[kuroko-no-fest]

Дорогие участники и читатели!

Перед тем как огласить авторов, принимавших участие в фестивале, и назвать победителей, администрация хотела бы поблагодарить всех за участие. Мы очень благодарны вам за то, что вы не остались в стороне от нашего мероприятия, активно голосовали и присылали свои работы.

Имена авторов и их работы:

Октябрьский фестиваль: Ханамия Макото

Работа #1 Куроко но Шекспир, (Киеши/Ханамия, слэш, R), автор:  Musteline Работа #2 Меня зовут Ханамия Макото, (Ханамия Макото\Киёши Теппей, Нигоу, Имаёши Шоичи, слэш, R), автор:  imjustashadow Работа #3 Белые начинают и выигрывают, (Киеши/Ханамия, Кагами/Акаши, слэш, PG-13), автор:  Некто_О Работа #4 Тоо : Кирисаки Даичи, ( Аомине/Кисе, Ханамия, Вакаматсу, слэш, PG-13) , автор:  Uzumaki_Kid Работа #5 Рыбка, (Ханамия Макото, Киёши Теппей, джен, G), автор:  Кристал. Работа #6 В финале он умрёт, (Ханамия/Киеши, слэш, R), автор:  Ханамия маст дай Работа #7 Покойся с миром, Киеши Теппей, ( Киеши Теппей/Ханамия Макото, Фурихата Коки, преслэш, PG-13), автор:  Terra Celtika Работа #8 Этот бессмертный, (Ханамия Макото, Киеши Теппей, Имаеши Шоичи и другие, джен, G), автор:  lolygothic Работа #9 Конь бледный, (Такао Казунари/Мидорима Шинтаро, Ханамия Макото, слэш, миди, NC-17), автор:  Vitce

Октябрьский фестиваль: Аомине Дайки

Работа #1 Пралине, (Аомине/Кагами , слэш, NC-17 ), автор:  Ninge Работа #2 В три часа после полудня, (Аомине Дайки/Кисе Рета, Имаеши Шоичи, Момои Сацуки, Ханамия Макото , джен, PG-13), автор:  Аурум Работа #3 Угощение в долг., (Аомине Дайки, Момои Сатсуки, Мурасакибара Ацуши и какой-то левый парень, джен, G), автор:  Toshi Kiyomizu Работа #4 Проще простого, (Аомине Дайки/Кагами Тайга , слэш, PG-13), автор:  Volcanica ( Necromantika &  Lonely Heart Работа #5 Человек собаке друг, (Аомине, Тецуя № 2, Момои, Кагами, Акаши, джен, G), автор:  Макс Планк Работа #6 Дружба важнее, (Аомине/Акаши, Мидорима/Акаши , слэш, PG-13), автор:  Некто_О Работа #7 На обломках мира, (Аомине Дайки/Кисе Рёта, Ниджимура Шузо, слэш, PG-13), автор:  Uzumaki_Kid Работа #8 Площадь поверхности и уроки японского, (Аомине Дайки/Кагами Тайга, слэш, миди, R), автор:  lolygothic, бета:  NecRomantica

Победителями стали:

Октябрьский фестиваль: Ханамия Макото

— 1 место —
«Меня зовут Ханамия Макото», автор:  imjustashadow

<div align="center"><a href="http://kuroko-no-fest.diary.ru/p200695372.htm"><img src="http://i.imgur.com/ByRkRRS.png"></a></div>

— 2 место —
«Конь бледный», автор:  Vitce

<div align="center"><a href="http://kuroko-no-fest.diary.ru/p200695611.htm"><img src="http://i.imgur.com/vIYGIVS.png"></a></div>

— 3 место —
«Куроко но Шекспир», автор:  Musteline

<div align="center"><a href="http://kuroko-no-fest.diary.ru/p200695333.htm"><img src="http://i.imgur.com/bScaaNV.png"></a></div>

Октябрьский фестиваль: Аомине Дайки

— 1 место —
«Площадь поверхности и уроки японского», автор:  lolygothic

<div align="center"><a href="http://kuroko-no-fest.diary.ru/p200695310.htm"><img src="http://i.imgur.com/fTly6Sy.png"></a></div>

— 2 место —
«Проще простого», автор:  Volcanica( Necromantika &  Lonely Heart)

<div align="center"><a href="http://kuroko-no-fest.diary.ru/p200695146.htm"><img src="http://2.firepic.org/2/images/2014-11/07/n2ljp1vdcksz.png"></a></div>

