.
— Ну и накидался же ты, Ханамия, — проговорил он ласково. Касамацу, решив, что он тут больше не нужен, вышел за дверь.
Вечер был испорчен. Сейчас Имаеши отмоет Ханамию, утащит его в спальню и там угомонит и, скорее всего, останется с ним. Остается только надеяться, что не будет трахать. Касамацу скривился от этой мысли и от себя самого — ну что он за человек такой?
Он вздохнул и принялся расстилать постель. Пьяный в слюни Ханамия, ну надо же, кто бы мог подумать, что доведется увидеть его таким. Касамацу предпочел бы не видеть его вообще никаким, но, если так подумать, он мало сделал для того, чтобы избавить себя от этого риска. Живет с Имаеши, Хара у него в группе играет…
Кстати, а Хара ведь говорил, что Ханамия лютует. Может, это связано? Драма какая-нибудь в личной жизни?
Немного поколебавшись, Касамацу достал телефон. Набрал сообщение Харе: «Что такое с вашим капитаном творится?» — но не отправил, стер. Придется же объяснять, с чего такой вопрос. А это явно не дело Касамацу — трепаться команде, что он видел их капитана нажравшимся до подобного состояния.
И вообще все это — не его дело.
Касамацу улегся в постель. В квартире шуршали — шумела вода, потом ее выключили, потом раздались шаги и голоса, хлопнула дверь в спальню Имаеши. Еще какая-то возня. Еще голоса. Касамацу зажмурился и попытался уверить себя, что хочет спать.
Голоса стихли, возня тоже. Потом скрипнула дверь в спальню Имаеши. Потом раздались шаги — и замерли перед дверью в спальню Касамацу.
Кто-то тихо и коротко постучал.
— Юкио-кун? Спишь?
Сев в кровати, Касамацу включил ночник и растерянно уставился на дверь. Имаеши? Что?..
Он сообразил, что тупит, резко мотнул головой и отозвался:
— Нет, заходи.
Имаеши прошмыгнул в едва приоткрытую дверь, словно открывать ее шире боялся. В руках: подушка и одеяло, на лице — очки и смущение. Касамацу открыл рот.
— Можно я у тебя переночую?
Касамацу посмотрел на свою кровать, и ему стало жарко. Она была узкой, решительно не предназначенной для двоих. Как же Имаеши…
— Ты говорил, у тебя есть футон.
— Да! — Касамацу вздрогнул и мысленно выругался. Да что с ним такое творится? Вообще разум потерял.
Он поспешно достал из шкафа футон, расстелил его на полу. Места в комнате совсем не осталось, и он забрался с ногами на кровать. Имаеши, сняв очки, аккуратно сложил их на стол Касамацу и опустился на футон, сложив рядом подушку и одеяло: не лег, а сел, подтянув колени к груди. Взгляд у него был рассеянный. До Касамацу вдруг дошло, что, кажется, он впервые видит Имаеши без очков.
— Не понимаю, что происходит, — признался он вдруг. — Ханамия… склонен буйствовать, если что-то идет не по его. Но это перебор.
— А он тебе не рассказал? — осторожно спросил Касамацу. Имаеши покачал головой и поморщился.
— Когда я его подобрал, он был уже очень пьян. Вообще-то за ним приехал Сето, но Ханамия отказывался с ним идти, требовал, чтобы приехал я. По словам Сето, все повторял, что «хочет посмотреть мне в глаза», — Имаеши хмыкнул, но совсем не весело.
— Кто ему налил вообще? — спросил Касамацу. — Ему же двадцати нет.
— Ой, Юкио-кун, как будто так сложно на Роппонги найти бар, где высоченному парню нальют безо всяких документов, — отмахнулся Имаеши.
— Серьезно? — удивился Касамацу. — Я не знал.
Имаеши поднял на него взгляд — без очков он почему-то не щурился, как все близорукие, а смотрел прямо, широко распахнутыми глазами, и взгляд их казался пустым и рассредоточенным, как у слепых. Такого Имаеши хотелось взять за руку, чтобы быть уверенным, что с ним ничего не случится. Обманчивое впечатление, подумал Касамацу. Он же знал, какая это на самом деле хитрая, уверенная в себе скотина.
