Работа #10

[kuroko-no-fest]

Название: Неочевидное вероятное
Автор:  kuroko-no-author
Пейринг/персонажи: Такао Казунари/фем!Мидорима Шинтаро, фем!Шутоку
Выпавший персонаж в лотерее: Кимура Шинске
Тип: гет
Рейтинг: PG-13
Жанр: романс, флафф
Размер: мини, 3679 слов
Саммари: Девочки такие девочки
Дисклеймер: отказываюсь
Предупреждения: gender switch, АУ в каноне

Работа была написана на Июльский фестиваль

Читать дальше

Когда Мидорима вынимает из сетки тридцать четвертый мяч и, прикрыв глаза, на выдохе, запускает его в корзину, Такао делает очередную пометку в блокноте – в следующий раз принести с собой ужин. Судя по тому, что число мячей в сетке не сильно-то и уменьшилось, домой он попадет в лучшем случае часам к десяти – если успеет на автобус. На все автобусы.

О том, чтобы не проводить Мидориму, разумеется, не может быть и речи.

Тренер, сидящий на соседней скамейке, скорбно выдыхает. Такао видел, как он всю тренировку косился на часы – видимо, куда-то спешил. Мог уйти, но не ушел. В прошлый раз его ранний уход закончился тем, что Такао перефоткал всю команду в разных позах и составах, а в итоге они забыли закрыть кладовку, и наутро оттуда исчезли две швабры. Невеликая потеря, но тренер очень расстроился, а у Мидоримы отобрали запасной комплект ключей – Такао был уверен, что лишь на время.

Тренер на скамейке шевелится, поднимает голову со скрещенных рук – Такао успевает вскочить за секунду до того, как тот кричит:

- Все, девочки, закругляемся.

Оцубо и Кимура шумно выдыхают и с очередного круга заворачивают прямо к скамейкам. Мияджи косится на мяч в руках, но все-таки делает три шага и забивает из-под кольца. Остальные девочки тоже подходят к сумкам и тянутся к бутылкам. И только Мидорима достает из сетки тридцать пятый мяч и делает очередной идеальный бросок.

Тренер тихо хмыкает:

- Мидорима!

- Я еще останусь.

Такао видит, как Оцубо закатывает глаза и тычет Мияджи локтем под дых – та возмущенно фыркает, но ничего не говорит. Тренер оглядывает Мидориму долгим обеспокоенным взглядом и тихо произносит, протягивая Такао ключи:

- Такао… - он мнется, подбирая слова, и кивает в сторону Мидоримы. – В общем, я на тебя рассчитываю.

Со стороны зала доносится до обидного громкий хмык. Такао машет рукой и улыбается:

- Конечно, тренер, можете на меня положиться.

Девочки из команды бросают на него сочувствующие взгляды и тихо хихикают друг другу на ушко. Такао провожает их с улыбкой, глядя на то, как они на ходу растирают уставшие за тренировку мышцы и задирают майки, чтобы вытереть пот с лица – совсем не стесняясь. За целый год он успел подняться от статуса всеобщего врага до какого-никакого-а-все-таки-менеджера, и это приятно греет душу. Его признают в команде – все, кроме Мидоримы.

Все вокруг уверенно считают, что они с Мидоримой встречаются. Сама Мидорима называет это не иначе как «прилип и не отстает» и тактично советует умереть. Правда, делает это так ненастойчиво и часто, что через две недели подобного общения Такао начинает воспринимать эту фразу как вводное слово – ну подумаешь, у всех свои заморочки.

У Мидоримы есть заморочки и похуже. Много, очень много заморочек. Некоторые из них даже в списке Такао проходят под грифом «Опасно для неприспособленного человека.»

Зато с Мидоримой весело.

Такао даже не может толком сказать, в какой точно момент он влюбился в эти почти два метра красоты и замороченности – когда первый раз увидел ее на тренировке или все же тогда, в первую встречу, когда команда Тейко разбила их девчачью сборную. Просто в один день проснулся и понял, что теперь Мидорима это не просто перевязанные пальцы, вечные игрушки в рюкзаке и броски, от которых замирает сердце, а что-то большее. Большее, чем прогулки по парку, чем проводы до дома и долгие прощания на крыльце.

И, черт бы ее побрал, намного большее, чем сам Такао – на целых двадцать сантиметров. В команде вообще все девочки почти на голову выше него, и иногда Такао ощущает себя Гулливером, застрявшим в стране великанов. Девочки из класса смотрят на него с непониманием, парни тихо душатся от зависти, мама, в который раз не нашедшая в комнате ничего компрометирующего, улыбается и ласково треплет по голове. Да и зачем Такао что-то компрометирующее – зрелище на площадке уже давно перевалило за категорию 18+.