— 3 место —
«На обломках мира», автор:  Uzumaki_Kid

<div align="center"><a href="http://kuroko-no-fest.diary.ru/p200695255.htm"><img src="http://i.imgur.com/bkJy58f.png"></a></div>

Спасибо за участие

<div align="center"><a href="http://kuroko-no-fest.diary.ru/?tag=5191099"><img src="http://i.imgur.com/sXu8GzV.png" title="Ханамия Макото"></a></div>


<div align="center"><a href="http://kuroko-no-fest.diary.ru/?tag=5191100">><img src="http://i.imgur.com/6tOhKIK.png" title="Аомине Дайки"></a></div>

За баннеры благодарим  Vitce

Ещё раз большое спасибо всем участникам и читателям!

@темы: Объявление, Октябрьский фестиваль: Аомине Дайки, Октябрьский фестиваль: Ханамия Макото, Итоги

---

[kuroko-no-fest]

Работы октябрьского фестиваля с Ханамией Макото выложены!

Голосовать может любой желающий — от своего аккаунта, анонимные голоса будут удаляться модераторами. Логин  kuroko-no-author, а так же любой публичный аккаунт, в голосовании не участвует. Авторы фанфиков также могут принять участие в голосовании, однако не имеют права голосовать за собственные работы.

Читателям нужно выбрать три лучших работы по их мнению. Обращаем внимание, что нужно проголосовать именно за три работы. В случае, если вы проголосуете, например, за две или четыре работы, ваш голос учитываться не будет.

Бетам/гаммам нельзя голосовать за фанфики, которые они бетили/гаммили!

Форма для голосования:

3 балла — Работа #...
2 балла — Работа #...
1 балл — Работа #...

Голосование продлится до 23:59 4.11.2014

Список работ, участвующих в голосовании:

Работа #1 Куроко но Шекспир, (Киеши/Ханамия, слэш, R)
Работа #2 Меня зовут Ханамия Макото, (Ханамия Макото\Киёши Теппей, Нигоу, Имаёши Шоичи, слэш, R)
Работа #3 Белые начинают и выигрывают, (Киеши/Ханамия, Кагами/Акаши, слэш, PG-13)
Работа #4 Тоо : Кирисаки Даичи, ( Аомине/Кисе, Ханамия, Вакаматсу, слэш, PG-13)
Работа #5 Рыбка, (Ханамия Макото, Киёши Теппей, джен, G)
Работа #6 В финале он умрёт, (Ханамия/Киеши, слэш, R)
Работа #7 Покойся с миром, Киеши Теппей, ( Киеши Теппей/Ханамия Макото, Фурихата Коки, преслэш, PG-13)
Работа #8 Этот бессмертный, (Ханамия Макото, Киеши Теппей, Имаеши Шоичи и другие, джен, G)
Работа #9 Конь бледный, (Такао Казунари/Мидорима Шинтаро, Ханамия Макото, слэш, миди, NC-17)

запись создана: 28.10.2014 в 11:31

@темы: Октябрьский фестиваль: Ханамия Макото, Голосование

---

[kuroko-no-fest]

Работы октябрьского фестиваля с Аомине Дайки выложены!

Голосовать может любой желающий — от своего аккаунта, анонимные голоса будут удаляться модераторами. Логин  kuroko-no-author, а так же любой публичный аккаунт, в голосовании не участвует. Авторы фанфиков также могут принять участие в голосовании, однако не имеют права голосовать за собственные работы.

Читателям нужно выбрать три лучших работы по их мнению. Обращаем внимание, что нужно проголосовать именно за три работы. В случае, если вы проголосуете, например, за две или четыре работы, ваш голос учитываться не будет.

Бетам/гаммам нельзя голосовать за фанфики, которые они бетили/гаммили!

Форма для голосования:

3 балла — Работа #...
2 балла — Работа #...
1 балл — Работа #...