— Как это мило, Юкио-кун, — голос его звучал почему-то грустно. Касамацу фыркнул.
— А чего ты у себя спать не остался? У тебя же двуспальная кровать, вы бы поместились.
— Я не хочу проснуться утром пьяным, — содрогнулся Имаеши. — А если я надышусь этим перегаром, то так оно и будет. Я тебе мешаю?
— Нет, — буркнул Касамацу и лег. Имаеши завозился на футоне, улегся тоже. Касамацу выключил ночник.
Сначала было очень темно, потом потихоньку глаза привыкли. На потолок ложился отсвет фонаря с улицы. Прошуршавшая колесами машина размазала по стенам цветные пятна.
Стараясь не шуметь, Касамацу повернул голову. Имаеши лежал на спине, глаза его были закрыты. Касамацу показалось, что он различает подрагивающие длинные стрелы его ресниц.
Касамацу перевернулся на бок. Так смотреть на Имаеши будет гораздо удобнее — а тот ничего не заметит, потому что вымотался и спит.
С этой мыслью Касамацу уснул и сам, и уже когда он проваливался в сон, в голове мелькнуло – а что помешало Имаеши заночевать в гостиной?
Найти ответ на этот вопрос он не успел, а к утру забыл про него вовсе.
***
На следующий день Имаеши напоил хмурого, кривящегося от света и звуков Ханамию аспирином и кофе и выпроводил. Потом они провели неожиданно мирный, тихий и хороший день. Вместе позавтракали — Касамацу приготовил завтрак сам, — долго трепались после: ни о чем конкретном, начали по следам визита Ханамии с кохаев и дошли в итоге до внешней политики Японии, в которой Касамацу не понимал ничего, а Имаеши говорил так много и так сложно, что вызывал подозрения в том же.
Потом Имаеши предложил:
— Юкио-кун, пойдем, мячик покидаем?
— Опять на желание? — подозрительно уточнил Касамацу. Имаеши рассмеялся.
— Нет, просто покидаем мячик. Или у тебя есть какие-то желания?
Несколько мгновений Касамацу смотрел на него в упор — у него было ощущение, что Имаеши над ним издевается. Обманчивое, скорее всего — Имаеши всегда разговаривал так, будто издевался.
— Ну, пойдем.
Снаружи было холодно, но ясно, тихо и сухо. Они разогрелись, пока играли. Касамацу сначала отставал, потому что Имаеши все кидал какие-то нереальные трехи, но потом начал нагонять. Какое-то время они играли почти с равным счетом, но потом Касамацу забросил трехочковый с противоположного края поля, и Имаеши, зааплодировав, объявил, что игра окончена.
— Мне повезло, — сказал Касамацу, вытирая лицо краем футболки. Имаеши, сняв очки, сделал то же самое.
— Мне все время так везет, — фыркнул он. А потом добавил, внезапно посерьезнев: — Знаешь, я вот что думаю: все это мелкое везение — это такой закон кармы. Знак, что ты никогда не будешь счастлив в чем-то значительном.
Касамацу опустил руки, отводя футболку от лица, и уставился на Имаеши с изумлением.
— Что ты такое говоришь?
Имаеши дернул острым плечом — улыбка его выглядела смущенной.
— Я вспомнил, как мне не повезло на Зимнем Кубке. Знаешь, я знал, что мы не справимся с Ракузан, если доберемся до них, возможно, что мы не справимся даже с Йосен. Но я очень хотел снова встретиться с твоей командой. Я знал, что в этот раз вы будете еще сильнее, и мне так хотелось этого матча… — Он рассмеялся, потом разом сделался серьезен. — Но мы проиграли и не дошли до вас.
— Да, — сказал Касамацу, справившись с комком в горле. — Мне тоже хотелось. Был бы шанс отыграться. — Он прокашлялся. — Я не понял, а везение-то тут при чем?
— А, — Имаеши легко махнул рукой и нацепил очки — они моментально придали ему его обычный ехидный вид. — Не обращай внимания. Лирическое настроение.