После первой увиденной тренировки Такао стер себе все ладони.

Такао дожидается, пока за Оцубо хлопнет дверь, и соскакивает со скамейки.

- Шин-тян…

- Еще восемь, - сообщает та и поправляет очки.

Такао сосредоточенно кивает, плюхается обратно и начинает просматривать последние записи в блокноте: поговорить с Мияджи по поводу ее блока, и об этом же – с тренером, поцеловать Мидориму, договориться о командном матче с Тоо, поцеловать Мидориму, попасть на тренировку Ракузан или Сейрин – а лучше и тех, и других, поцеловать Мидориму. Такао перелистывает страницу и натыкается на собственный рисунок: два человечка, по диагонали, на всю длину листа. Ну как человечка – палочки-ноги, палочки-руки и две сосиски-головы; у одного человечка из сосиски торчат хвостики, а на предполагаемом лице пририсованы очки. Человечки целуются.

Такао вздыхает, сжимает переносицу пальцами, захлопывает блокнот и бросает его в сумку. В его жизни слишком много Мидоримы и информации о ней. Можно, кончено, сказать, что он как менеджер просто обязан знать все это, чтобы правильно построить игру, но врать себе Такао не очень любит. Да и непонятно, как информация о том, что любимый цвет Мидоримы – желтый, а любимое блюдо – «Такао, не задавай глупых вопросов», может помочь победить.

- Такао!

Такао вздрагивает и оборачивается. Кимура стоит возле скамейки, в майке, спортивных штанах и с мокрыми волосами. Наверняка только из душа. Такао поднимается, зачем-то оттряхивая и так чистые брюки.

- Что-то случилось?

- У отца в лавке завтра снова завоз, а рабочий отпросился, - Кимура тяжело вздыхает и вдруг краснеет до самого выреза. Выдает на выдохе: - Не мог бы ты завтра помочь мне разгрузить фрукты?

Такао подсознательно ждет удара мяча об пол – разумеется, он не считает время между бросками Мидоримы, просто так получается – и, ничего не услышав, удивленно оборачивается. Мидорима вертит в руках мяч и тяжело смотрит из-под мокрой челки. Такао улыбается.

- Конечно, не вопрос, - он неопределенно машет рукой, и Кимура радостно кивает и уходит, сцепив за спиной пальцы.

Позади звонко падает мяч, и Такао понимает, что все еще улыбается и пялится на дверь. Кроссовки скрипят по полу, рядом раздается тяжелое неровное дыхание. Такао опускает взгляд. Мидорима сидит на скамейку и пьет, запрокинув голову и зажмурившись. Тени от длинных темных ресниц ложатся на скулы и кажутся тонкими и почти прозрачными.

Такао сглатывает и отводит взгляд.

- Я в душ, - сообщает Мидорима, поднимаясь со скамейки, и Такао может только судорожно кивнуть.

Не смотреть, командует он себе. Не смотреть, не смотреть, не смотреть. Ну вот, молодец, теперь собирать мячи тебе будет еще и неудобно.

Мидорима тихо выходит из зала, не хлопнув дверью. Такао, наконец, расслабляется и длинно выдыхает. Выдох получается долгим и неровным и обрывается так резко, словно Такао собирается чихнуть.

Такао растеряно трет нос и подбирает первый мяч. Не глядя бросает его корзину – мимо. Тут все не так просто, и кроме высокомерного взгляда и обманчиво легкого движения кистью нужны годы и годы тренировок.

Такао сгребает три ближайших мяча и сгружает их в сетку.

Мидорима, конечно, никогда не признается, но на самом деле она чертовски устает. Настолько, что в один день даже просит Такао собрать мячи вместо нее. На следующей тренировке Такао догадывается до этого самостоятельно. Ему не сложно - а Мидориме несколько свободных минут на душ и переодевание.

Присутствие Мидоримы Такао ощущает затылком и всей поверхностью спины. Не оборачиваясь, поднимает с пола последний мяч и с разбегу забивает из-под кольца. Оборачивается. Мидорима смотрит устало и слегка насмешливо: для нее подобные выходки проще пареного риса.