Голосование продлится до 23:59 4.11.2014

Список работ, участвующих в голосовании:

Работа #1 Пралине, (Аомине/Кагами , слэш, NC-17 )
Работа #2 В три часа после полудня, (Аомине Дайки/Кисе Рета, Имаеши Шоичи, Момои Сацуки, Ханамия Макото , джен, PG-13)
Работа #3 Угощение в долг., (Аомине Дайки, Момои Сатсуки, Мурасакибара Ацуши и какой-то левый парень, джен, G)
Работа #4 Проще простого, (Аомине Дайки/Кагами Тайга , слэш, PG-13)
Работа #5 Человек собаке друг, (Аомине, Тецуя № 2, Момои, Кагами, Акаши, джен, G)
Работа #6 Дружба важнее, (Аомине/Акаши, Мидорима/Акаши , слэш, PG-13)
Работа #7 На обломках мира, (Аомине Дайки/Кисе Рёта, Ниджимура Шузо, слэш, PG-13)
Работа #8 Площадь поверхности и уроки японского, (Аомине Дайки/Кагами Тайга, слэш, миди, R)

запись создана: 28.10.2014 в 11:31

@темы: Октябрьский фестиваль: Аомине Дайки, Голосование

---

О предстоящих планах

[MyTrueColors]

Дорогие участники и читатели!

Администрация предлагает вам принять участие в планировании работы сообщества на ближайшие два месяца.

Ноябрь

— Выбор персонажа голосованием;

— Фестиваль второстепенных персонажей;

Подробнее

Ниже приведен примерный список персонажей, которых в качестве ГГ фика использовать не рекомендуется. Пейринги с ними - разрешаются. (Например, можно Акаши/Фурихата, но нельзя Имаеши/Аомине)

Список персонажей

Акаши Сейджуро
Кисе Рёта
Аомине Дайки
Мурасакибара Ацуши
Мидорима Шинтаро
Куроко Тецуя
Кагами Тайга
Ханамия Макото
Киеши Теппей
Хьюга Дзюнпей
Айда Рико
Момои Сацуки
Касамацу Юкио
Имаеши Шоичи
Химуро Тацуя
Такао Казунари

Декабрь

Так как админ сообщества по  KnB Secret Santa не отвечает, есть предложение:

— провести традиционную Сикрет-Санту, с анонимными подарками ( KnB Secret Santa).

— провести немного другую, менее известную Thieving Secret Santa — Санту-воришку. Правила просты. Вы готовите от себя подарок (или несколько), но руководствуетесь не списком пожеланий, а собственным вкусом. Это может быть что угодно: фик, перевод, авторский фанарт и т.д. ( Naruto Secret Santa);

Все вопросы и предложения можно оставить в комментариях к этому посту.

запись создана: 26.10.2014 в 11:56

@темы: Объявление, Административное

---

[kuroko-no-fest]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Работа #8

[kuroko-no-fest]

Название: Этот бессмертный
Автор:  kuroko-no-author
Пейринг/персонажи: Ханамия Макото, Киеши Теппей, Имаеши Шоичи, Накамура Шинья, Кирисаки Дайчи, Химуро Тацуя, Касамацу Юкио, Айда Рико, Момои Сацуки, Кагами Тайга, Нигоу, Куроко Тецуя, Хаяма Котаро, Изуки Шун, Мидорима Шинтаро, Аомине Дайки, Кисе Рета
Выпавший персонаж в лотерее: Химуро Тацуя
Тип: джен
Рейтинг: G
Жанр: ситком, стеб, крэк
Размер: 3000 слов
Саммари: съемки ситкома это такой бардак, особенно если во главу угла поставлен рейтинг.
Дисклеймер: Все чужое
Предупреждения: отсутствие логики, глобальный ООС

Работа была написана для Октябрьского фестиваля

При написании фика все почти все персонажи пострадали морально, и один получил травмы средней степени тяжести.
Все совпадения с фандомными событиями и обсуждениями неслучайны и злонамеренны.
Автор злостно нарушил права на интеллектуальную собственность анонов из дежурки.
«Вот что» ™ используется с разрешения правообладателя.

Эпизод 1. Inception

Громыхнул выстрел, и Макото почувствовал тупую боль в груди. Он опустил взгляд — по белоснежной рубашке, ровно напротив сердца, расползалось алое пятно. Ноги подогнулись. Макото плавно осел на бетон и уставился немигающим взглядом в серый потолок, расчерченный балками и трубами.
— Крупный план! — заорал Касамацу. — Крупный план давай!
Бетонный пол холодил спину. Камера скользнула к Макото, почти ткнулась в грудь, словно жизнерадостный пес, нашедший любопытную вещицу, и заглянула в лицо. Не мигать становилось все сложнее.
— Стоп! Снято!
Макото с облегчением заморгал и сел.
— Вы в порядке, Ханамия-сан?
— Нормально все. — Отмахнувшись от Сакурая, Макото потер глаза.
— Простите, пожалуйста.
Первое время Макото надолго подвисал, пытаясь сообразить, за что Сакурай просит прощения, теперь же его просто хотелось стукнуть побольнее, чтобы не лез, но актерам ни в коем случае нельзя портить отношения с оператором — приходилось терпеть.