Остаток дня они провели дома. Имаеши сначала занимался, разложив конспекты на кухонном столе, но когда Касамацу снова засел за гитару — подбирать аккорды к будущему платиновому альбому, как мысленно шутил все тот же внутренний голос, — через какое-то время притащился из кухни и устроился рядом.
— Не помешаю?
Касамацу тряхнул головой. Он не знал, что должно было случиться, чтобы Имаеши начал ему мешать.
Они просидели так до самого вечера. Касамацу бренчал и записывал аккорды, временами, чтобы развлечь себя и Имаеши, принимаясь наигрывать известные песни. Имаеши что-то черкал в своем блокноте — по собственному признанию, он пытался научиться рисовать.
— Это бесполезно, — безжалостно заявил Касамацу, заглянув в блокнот. Имаеши картинно огорчился.
— Жестоко, Юкио-кун. Вот Сакурай говорит, что я не безнадежен.
— Он просто тебя боится…
В дверь позвонили, и Касамацу оборвал себя на полуслове. Имаеши же подскочил так резко, словно ждал этого весь день, и, бросив:
— Я открою, — стремительно рванул в прихожую.
Касамацу остался в гостиной, с силой сжимая гриф несчастной гитары. Прогремел замок, открылась дверь. Раздался низкий знакомый голос.
Касамацу прикрыл глаза и откинулся на спинку дивана. Весь этот день он не вспоминал о Киеши Теппее, и того вроде как не существовало. Мало ли, почему. Кто-нибудь, например, опять что-нибудь ему сломал — от этой мысли Касамацу охватывала кровожадная радость и некоторая даже симпатия в адрес Ханамии. Или он опять усвистел в какую-нибудь Америку. Почему бы и нет. Все равно куда, лишь бы подальше от Имаеши.
Но Киеши Теппей пришел, топтался теперь в их прихожей, наверняка разувался и снимал свое гигантское коричневое пальто, чувствуя себя как дома. Потом они пойдут к Имаеши в спальню, а ему останется…
Касамацу не успел додумать эту мысль — Имаеши заглянул в гостиную, одетый в уличную куртку. Вид у него был злой и встревоженный одновременно.
— Юкио-кун, мне надо уйти. Не знаю, когда вернусь. Спокойной тебе ночи.
И скрылся, не дожидаясь ответа. Хлопнула входная дверь.
— Пока, — запоздало проговорил Касамацу.
Этой ночью Касамацу лег спать поздно и спал плохо. Не то чтобы он допоздна ждал Имаеши, просто все находились какие-то дела, которые надо было сделать немедленно прямо сейчас. Он сдался в два часа ночи, а сон сжалился над ним около трех. И то Касамацу просыпался от каждого шороха — но ни один шорох не был звуком открываемой двери, шагами или шуршанием одежды.
Утром Касамацу даже заглянул к Имаеши в спальню, чего никогда в его отсутствие не делал — но там было пусто, постель выглядела нетронутой. На кухне, поджаривая яичницу с беконом, Касамацу понял, что волнуется — а еще что готовит на двоих. По привычке.
Он уже доел свою порцию и собирался помыть посуду, когда услышал возню из прихожей. Едва не забыв выключить воду, Касамацу кинулся туда.
Имаеши стягивал с себя куртку медленными, заторможенными движениями. Снял, повесил на крючок, потом наклонился, чтобы развязать шнурки кроссовок, но покачнулся и едва не упал. Касамацу подскочил, подставил плечо и помог Имаеши сесть на порожек.
— Ты, надеюсь, не пьян и не обкурился? — пробурчал он, стараясь, чтобы голос прозвучал сердито. На самом деле, он не сердился. Вовсе нет.
— Я не спал ночь, — отозвался Имаеши тягуче. — И немного выпил, да…
Касамацу опустился на колени перед ним и принялся расшнуровывать его кроссовки — от Имаеши ждать толку, похоже, было бесполезно.
— Что случилось-то? — спросил он. Поднял голову и увидел, что Имаеши смотрит на него, не отводя взгляда.
— Ничего страшного или серьезного, Касамацу-кун, — отозвался он. — Случилось то, что должно было случиться. Все логично. Все конечно. Я везучий, но не счастливый, я говорил тебе. Ты понимаешь разницу между везением и счастьем?
