Работа #4

[kuroko-no-fest]

Название: Тоо : Кирисаки Даичи
Автор:  kuroko-no-author
Пейринг/персонажи: Аомине/Кисе, Ханамия, Вакаматсу
Выпавший персонаж в лотерее: Аомине Дайки
Тип: слеш
Рейтинг: PG-13
Жанр: юмор, Hurt/comfort
Размер: мини, 1600 слов
Саммари: После матча против Кирисаки, Кисе оказывается в больнице.
Дисклеймер: отказываюсь

Работа была написана для Октябрьского фестиваля

Аомине не опаздывает на их матч. Более того, когда он выходит на построение, его взгляд больше подходит боксеру, чем баскетболисту. Словно со свистком судьи он разобьет переносицу игроку напротив.

- Полегче, Аомине Дайки, а то выражение твоего лица подтверждает мои самые смелые догадки, - тянет Ханамия, разминая плечо и жадно ловя реакцию. Тот молчит, хотя взглядом стреляет так, будто вслух отвечает: «А тебе я разобью лицо первым».
Читать его проще, чем инструкцию к эвакуации, и, чтобы окончательно подлить масла в огонь, Ханамия придвигается ближе и шепчет:

- Слышал, Кисе все еще в больнице? Неужели что-то серьезное? Какая жалость, такой хороший игрок. Не стоило ему, наверное, выходить на площадку с травмой.

Ханамия готов к удару, а за этим и к дисквалификации Тоо с турнира, но вместо этого Аомине, словно бы взяв себя в руки, улыбается в ответ, кивнув:

- Я передам ему, что ты беспокоился. А впрочем, по завершении матча сможешь сам крикнуть из соседней палаты.
И в этом нет уже ничего хорошего. Эта улыбка, этот тон: они означают, что Аомине собрался, и теперь накопленная ненависть вырвется не спонтанным насилием, а спланированным членовредительством.

***

Матч против Кайджо был на прошлой неделе.

Все знали, чем это могло закончиться. И кого ломать в Кайджо, если не аса? Аомине надеялся только, что Ханамия окажется умнее и против них отправит снова второй состав клуба. Но Кисе оказался для него такой же красной тряпкой для быка, как когда-то Киеши. И было понятно, к чему все идет, а Аомине сидел в зале, глядя на это, и внутренне холодел, отчаянно желая, чтобы все обошлось синяками.

Кисе защищали, но это только добавляло Ханамии злости, и в какой-то момент Аомине вдруг понял: Кисе не дадут уйти, отделавшись синяками. Ханамия ненавидел таких, как он. Если бы можно было, как в боксе, бросить на ринг полотенце, чтобы прекратить бойню.

***

- Вы же понимаете, что ваши приемы не сработают на нашей команде, - в полголоса предупреждает Вакаматсу, стоя напротив Ханамии. Тот разводит руками:

- Ну так и я умею не только мелкие козни. К тому же, кажется, вашего лучшего игрока интересует сейчас совсем не наш матч.
Вакаматсу отводит глаза. Быть капитаном и так сложно, а быть капитаном в команде с Аомине – непосильный труд, и у него нет той хитрости, которая помогала Имаеши справляться с отвратительным характером аса. Вакаматсу требовал, чтобы Аомине не играл в этот раз, и тренер даже был с ним согласен, но тогда поднялся сам Аомине и презрительно-спокойно предложил: «Либо я выхожу на эту игру, либо не выйду больше ни в один матч». И решимость эта казалась жуткой, ее никак нельзя было списать на желание попробовать силы против одного из «Некоронованных императоров». Аомине что-то задумал, и не нужно быть Имаеши, чтобы это понять. А планов своих доверить никому не хочет, и теперь Вакаматсу отчего-то продолжает надеяться на то, что у аса хватит мозгов не испортить окончательно репутацию команды. Но столкновение с Кирисаки всегда несколько «попахивало», потому что если в тебя кинули дерьмом, сложно не запачкаться, даже увернувшись.

К тому же, Вакаматсу не может волноваться за всех подряд, у него начинают сдавать нервы.