Такао подхватывает отскочивший мяч и прицельно запускает его в сетку. И даже умудряется попасть. Мидорима удивленно вскидывает бровь. Такао шутливо кланяется и толкает сетку к стене. Через весь спортзал. День за днем. Его личный полукруг почета.

- Я был бы отличным разыгрывющим, скажи? – Такао запирает кладовку, подхватывает сумку и выключает свет. Мидорима ждет его в коридоре. Из всего освещения – только тусклая оранжевая лампочка над входной дверью.

По мнению Такао – очень романтично. По мнению Мидоримы – на освещении школы слишком сильно экономят.

Такао кивает охраннику на выходе и, стоит им выйти за ворота, берет у Мидоримы из рук сумку и закидывает на плечо. Мидорима удивленно хлопает глазами, но ничего не говорит, и Такао накидывает себе еще полбалла за сообразительность. Но, подумав, вычитает их обратно. Ему не нужны надбавки: он и без них неплохо справляется. По крайней мере, Мидорима больше не сбегает от него после уроков, а иногда они даже обедают вместе.

Да у Такао уйма этих баллов, он просто пока не знает, где можно обменять призовые баллы на призы.

- Завтра в прокат выходят четвертые Трансформеры, не хочешь сходить? – Такао закидывает руки за голову и ждет, пока Мидорма удивленно проморгается.

- Нет, разумеется, - Мидорима поправляет очки и тянется поправить сумку, но, заметив ее на плече у Такао, только недовольно хмурится.

Такао улыбается. Мидорима смешная – особенно в такие моменты, как сейчас, когда теряется и смущается по пустякам.

Дорога мокрая после дождей и в желтом свете фонарей кажется ровной и глянцевой. Очки Мидоримы бликуют, делая ее еще старше и непонятнее. Иногда Такао думает, что когда-то очень давно Мидорима провела толстую черту между миром нормальностей и миром неадекватных заморочек. И отступила от нее на огромный шаг.

Такао нравится медленно перетягивать ее обратно.

- А еще скоро Город Грехов выйдет, - Такао искоса смотрит на Мидориму и ждет, пока у нее закончится терпение. – И Аватар – второй. И…

- Такао, я не хочу, - Мидорима ежится и заправляет волосы в воротник водолазки, чтобы не лезли в лицо. Кажется, скоро начнется дождь: ветер налетает короткими мощными порывами, мешая идти, небо над головой черное и низкое.

- Я знаю, - говорит Такао, и Мидорима зло фыркает и поджимает губы.

- Зачем тогда нужно было спрашивать?

Такао ждет, когда она повернется к нему, и признается:

- Ты так мило краснеешь.

Глаза у Мидоримы становятся большими и темными. Она смотрит на Такао как на пришельца, который только что вылез из летающей тарелки и на непонятном языке признался ей в любви. Хотя, наверное, в пришельцев Мидорима поверила бы охотнее - своим гороскопам она же верит.

- Какого черта ты несешь, - возмущенно бормочет она и резко отворачивается, полоснув по лицу незаправленной длинной прядью.

Программа минимум выполнена, теперь можно и помолчать. Такао доволен.

На пороге собственного дома Мидорима поворачивается и выжидающе смотрит. Такао надеется, что она сейчас скажет, что будет не против, если он заглянет к ней в гости, но Мидорима скашивает взгляд, и Такао наконец понимает. Сумка, конечно. Он идиот.

Протягивая сумку, он улыбается как можно более обнадеживающе и спокойнее.

- Шин-тян, кажется, начинается дождь. Не хочешь пригласить меня в гости?

- Нет, - Мидорима хмурится. - Не сегодня.

Такао распахивает глаза и с трудом сглатывает подскочившее к горлу сердце. Внутри все обмирает, и становится так тепло-тепло. Такао кажется, что сейчас у него над головой распустится радуга.

Мидорима поправляет очки и коротко добавляет:

- Я смотрела прогноз погоды.

И захлопывает дверь.


Такао забегает в школу и оглядывается. В коридорах еще полно народу - значит, он успел. Теперь можно перевести дух. Такао потягивается и отчаянно зевает. Все-таки в том, чтобы по утрам помогать Кимуре с разгрузкой, есть один значительный минус, и этот минус сейчас дает о себе знать.

Такао зевает в кулак и отчаянно мотает головой, прогоняя мутное полусонное состояние. Спать хочется до солнечных зайчиков в голове. Видимо, у истории японской культуры такая судьба - попадать именно на те дни, когда Такао до нее нет никакого дела.