— Я понимаю, что ты напился, — буркнул Касамацу, стягивая с него кроссовки. — И мелешь ерунду. — Он подставил плечо Имаеши под руку и встал на ноги, поднимая его вместе с собой. — Очевидно, на занятия ты сегодня не пойдешь.
— Очевидно, нет, — вздохнул Имаеши. — Прости, Касамацу-кун, наверное, я задерживаю тебя…
— Не страшно, — перебил Касамацу. — Опоздаю, значит. Что я у тебя опять Касамацу-кун?
Имаеши рассмеялся — низким, безрадостным смехом.
— Прости. Что-то я запутался.
— Тебя в спальню?
— Сначала в ванную, — Имаеши устало потер лицо. — Да ты иди, Юкио-кун, я в порядке, видишь, хожу ногами, действую руками, смотрю глазами, даже немного соображаю головой…
— Заткнись и иди, — сердито перебил Касамацу, подталкивая его в сторону ванной. Что ему было совершенно очевидно — хотя он и не знал, откуда у него это знание — что Имаеши сейчас не стоит оставлять одного.
В ванной он привалился к стиральной машине, наблюдая, как Имаеши чистит зубы. Потом тот снял очки и начал раздеваться, и Касамацу подумал, что надо бы выйти, но почему-то не вышел, а Имаеши его не прогнал и вообще вел себя так, как будто все было в порядке вещей. Залез в ванную, включил душ. Сквозь занавеску Касамацу был виден его узкий, будто вырезанный из бумаги силуэт. Ладони вспотели, сердце забилось чаще, дыхание участилось — но все эти очевидные признаки возбуждения были какими-то неважными, вторичными. На самом деле Касамацу умирал от нежности и тревоги. Ему хотелось взять Имаеши в охапку и вытрясти из него, что случилось этой ночью. А потом все исправить — так, чтобы у Имаеши не было этого утомленного, потерянного выражения лица, чтобы он снова был доволен и счастлив.
— Подашь полотенце?
Касамацу подал, развернув, на вытянутых руках. Имаеши вышагнул из ванной прямо в полотенце, и Касамацу — почти машинально, он проделывал это сотни раз с младшими братьями — завернул его в махровую ткань и в свои объятия.
Несколько оглушающих мгновений они стояли так, вплотную, нос к носу. Потом Имаеши подхватил полотенце, а Касамацу, опомнившись, отстранился.
— Спасибо, — сказал Имаеши и накрылся с головой, вытирая волосы. Касамацу не выдержал.
— Что все-таки случилось сегодня?
— Работал хорошим, заботливым, самоотверженным семпаем, — Имаеши вздохнул. — И одновременно — купидоном.
Касамацу заморгал, переваривая услышанное. А потом в голове будто щелкнуло, и все сложилось в картинку.
— Ханамия, — проговорил он растерянно. — И Киеши.
Имаеши невесело хмыкнул и ничего не сказал. А до Касамацу медленно, но неотвратимо доходил смысл произошедшего.
Киеши и Ханамия. Значит, Имаеши и Киеши расстались. Значит, Имаеши вроде как свободен. Значит…
Накатившие одновременно неприличная радость и яростный гнев напугали даже самого Касамацу.
— Послушай, — проговорил он, вытянув руку в сторону Имаеши. Тот закончил вытираться и влезал в халат. — А Киеши-то это зачем?
Вообще-то он хотел спросить, каким надо быть идиотом, чтобы променять Имаеши на Ханамию, но не был уверен, что это не будет жестоко с его стороны. Имаеши рассмеялся.
— Знаешь, что удивительно, Ханамия спросил примерно то же самое. Ну… — он пожал плечами. — Кто знает. Может, это большая и чистая любовь.
— А ты? — тихо спросил Касамацу.
— А я — маленькая и грязная, — неожиданно огрызнулся Имаеши. — Что я должен был сделать, по-твоему, Юкио-кун? Бороться до последнего? Демонстрировать, насколько я лучше Ханамии? Убить его?