Раздается свисток.

С Тоо не проходит обычная «законная» тактика Кирисаки – все пасы предназначаются Аомине, он получает мяч независимо от того, попытается ему помешать Ханамия или нет, а уж когда мяч у него – остается только ломать ему ноги. Но то, что жертвы из него не получится, Аомине доказывает, совместив с первым броском в корзину Кирисаки резкое движение локтем, сопровождающееся хрустом переносицы стоящего сзади шатена с невыразительным взглядом дохлой рыбы. Аомине не запомил их имен, он и Ханамию помнит только: «Ханамия как-то там дальше, кажется на «о». Но хорошо запомнил, какие именно отметины на теле Кисе кто из них оставил. И сейчас, извиняясь деланно, неискренне, дожидается взгляда, чтобы с улыбкой показать себе на бок.

Именно там, с левой стороны, под ребрами, на светлой коже Кисе расцвел синяк размером с ладонь Аомине. Он смотрел запись игры раз за разом. Он запомнил, кто именно ударил Кисе – под кольцом, у трехочковой линии, когда тот не ожидал и не увернулся, или ловкой подножкой, вышвырнул Кисе с поля на железные стулья. Он смотрел запись, кажется, раз пятьдесят: перематывая на некоторых моментах и стискивая зубы так, что, казалось, вот-вот треснут и раскрошатся, и запоминал.
Но это было позже. А прежде, когда из палаты Кисе, наконец, свалила его команда, потому что было поздно и на улице начало темнеть, Аомине смог, наконец, зайти – без стука, как полноправный хозяин. Кисе, в больничной пижаме, улыбнулся ему смущенно, спросил:

- Ты все это время там ждал?.. Я видел тебя в начале, но думал, что ты давно устал и ушел.

- Если бы я пришел с ними, то и уходить пришлось бы вместе со всеми. Я хотел поговорить наедине.

- Да, конечно, - кивнул Кисе и погладил перебинтованную щиколотку, прежде чем продолжить. - Врач сказал, рано пока что-то говорить. И расстраиваться заранее не стоит, все может быть не так серьезно, как кажется. Наверное, стоило сразу пойти к доктору и пройти лечение, может…

Кисе, кажется, привыкший за те два месяца, что они встречались, к поведению Аомине, и не удивился, когда тот опрокинул его на хрустящее больничное белье, забираясь на кровать следом. И не удивился тому, что Аомине не целовал его, не гладил – расстегнул пуговицы рубашки, осмотрел светлую кожу, задерживаясь на оставленных отметинах, потом снял рубашку с Кисе окончательно, потребовал повернуться спиной.

- Будешь мстить? – спросил Кисе спокойно, рассматривая примятую подушку у изголовья.

- Посмотрим, - неопределенно отозвался Аомине, коснувшись ссадины кончиками пальцев, вызвав возмущенное шипение.

- У вас игра на следующей неделе.

- Я не типаж Ханамии. Ему таких ломать скучно.

- Почему?

- Потому что после игры тогда его будет ждать корзина фруктов от ребят из Тоо. Он не любит делать хороших поступков.

Кисе засмеялся, попытался снова надеть рубашку, но вместо этого лишился и штанов. На ногах синяков было меньше, но все-таки были.

- А если кто-то войдет? – поинтересовался Кисе.

- Скажу, что мы трахаться собирались.

- Я тебя сейчас выгоню, между прочим, - беззлобно пригрозил Кисе, застегивая, наконец, рубашку.

Все его синяки теперь – яркими пятнами в сознании, как отголосок только что погасшего света на сетчатке глаза. Разбитая переносица – первый фол Аомине, второй он получает уже по плану Ханамии, подарив Кирисаки штрафной, и из-за этого начинает играть аккуратнее, иначе на всех фолов не хватит. В перерывах хмурится тренер, бушует Вакаматсу, требуя посадить Аомине на скамейку до конца, но в счете они лидируют, а значит, что к нему претензий нет. Да и всего одна разбитая переносица…

На третьем фоле парень с челкой, за которой не видно глаз, кашляет, пытаясь вдохнуть воздух. Кажется, он к тому же подавился своей жвачкой, и вся выдержка Аомине уходит на то, чтобы сдержать улыбку. Вакаматсу снова о чем-то спорит с тренером, но получает отказ. Момои смотрит на Аомине внимательно, будто оценивая, достаточно ли он глуп, чтобы довести команду до дисквалификации своими выкрутасами, но замечает, как старательно тот разыгрывает раскаяние, и вроде бы успокаивается.