Такао вваливается в кабинет, машет рукой одноклассникам - привет, привет, давно не виделись - находит взглядом Мидориму и плюхается на свое место. Глаза слипаются, под закрытыми веками пляшут красные черти в кожаных мотоциклетных костюмах. Такао растягивается на парте и кладет учебник под щеку. Отличный, надо сказать, учебник, очень удобный - за учебный год это было выяснено, проверено и перепроверено очень много раз.

В груди забитыми отголосками клокочет злость - на Мидориму. За вчерашнее. Разумеется, Мидорима тут совсем ни при чем, она вообще вряд ли поймет, на что тут можно обижаться, но Такао все равно расстроен. Иногда он кажется себе сердобольным Дон Кихотом, который с упорством молодого барана раз за разом врезается в одни и те же мельницы. А они его лопастями, лопастями. А лопасти у Мидоримы очень тяжелые.

Такао скорбно вздыхает и пытается вспомнить, как он докатился до подобной жизни. Ведь ему много раз предлагали перейти в мужскую сборную - там как раз второй год не могли найти путевого разыгрывающего. Но он все отмахивался: это же девчонки, куда им без крепкого мужского плеча, как они без меня?

Отлично бы они без него. Два года назад команда даже выходила в финал межшкольных. А теперь-то, с приходом Мидоримы, это и вовсе должно было стать пустяковой задачей.

Но прошло время, мужская команда ждала, радушно расставив полупустые скамейки запасных, а с должности менеджера женской сборной Такао никто не гнал. Да Такао и сам не торопился уходить. Может, причина была в том, что ему нравился женский баскетбол. Или в том, что тренер очень скоро стал воспринимать его полноценным участником команды. А может, в том, что Мидорима однажды смешно составила брови домиком и сказала: "Пожалуйста".

Потом, правда, поджала губы, развернулась и ушла, но у Такао все равно было ощущение, что его размолотили на частички и выбросили в космос, в переплетения Млечных путей и звездную пыль. Ну вот как после такого уйдешь?

Такао с трудом разлепляет глаза, сосредоточенно кивает учителю - да-да, конечно, слушаю, сенсей, - и засыпает. Теперь точно до конца урока.

В его снах черти в кожаных костюмах жарят в котле большую зеленую сосиску.



На тренировку Кимура притаскивает два арбуза: в благодарность за помощь. Такао удивленно разглядывает внезапный подарок - арбузы маленькие, но жесткие и звонкие, с яркой зеленой коркой и сухим хвостиком. Красивые, как с картинки в википедии.

Такао сам не очень любит арбузы, но не отказываться же. Спорить с девушкой - занятие бесполезное. Спорить с девушкой, вооруженной двумя арбузами, - занятие бесполезное, опасное, да и вообще полный идиотизм. Особенно, если это твой семпай.

- Спасибо, - улыбается Такао и скатывает арбузы в угол раздевалки - у углового шкафчика сломана дверца, и тот сейчас пустует.

Кимура кивает и снова краснеет. Смешно так - двумя горизонтальными полосками на скулах. Она бормочет, что очень благодарна за помощь, а Такао все пытается понять, как она может быть одним из лучших защитников в Японии, с ее-то манерой смущаться.

Мияджи натягивает кроссовки, советует Кимуре в следующий раз запасаться ананасами, а Мидориме объявляет, что сегодня штраф за три эгоистичных поступка серьезен, как никогда. Ооцубо смеется.

Без пяти минут в раздевалку, как всегда, входит тренер и объявляет, что тренировка сегодня пройдет на свежем воздухе: в школе пропало электричество. Девочки дружно кивают и поднимаются со скамеек. Мидорима нагибается, поправляя шнурки, и Такао отводит взгляд.

Проходящая мимо Мияджи хлопает его по плечу:

- Удачи, чудик.

- Да, неплохо было бы.

Мияджи фыркает, собирая короткие светлые волосы в высокий хвост, а Такао думает, насколько все было бы проще, влюбись он в нее, а не в Мидориму. Или не проще: тогда бы пришлось пробиваться сквозь плотные ряды ее поклонников. Живая и колкая, как можжевеловый куст, Мияджи привлекает к себе внимание, просто появляясь в зоне видимости, и первое время Такао думал, что вот она, любовь всей его жизни. Первые три дня – пока предполагаемая любовь всей жизни не заставила его пересмотреть все матчи Шутоку за прошлый сезон.