— Я этого не говорил, — Касамацу хотелось одновременно провалиться сквозь землю, и в то же время он все никак не мог перестать радоваться, хотя это и было как-то уж слишком неприлично. — Просто мне казалось, что у вас все хорошо.
— Мне тоже, — буркнул Имаеши, натягивая рукава халата на кончики пальцев. — Юкио-кун… давай мы поговорим об этом… ну, скажем, никогда? Честное слово, совсем устал.
— Извини, — Касамацу глубоко вдохнул и выдохнул, пытаясь успокоиться. — Чего хочешь? Чаю, может? Там еще яичница осталась. Или спать?
— Спать, — Имаеши тоже вздохнул, практически скопировав Касамацу. — Все потом. Юкио-кун, я не развалюсь, правда. Ну, бывает…
— Я не думаю, что ты развалишься, — серьезно проговорил Касамацу. — Я просто думаю, что тебе хреново, и надо что-то с этим сделать.
Имаеши поднял на него улыбающийся взгляд.
— Например, что?
— Ну… напоить чаем. Уложить спать. Спеть песню.
Имаеши рассмеялся — наконец-то нормально, легко и весело, — и шагнул к нему почти вплотную, легко опустив руку на плечо.
— Спасибо, Юкио-кун. За это я тебя и люблю.
Касамацу вздрогнул — сильно, всем телом. Имаеши вздрогнул тоже, словно сообразил, что именно сказал. Они стояли вплотную друг к другу, почти в объятии, и Касамацу как-то заново отметил, что они почти одного роста — он знал это, но никогда не проверял вот так.
Имаеши потянулся к нему сам. Сухие его губы прошлись по губам Касамацу, коснулись уголка рта. Все тело будто прошило вдруг разрядом электрического тока.
Вот он, в руках, бери его, хватай, пока есть возможность…
Но Имаеши был расстроен и уязвим. Он только что расстался со своим парнем — причем, судя по всему, не просто расстался, а добровольно отдал его.
И пользоваться этим было бы неверно.
Касамацу качнул головой и слегка отстранился. В глазах Имаеши он на мгновение увидел смятение, но оно тут же сменилось его обычным прищуром. Губы разомкнулись — и Касамацу положил на них палец.
— Не надо.
Имаеши заморгал, глядя вопросительно, и Касамацу пояснил:
— Давай потом. Когда ты поспишь, и успокоишься, и вообще…
— Я понял, — тяжело вздохнул Имаеши после паузы. — Хорошие парни — мой профиль.
— Хара не попадает, — улыбнулся Касамацу.
— И то верно, — скривился Имаеши. — Зато у него с чувством ритма все хорошо.
И ушел к себе в спальню, оставив Касамацу наедине с легкой досадой и невольным желанием придушить Хару.
***
Следующие несколько дней жизнь шла своим чередом, если не считать того, что Касамацу пребывал в смятении. По всему выходило, что теперь он может что-то сделать. Как-то намекнуть Имаеши. Или даже не намекнуть — сказать прямым текстом. Предложить… встречаться? С учетом того, что они живут вместе, это даже в мыслях звучало глупо.
Имаеши вел себя как обычно. Уходил на занятия. Приходил с занятий. Они ели, болтали, смотрели вместе телевизор, или занимались, или Касамацу музицировал, а Имаеши пытался рисовать. Парней вот только больше не приводил, ну так он и раньше не каждый день водил, мрачно думал Касамацу, может, время еще не пришло, раны не зажили.
Дня четыре спустя, вернувшись с репетиции поздним вечером, Касамацу обнаружил Имаеши на кухне в клубах пара и сомнительных запахах. Имаеши нависал над кастрюлей с половником в руках, а поскольку домашняя его одежда была преимущественно черной, то сейчас он несколько смахивал на колдуна над волшебным зельем.
— Что у тебя там?
Имаеши вскинул руку, призывая к тишине. Касамацу сел за стол, внутренне веселясь над тем, как тщательно Имаеши перемешивает свое варево.
— Нет, серьезно, что это? Зелье, прибавляющее ума?
Имаеши отмахнулся.
— За этим не ко мне, а к Ханамии, — он произнес имя легко, непринужденно, и у Касамацу как-то разом полегчало на сердце. — Это он считает, что все кругом идиоты, меня же все устраивает. — Тренькнул таймер, и Имаеши тут же выключил плиту. — Это, Юкио-кун, карри!