После команды Касамацу съемочная площадка ожила, загудела, будто станция метро в час пик. Неделю назад Касамацу сломал ногу, и теперь к его режиссерскому креслу выстраивалась длинная очередь подчиненных — согласовать, подписать, показать, поныть. Макото пришлось проталкиваться сквозь них к своему креслу. К счастью, сегодня была последняя его сцена в этом балагане, оставалось только дождаться, когда режиссерская группа отсмотрит запись и одобрит дубль.
Макото развалился в кресле и принялся расстегивать окровавленную рубашку, разглядывая общую суету. Если что-то в записи не так, это не его вина — он считал себя актером на голову выше тех придурков, с которыми ему выпало сниматься в этот раз.
Кровь неприятно холодила тело, а ассистентка не торопилась принести смоченное теплой водой полотенце — в этом проекте Макото поддерживал амплуа злодея и вне площадки, поэтому подходить к нему многие побаивались. Хотя сегодня что-то она не торопилась дольше обычного.
— А здорово получилось! — раздалось рядом с Макото.
Черт. Он слишком отвлекся, отлепляя защитную пластину от тела, и не заметил, как Киеши выбрался из толпы.
— У меня, как всегда, синяк на полгруди будет от твоего «здорово».
— Зато дырка как от настоящего сорок пятого! Касамацу просил достоверности.
Достоверности? У Макото пальцы сорвались со скотча. У главных героев молнии из глаз, какая тут достоверность?
— Могли бы в компьютере нарисовать.
— Но направленные взрывы — это же так весело. — Киеши сел на кресло рядом.
Говорили, раньше он служил в войсках самообороны. Кем именно, слухи расходились, по одним — пилотом, по другим — сапером. После был ранен — до сих пор хромал — и теперь работал консультантом по оружию и пиротехником. Макото считал, что ранили его не только в ногу. К сожалению, Киеши репутация Макото не отталкивала.
— Давай помогу, — улыбнулся Киеши, протянул руку и содрал защиту одним рывком.
Зашипев, Макото ударил его локтем в плечо.
— Осторожнее, урод!
— Зачем ты так, я же хотел как лучше. — Киеши потер плечо ладонью.
— О, прости, забыл из роли выйти.
Хорошо было бы его ударить побольнее, чтобы Киеши вообще подходить перестал, но, к сожалению, злить пиротехников — тоже чревато. Макото пробормотал себе под нос:
— Что ты вечно за мной таскаешься?
Киеши засмеялся.
— Я тебя третий раз за месяц убиваю, вот, проверяю, что жив. И вообще, я помочь пришел, — сказал он и протянул полотенце.
А раньше не мог? Макото вырвал полотенце из рук, стянул рубашку и принялся вытирать грудь — светлая ткань мгновенно покрылась бурыми пятнами.
Киеши оперся подбородком о ладонь и задумчиво уставился на Макото.
— Почему ты все время злодеев играешь?
— С детства мечтал быть черным властелином, пить кровь девственниц, ломать людей.
Рука Киеши соскочила с подлокотника.
— Но это же только кино?
— У меня хорошее воображение.
— Но добро же все равно всегда побеждает?
Макото укоризненно посмотрел на Киеши. Вот идиот, неужели повелся?
— Только в дурацких ситкомах вроде этого. В серьезном кино все по-другому. К тому же, если я сделаю гадость в жизни, это легко списать на мое амплуа.
Мимо них промчались Кисе и Аомине. В следующей сцене Кисе играл варвара с севера, и по роли ему полагалась длинная коса — Аомине попытался за эту косу дернуть, стилист и Кисе разозлились. Стилист, конечно, больше, но зато он давно отстал, а Кисе все еще грозил Аомине бутафорским мечом.
— Ну и посмотри на них. Модельная внешность, мышцы и никакого мозга — таких тут целая толпа бегает. Зато я — единственный и неповторимый.
Киеши покачал головой.
— Никогда не могу понять, шутишь ты или всерьез.
— Я абсолютно серьезно вру. Черные властелины никогда не говорят правду.
Киеши потер локоть. Видимо, ушиб, — довольно отметил Макото.
— Врет ли человек, который говорит, что все время врет? Это же парадокс, — улыбнулся Киеши. — Может, это как раз значит, что ты хороший.
Макото бросил грязное полотенце ему на колени.
— Не пытайся даже. Я решал такие задачи в первом классе начальной школы.
Краем глаза он уловил движение в толпе на площадке — помощник режиссера Накамура спешил к ним.
— Ханамия-сан, все хорошо получилось. Касамацу-сан просил извиниться, что не может подойти сам, но он передает, что очень высоко ценит вашу работу. Киеши-сан, очень правдоподобно выглядит.
Киеши тут же встал и поклонился.
Макото последовал его примеру.
— Ничего-ничего, — сказал Макото. — Мы понимаем, что нашему режиссеру сейчас нелегко. — Он сделал вид, что рассматривает площадку. — Мне бы хотелось попрощаться с ним, но он, кажется, так занят…
Касамацу со сломанной ногой был вдвое раздражительнее, чем обычно, и Макото совершенно не хотелось с ним общаться. Накамура прекрасно его понял, хотя сделал вид, что нет.
Хорошо иметь дело с понимающими людьми.
Совсем избежать прощаний не удалось, но это было даже весело — Макото здорово развлекся, изображая безупречно вежливого и очаровательного айдола. Смешно, теперь все эти идиоты будут вздыхать «ах, он так глубоко входит в роль», а он всего лишь изводил их целый месяц для собственного удовольствия.