Такао выходит из раздевалки последним. Девочки давно не смущаются его постоянного присутствия – в отличие, кстати, от него самого. Поэтому он старается прибегать в раздевалку за пару минут до тренера, когда все уже одеты, вымыты и натерты всякими согревающими кремами и мазями до нужного состояния.

Такао закатывает глаза: девочки такие девочки.

Он садится на самую верхнюю трибуну и достает блокнот, пролистывает его, задерживая взгляд на датах: дружеский матч с Йосей, выезд в лагерь, начало сезона, полуфинал, признание Мидориме. Надо же уже почти полгода прошло. Интересно, а это дата первого признания, и, если нет, то которого из. Помнится, в тот, первый раз шел дождь, а Мидорима в ответ чихнула и сказала: «Извини, мне пора». И ушла, оставив Такао дежурить одного. И сумку свою забыла. Потом, правда, вернулась, и Такао все-таки смог проводить ее до дома.

- Такао! Эй, Такао!

Такао очухивается, когда на нос падает первая крупная капля. Тренер машет рукой в сторону спортзала.

- На сегодня заканчиваем. Завтра с утра зайди ко мне за расписанием.

- Хорошо! – кричит Такао и сгребает сумку, на ходу запихивая туда ручку и блокнот.

В раздевалке шумно и полутемно. Единственный источник света теперь – небольшое окно напротив входа, и девочки торопливо переодеваются, пока на улице не стало совсем темно.

Такао на автомате вваливается в раздевалку и тут же вылетает оттуда, получив в затылок чей-то мокрый шлепанец.

- Извините! – кричит в закрытую дверь. За дверью слышится тихое перешептывание и дружный смех.

Через пару минут в раздевалке раздается грохот, а потом Мияджи замолкает на середине ругательства – видимо, Оцубо успевает вовремя и с предельной точностью. Кимура, совершенно красная – то ли от смеха, то ли после душа, - выходит в коридор. У нее в руках – несчастные позабытые арбузы.

- …устроили базар, - слышит Такао злое шипенье Мияджи, прежде чем дверь с тихим щелчком закрывается.

- О, чуть не забыл, спасибо, - Такао забирает арбузы и прижимает их локтями к бокам.

Неудобно. Он перехватывает их и теперь держит спереди. Теперь тяжело и неудобно. Да как же их?..

- Боже, - вздыхает Такао, представляя, что ему с этим еще до дома идти. – И как вы ходите с такими… арбузами?

Кимура сдавленно булькает и принимается усерднее шнуровать правый кроссовок.

Вывалившаяся из раздевалки Мияджи – с перекошенным хвостиком, развязанными шнурками и в съехавшем набок свитере – выглядит особенно феерично.

- Как в аду, - выдыхает она, стягивая резинку с волос, и принимается отчаянно тереть влажные волосы полотенцем. Поднимает недоуменный взгляд. – Такао, а ты чем занят?

Такао осматривает арбузы и усмехается:

- Пытаюсь понять загадочную женскую душу.

- Ну и как?

- Тяжело, - признается Такао и невысоко подбрасывает арбузы.

Мияджи фыркает из-под полотенца.

- Ты бы еще их под майку запихнул, - она фыркает, откидывая уголок полотенца.

Такао медленно переваривает смысл сказанного. Мияджи вдруг вздрагивает, замирает и вскидывает заинтересованный взгляд. Такао надеется, что его взгляд выглядит хоть немного адекватнее.

Выходящие в коридор девочки смотрят на них с веселым недоумением.

- Так, - Мияджи делает шаг назад и критически осматривает результат.

Такао поддерживает арбузы снизу, но те все равно перекатываются и бьются друг о друга. Ощущения такие, словно ему на шею повесили камень. Два камня. Как утопленнику. Главное – по дороге не упасть и не утонуть в ближайшей луже.

Боже, о чем он думает, он же не собирается идти в таком виде по улице!

Когда наконец удается распрямиться, Такао находит взглядом Мидориму – та выглядит так, словно увидела самую большую глупость во вселенной и резко утратила смысл жить дальше.

- Кимура, сфоткаешь нас? – Мияджи прижимается сбоку и кладет ладонь на один из арбузов.

Кимура кивает, некоторое время роется в сумке и достает старенький фотоаппарат – Такао понятия не имеет, где в настоящее время можно найти такой. Мияджи тихонько толкает его локтем в бок, и Такао выпрямляет спину и строит на камеру губы уточкой. Всего на секунду – девочки смеются и недружно аплодируют.

Когда Такао, наконец, вытаскивает арбузы из-под футболки, Мидоримы уже нет в коридоре.