— Пахнет не как карри, — напрягся Касамацу.
— Ладно тебе, — Имаеши уже накладывал в тарелку рис. — Я уверен, что съедобно. Что можно испортить в карри?
Касамацу тоже так думал, но что-то подсказывало ему, что Имаеши справится. Он с тревогой наблюдал, как тот кладет карри поверх риса, а потом жестом официанта из ресторана высокой кухни ставит тарелку перед ним.
— Пробуй!
— А ты? — опасливо спросил Касамацу.
— Сейчас, — живо откликнулся Имаеши и принялся сооружать вторую порцию. Глубоко вздохнув, Касамацу взял ложку, зачерпнул немного риса с карри, отправил в рот.
Как оказалось, карри действительно можно испортить. Касамацу даже не очень понимал, что конкретно не так. То ли Имаеши не посолил его, то ли плохо размешивал, то ли недоварил овощи, то ли все одновременно. Невероятно, думал Касамацу, отчаянно пережевывая и глотая смесь, которая была одновременно кислой, горькой и почему-то приторно-сладкой — он представить не мог, как можно добиться такого эффекта. Имаеши же наверняка по рецепту готовил, что может быть проще, чем приготовить по рецепту?
Но Имаеши смотрел на него, и под этим взглядом Касамацу съел все.
— Спасибо, — выдавил он из себя. — Очень вкусно.
— Добавки? — со стальной жестокостью в голосе спросил Имаеши, не сводя с него пристального взгляда — он даже голову чуть склонил, словно наблюдал за плодами давнего эксперимента.
— Нет, я наелся, — сипло проговорил Касамацу. Добавки он бы не вынес.
Имаеши, не говоря более ни слова, встал, налил в кружку воды и подал ее Касамацу. Тот выхлебал в два глотка. Стало полегче.
— Знаешь, Теппей, — при звуках этого имени Касамацу вздрогнул, — когда отказался есть мой омлет, рассказал мне, как однажды Айда Рико, их тренер, приготовила на всю команду карри.
Касамацу поднял взгляд — Имаеши стоял, привалившись к разделочному столу, и смотрел на него со странной улыбкой.
— Она совершенно не умеет готовить, по словам Теппея. Просто трагически. Никто не мог это есть, и ее это, естественно, расстроило. Тогда Хьюга Джунпей — ну, ты помнишь Хьюгу, капитана Сейрин? — увидев, что она вот-вот расплачется, съел полную тарелку ее варева.
— Потом ему было худо? — спросил Касамацу. Имаеши фыркнул.
— Да, но Айда этого не увидела.
— Я тогда, пожалуй, пойду в ванную.
Имаеши рассмеялся, откинув голову. Он смеялся долго, весело — и одновременно так, словно смеялся над самим собой.
— Все так плохо, Юкио-кун?
— Пожалуйста, не говори, что ты сделал это нарочно.
— Нет, — Имаеши мотнул головой. — Я старался! Не знаю, что пошло не так. Кажется, мне стоит бросить рисование и учиться готовить. Можно даже преподавателя не менять.
Он замолчал, и Касамацу молчал тоже, не сводя с него взгляда. Потом он встал из-за стола, сделал шаг в сторону Имаеши.
— А вывод какой? Из истории?
— Ну, — Имаеши передернул плечами. — Теппей утверждает, что это такая проверка на чувства. Если любишь человека — сожрешь любую гадость, что он приготовил, и похвалишь.
— Значит, — Касамацу сделал еще шаг, — это ты меня проверял?
— Я все же рассчитывал тебя накормить, — улыбнулся Имаеши. — И проверял, да.
— А просто спросить?
И снова на одно короткое мгновение у Имаеши сделался тот самый растерянный вид — как всегда, когда он понимал, что был путь проще. Потом он рассмеялся.
— Прости, Юкио-кун. Я тебе нравлюсь?
— Очень, — сказал Касамацу. В один большой шаг преодолел разделяющее их расстояние — и обнял его. Руки Имаеши легли ему на плечи, сгребли, сжали, и он практически дернул Касамацу на себя, впиваясь поцелуем в губы.