«Ричард III» или «Макбет»? Макото потер кожаные переплеты пальцами, выбирая, что почитать. Следующие съемки начинались только через неделю, и у него было время расслабиться.
Телефон зазвенел, стоило только устроиться с книгой.
— Здравствуй, у тебя завтра съемки, вот что, — сказал Мидорима, как только Макото принял звонок.
— Какие съемки?
— В «Радуге и боли», вот что.
Мидорима, конечно, отличался странностями, но потерей памяти вроде бы не страдал.
— Меня там убили вчера вечером.
— Я знаю. Но послезавтра хотят снимать в следующем эпизоде.
— Но как?
— Насколько мне известно, это как раз решается. Тебя приглашают поучаствовать, поэтому я выслал за тобой машину. Будет через двадцать минут. Твой счастливый цвет розовый, талисман дня — стек, вот что.
Макото с тоской посмотрел на томики Шекспира и пошел одеваться. Стека дома не оказалось — а стоило бы завести, вот что — а из розового нашлась только футболка с логотипом Rolling Stones. Макото натянул ее, надеясь, что ему повезет и не придется дальше сниматься в дурацком ситкоме.

Эпизод 2. Criminal minds

У дверей студии его встретил Накамура.
— Мы вас ждали, Ханамия-сан. Спасибо, что согласились на встречу. — Накамура низко поклонился. — Пройдемте, пожалуйста.
— Вы из меня зомби собираетесь делать? — спросил Макото, не скрывая раздражения.
— Мы еще не решили, сценаристы как раз над этим работают со специалистом по рейтингу. — Накамура поморщился, словно у него болел зуб.