Не нужно быть великим гением, чтобы догадаться, куда завернуть после дежурства. Это Такао в перерыве между уроками и тренировками может быть в классе, в спортзале, в магазине или в столовой, судорожно переписывать заваленный тест, досдавать принесенные таки рефераты, просить отсрочку на рефераты, забытые дома, играть в баскетбол с командой, в сотый раз объяснять парням из команды, почему не хочет перейти к ним, прогуливать какое-то очень важное собрание, дежурить за это в классе или дежурить за то, что сломал что-то во время прошлого дежурства. Такао может быть везде – Мидорима может оказаться только в одном месте.

Такао толкает дверь в библиотеку и тихо прокрадывается в самый дальний угол, за стеллажи с учебниками и методичками. Мидорима читает, чуть наклонив голову вбок. Заметив Такао, она выпрямляется, но ничего не говорит.

- Я думал, ты в спортзале, - наудачу бросает Такао.

Конечно, он так не думал: Мидорима наверняка видела новое расписание еще раньше его самого. Но начать с чего-то нужно.

Мидорима никак не реагирует, только чуть сильнее сжимает губы, и Такао понимает, что он умудрился где-то накосячить. Нет, конечно, Мидорима и обычно не всегда поддерживает разговор, но сегодня ее молчание какое-то особенно ощутимое.

- Шин-тян, что-то случилось? – снова пробует Такао.

Мидорима поднимает внимательный взгляд и молчит. Такао бегло оглядывает себя с ног до головы, но ничего такого фатального не замечает. Мидорима смотрит так, словно внутри Такао спрятано нечто крайне важное, и сейчас нужно решить, добить его, чтобы не мучился, или резать по живому. Такао мучительно сглатывает.

- Это из-за вчерашнего? Из-за того, что я не сфоткался с тобой? – Это уже совсем глупости, но голова отказывается думать, а мысли превращаются в прозрачное дрожащее желе. Видимо, он вчера все же успел простудиться.

Но говорить что-то нужно: если не растормошить Мидориму сейчас, она опять забьется в свой панцирь, захлопнется, как устрица.

- Нет, конечно, - неожиданно отвечает Мидорима. – Меня не интересуют подобные глупости.

Такао выдыхает и раздраженно сжимает пальцы в карманах.

- Шин-тян…

- Такао, сколько можно просить не называть меня так.

Такао открывает рот, но не успев ничего придумать, закрывает его обратно. Претензии к его обращениям – это что-то новенькое. Точнее, хорошо забытое старенькое. Такао кажется, они ходят по кругу.

- Почему ты тогда злишься?

- С чего ты взял, что я злюсь?

Хах, действительно, с чего бы?

Такао делает небольшой круг и подходит вплотную к Мидориме, нависает, упираясь правой ладонью о столешницу. Пробует объяснить еще раз.

- Шин-тян, брось, это была шутка, всем было весело.

- Ты выглядел глупо.

- А, то есть обычно я выгляжу умно?

Мидорима отводит взгляд, нервно сжав в руке карандаш. Такао видит ее сейчас так близко, что может разглядеть почти не заметные морщинки в уголках глаз и светлые серые крапинки на зеленой радужке. И бледный румянец на щеках.

Невозможно ошибиться. А Такао – круглый идиот и бестолочь.

Сердце колотится так сильно, что становится трудно дышать. Такао задерживает дыхание, когда наклоняется вперед и осторожно касается губами отчаянно сжатых губ. Мидорима зажмуривается, но не отворачивается и не пытается оттолкнуть.

Такао отстраняется, когда карандаш с громким стуком падает на пол. Он смотрит на раскрасневшуюся Мидориму и пытается сдержать улыбку. Хочется дышать и смеяться.

- Шин-тян, - зовет он тихо, и Мидорима медленно открывает глаза. – Если тебе в следующий раз захочется меня поцеловать – ты просто скажи, ладно?

- Идиот, - вспыхивает Мидорима, и Такао все-таки смеется, откинув голову назад и вцепившись пальцами в челку.

Такао привык к странным просьбам и почти не выполнимым заданиям – в женском коллективе это почему-то считается нормой. Но суметь понять Мидориму Шинтаро – самая сложная и опасная из всех его затей. Такао не знает, как долго он сможет прожить, пока этот локальный апокалипсис полностью не погребет его под собой. Но одно он может сказать точно: скучно в ближайшее время ему точно не будет. Как и легко.

Но в жизни Такао Казунари нет места для простых решений.