В голове будто что-то перемкнуло. Он ведь не сгорал от страсти, даже не представлял себе Имаеши в эротических фантазиях. Но, очевидно, он плотно закупорил свое желание в себе, настолько плотно, что оно никак не прорывалось наружу; а сейчас с запечатанного сосуда, как с бутылки с джинном, сорвало пробку.
Он навалился на Имаеши, вжимая его в кромку стола, и не столько услышал, сколько почувствовал его изумленный выдох. Но Имаеши не возражал — они не разнились в росте, в массе, в силе, он мог бы оттолкнуть Касамацу, если бы захотел. Он не оттолкнул, и Касамацу обхватил его за талию и вздернул вверх, усаживая на разделочный стол.
Что-то полетело на пол, что-то, кажется, разбилось. Касамацу гладил спину Имаеши под футболкой, над резинкой штанов, пальцы его будто прилипли к теплой, чуть влажной коже. Имаеши вцепился ему в отворот рубашки, будто собирался встряхнуть, да так и забыл. Они сталкивались языками, кусались, мешали друг другу, словно у каждого это был первый поцелуй, и они ничего не умели.
Что ж, насчет Касамацу это была почти что правда, но когда они наконец разлепились, он увидел блестящие глаза Имаеши и понял, что, кажется, справился.
— Юкио-кун… — Имаеши слегка задыхался. — Я начинаю думать, что ты был прав.
— Я не знаю, о чем ты, — Касамацу стянул очки у него с носа, сложил их и убрал как мог далеко. Имаеши, приоткрыв рот, смотрел на него не щурясь, и Касамацу вновь видел этот потерянный, слепой взгляд, от которого у него кружилась голова не хуже, чем от поцелуев, чем от того, как Имаеши прижимался к нему, каким горячим ощущалось его тело даже через одежду. — И не буду спрашивать.
И он поцеловал Имаеши снова.
***
До старта разогрева оставалось не меньше часа, а народу в зале между тем было уже много. Касамацу нервничал. Он старался этого не показывать, но все же нервничал. Еще и Хара опять опаздывал, и Касамацу надеялся, что ему хватит выдержки не залепить наглецу оплеуху прямо с порога.
Хара появился вместе с Имаеши. Это, с одной стороны, провоцировало желание двинуть ему дважды, но с другой, Касамацу был так рад видеть Имаеши, что почти успокоился.
— Прости, Касамацу-сан! — заорал Хара так, что его, наверное, услышали даже в зале безо всякого микрофона.
— Заткнись и стучи! — рявкнул Касамацу. И только потом повернулся к Имаеши. — Привет.
— Привет, — Имаеши, встав очень близко, незаметно прошелся пальцами по его запястью. — Прости его, он не по своей вине задержался.
— Опять Ханамия?
— Опять Ханамия! — рассмеялся Имаеши. — Вон он, кстати.
Ханамия оказался в фанзоне, в той ее части, на которую Касамацу смог добыть пригласительные. Был он, разумеется, не один — Киеши возвышался за его спиной. Он увидел Касамацу и помахал.
— Он меня все еще раздражает, — заметил Касамацу. Имаеши рассмеялся.
— Ханамия говорит то же самое.
Он стоял рядом с Касамацу, плечом к плечу, и от его присутствия делалось спокойнее. Касамацу открыл рот, чтобы сказать об этом, но Имаеши заговорил первым:
— Мне остаться за кулисами или спуститься в зал?
— Лучше в зал, — ответил Касамацу. — Плохо будет, если я во время выступления буду смотреть за кулисы.
Имаеши рассмеялся.
— Вряд ли ты хотел показаться романтичным, но у тебя получилось. О, смотри! — добавил он прежде, чем Касамацу успел возмутиться. — Они пришли!
Касамацу снова посмотрел в зал — и увидел, что Киеши и Ханамия больше не одни: вокруг них, как телохранители, стояли трое из Кирисаки Дайичи. Рыжий парень целился камерой телефона в сторону сцены.
— Имаеши, я же всего три пригласительных достал.