При попытке подставить его на четвертый фол Аомине получает два синяка на лопатках, за которые тут же отвечает незаметной подножкой, и бежит дальше, будто и не сразу заметив.

Нет уж, третьим фолом он разбивает губу рыжему и даже извиняется, но настолько искусственно, что Вакаматсу чуть сам не нарывается на дисквалификацию в попытке съездить асу по лицу.

Пока у него нет мяча, Аомине успевает послать Ханамии знак «ты следующий», получив в ответ самоуверенную улыбку. И понятно, почему – в следующие пару минут счет Тоо увеличивается на шесть очков, а на теле Аомине становится на четыре синяка больше. Он все равно ведет и не торопится догонять Ханамию, даже зная, что его в любой момент могут подвести под пятый фол, а за ним – и исключение. Нет, он нагоняет Ханамию у кольца, в начале третьей четверти, когда Тоо уже лидирует с перевесом в двадцать пять очков. Он даже дарит тому два очка и совершает свой пятый фол под хруст его сломанной кости. Круг замыкается.

Кто говорил, что месть не приносит облегчения? Аомине непривычно спокоен и отрешен, потому что в этот раз все силы уходят на то, чтобы не смеяться в голос над валяющимся на полу Ханамией, к которому уже подскакивает кто-то из медицинского персонала. И все бы идеально, да только Ханамия не орет – зубы сжимает, смотрит исподлобья на него, не отрываясь, будто взглядом этим что-то тоже передать хочет, да только Аомине не понимает, ему все равно. Для него растворяется, наконец, воспоминание о вскрике Кисе, который неделю назад упал как подкошенный на дощатый пол площадки.

Перевеса в двадцать очков команде должно хватить для победы, а если и не хватит, то какая разница. Его удаляют на лавку для запасных. Тренер молчит, Сакурай бледнеет и трясется, Вакаматсу держит остальная команда, чтобы не дать ему ударить Аомине. Тому все равно, он запрокидывает голову, кладет на глаза полотенце и представляет себе Кисе, который прошлым летом впервые смог обойти его один на один и радовался этому так, будто эта победа была сотой по счету. Его птица со сломанным крылом.

***

- Так, значит, в итоге обошлось? Трещина в кости, а через несколько месяцев снова сможет играть? – уточняет на ходу Касаматсу. За его спиной – нынешний основной состав Кайджо с пакетом апельсинов (невероятная роскошь) и миссией навестить в больнице своего аса после хороших результатов обследования. – Неплохо. Так вы и на зимний кубок успеете.

Широким жестом Касаматсу открывает дверь в палату, чтобы обнаружить за ней Аомине в больничной кровати и ещё одетого Кисе, оседлавшего его бедра и прикусывающего мочку уха.

Касаматсу закрывает дверь еще более резко, чем открыл. В течение пары минут за ней слышится возня, топот, возмущенный шепот, шорохи, и, когда все, наконец, стихает, Касаматсу снова открывает дверь, чтобы увидеть сидящего в кровати Кисе и Аомине на табурете рядом.

- Касаматсу-семпай! Так непривычно, что вы пришли. Надеюсь, я не оторвал вас от занятий! – кажется, еще более жизнерадостно, чем обычно, тянет Кисе и машет при этом рукой так, словно и ее вот-вот сломает.

- Надеюсь, я тебя тоже ни от чего не оторвал, - мрачно проговаривает Касаматсу, пытаясь вспомнить, кому доверил апельсины и одновременно найти хороший предлог, чтобы смыться отсюда как можно быстрее.

Аомине выглядит невероятно спокойным и оттого, кажется, сам на себя не похож.