— А! — махнул рукой Имаеши. — Это не так сложно, как кажется. И ты не туда смотришь, вон, — он обхватил его голову и повернул в сторону входа на танцпол.
Касамацу почувствовал, что ему становится слегка нехорошо. В зал входила вся его бывшая команда, не исключая Кобори и Мориямы. Кажется, там были даже новые игроки, которых Касамацу не знал.
Но хуже того, за спинами бывших и нынешних Кайджо Касамацу увидел недовольную физиономию Аомине, сияющую Момои и всю прочую команду Тоо.
— Имаеши…
— А сейчас еще Сейрин подтянутся, — довольным голосом сообщил тот. — Ну что ты на меня так смотришь, Юкио-кун? Это группа поддержки. Спорим, Хаякава будет кричать так, что перекроет весь зал?
— И музыку заодно, — буркнул Касамацу. Имаеши не ошибся — следом за Тоо в зал вошли Сейрин. Все команды скучковались в одном месте, и Касамацу даже развлекся немного, глядя, как Сейрин пытаются одновременно и не смешаться с Кирисаки Дайичи, и держаться поближе к Киеши.
Удивительно, но ему стало легче. Понимание, что в зале есть несколько десятков благожелательно настроенных человек, действительно успокаивало. Даже саундчек за спиной зазвучал веселее.
— Спасибо, — произнес он, повернувшись к Имаеши.
— Смотри-ка, — отозвался тот, все еще глядя в зал. — Даже Мияджи, Хигучи и Окамура пришли.
Незаметно обхватив его за запястье, Касамацу шагнул с ним вместе в сторону кулис, пряча их обоих за занавесом.
— Можем подойти к ним после и спросить, не хотят ли они снова играть вместе, — сказал он. Имаеши смотрел на него, щурясь.
— Можем.
— И ты опять мог просто попросить.
Имаеши фыркнул.
— Поехали в Непал, Юкио-кун?
— В Непал?
— Да. Там есть развлечение такое — можно помыть слона. Выбрать слона и помыть. Вдвоем.
В ответ Касамацу шагнул к нему вплотную, взял его за руку, переплетя их пальцы, обнял за шею, прижался лбом ко лбу.
— Я тоже, — сказал он. И поцеловал Имаеши — быстро, вскользь, просто прошелся губами по губам. И тут же отстранился. — Иди в зал. Пожалуйста.
Пару мгновений Имаеши смотрел на него своим фирменным нечитаемым взглядом. Потом улыбнулся.
— Удачи, — просто сказал он. Развернулся и пошел по боковой лестнице вниз, к фанзоне.
Касамацу смотрел ему вслед, ощущая, как с новой силой колотится сердце. За спиной грохотал на барабанах Хара, ребята настраивали инструменты. Первое большое выступление. Первый большой зал.
Но даже если мы провалимся, подумал Касамацу, подхватывая гитару и подходя к микрофону, так ли это важно? Имаеши в любом случае с ним.
Парадоксальным образом это означало, что все пройдет прекрасно.
не блядь!замечательный, Касамацу - самый лучший))) Ханамия такой очаровательно драматичный, Киешираздражаеткак всегдаСпасибо
Рада, что у Имакас все получилось, спасибо!
И за киехану очень рада.
Спасибо!
Чудесная Имакаса, восхитительный Касамацу с этим его - А просто спросить?
И мелькнувшие емаеши - это отдельная история)))
Присоединяюсь к предыдущему оратору, но спасибо за любимых имакас)))
все зашипперила.вот просто все)
кажется даже омлет и гитару касамацу
Текст очень светлый, лёгкий и смешной, несмотря на душевные терзания Касамацу и сотоварищи)
Вообще, все такие чудесные, узнаваемые получились, диалоги отличные, как и ваше чувство юмора) 7к как-то быстро прочитались, однозначно хотелось больше этого балагана
Спасибо большое за удовольствие
rumble fish, автор немножко развлекся, собрав солянку из нескольких фиков
Автор, тварь, именно это и сделал!
.Аль., а вам отдельное спасибо за вдохновение!
но вдруг мне видится то, чего нет
Это что же?
не за что))
Это что же?
да в принципе то же, что и rumble fish