В комнате сценаристов было душно. Когда Накамура привел Макото в их комнату, Изуки-сенсей что-то писал в блокноте, а Хаяма-сенсей метался от стены к стене.
— Зомби зомби зомби, — сказал Изуки и добавил, не отрываясь от блокнота: — Ханамия-сан, с возвращением.
— Зомби уже не в моде, — возразила шикарная дама, листая толстую папку у себя на коленях.
— Момои-сан, специалист по рейтингу, — шепнул Накамура на ухо Макото.
Хаяма-сенсей сделал очередной разворот и зашагал навстречу противоположной стене так стремительно, что Макото показалось, тот сейчас вбежит по ней вертикально вверх и сделает круг по потолку.
Накамура откашлялся.
— Могу я вас прервать ненадолго?
Хаяма от неожиданности подпрыгнул, и Момои наконец оторвалась от своих записей.
— Момои-сан, если вас не затруднит, не могли бы вы объяснить Ханамии-сану ситуацию?
— Все очень просто, — сказала она. — Как только главный злодей пропал из сюжета, исчез и существующий конфликт, поэтому рейтинг сериала резко упал.
— Введите нового злодея, — пожал плечами Макото.
— Согласно нашим опросам, только ваше возвращение в сериал может поднять рейтинг на прежний уровень. В последнее время отрицательные персонажи пользуются все большей популярностью. Чем хуже — тем лучше. Вам удалось сыграть, а вам, — она повернулась к Изуки, — написать совершенного мудака. Он даже вошел в десятку самых популярных персонажей.
Хаяма внезапно остановился за стулом Момои и заглянул ей в папку.
— А у серии, где злодея убили, был самый высокий рейтинг, — наябедничал он.
— Зато у серии, где его нет, самый низкий. Ниже пилотной. И вот на эту статистику посмотрите, — Момои достала листок с графиком. — Это голоса за возвращение.
Бред какой-то, как это можно вообще обсуждать. Макото был на грани того, чтобы развернуться и уйти.
— Ну ладно, давайте его оживим, — вздохнул Изуки.
— Но потом снова убьем, — сказал Хаяма.
Момои задумчиво перевернула несколько листков, тронула губу указательным пальцем и распахнула глаза.
— Должно получиться! Это позволит удерживаться на первом месте в рейтинге несколько месяцев.
— Бессмертное зло!
— Необъяснима любовь ко злу, необъяснима любовь к козлу, — пробормотал Изуки, и начал быстро писать в блокноте.
Все трое, должно быть, сошли с ума.
— Но как? — спросил Макото.
Хаяма подошел к нему, обошел его по кругу, наклонился и доверительным тоном сказал:
— Чтобы вернуть злодея, нам нужен еще больший злодей.
— Где вы найдете большего злодея, чем я? — обиделся Макото.
— Имаеш-ш-ш-ши. Имаеш-ш-ш-ши Ш-ш-шоичи, — прошипел Хаяма и сверкнул выступающим клыком.
Макото отшатнулся от него.
О черт. Только не Имаеши.


Когда они вышли за дверь, Накамура спросил:
— Вы хорошо себя чувствуете?
— Превосходно. Меня собираются воскресить, чтобы потом убить и воскресить еще раз. И так на протяжении двух месяцев. Выражение моего лица называется «неописуемая радость».
— Это хорошо, — сказал Накамура. На самом деле, он прекрасно Макото понял, только сделал вид, что нет. — И чтобы облегчить вам работу, мы решили добавить вам команду.
О черт.
Классическая схема — тупые подручные разрушают идеальный план по захвату мира.
Возмутиться Макото не успел — Накамура уже тащил его по длинному коридору знакомиться.
— Мы подобрали три разных команды по четыре человека… Простите, всего пять секунд. — Накамура резко остановился у одной из дверей. — Лео, пожалуйста, проследи, чтобы Хаяме больше кофе не наливали, и чай — только ромашковый. — Они побежали дальше. — Так вот. Если хотите, можно устроить пробы — посмотрим, с кем вам легче сработаться. А чуть позже добавим еще одного отрицательного персонажа.

В подвале — том самом, где Макото убили в последний раз, было тесно. Айда — помощник режиссера по кастингу — казалась особенно хрупкой, стоя перед четверкой громил: парня с родинкой во лбу и зализанными, словно у гангстеров сороковых, волосами; парня с глазами мертвой рыбы; парня со жвачкой во рту и челкой, закрывающей глаза, и парня с рыжими волосами.
— Мне нужна хорошая команда, — заявил Макото. — Не обычные тупые подручные, а умные и стильные мудаки.
Айда раздраженно посмотрела на Накамуру, перевела взгляд на Макото и обернулась к громилам.
— Сколько человек можно найти за день, вы считаете? Выбирайте из того, что есть. Вот первая команда: Сето, Фурухата, Хара и Ямазаки.
Кажется, внезапные повороты сюжета и требование найти актеров за один день, ее тоже разозлили. Ну хоть одна радость — не только Макото плохо. Он оценивающе посмотрел на команду.
Хара выдул пузырь из жвачки. Пузырь лопнул со звонким чпоком, нарушив неловкое молчание, и рыжий Ямазаки засмеялся:
— Умный и стильный — это к Сето, а мы так, по-простому, можем ногу сломать или изнасиловать, кого скажете, — с этими словами он почему-то посмотрел на Накамуру.
Накамура побледнел, и Макото тут же сказал:
— Беру этих.
Кажется, эти люди что-то понимали в идеальных планах по захвату мира. Не зря про Айду говорили, что она могла с первого взгляда оценить, подходит человек на роль или нет.

Эпизод 3. Penny Dreadful

В назначенное время в гримерной никого не оказалось: все бегали и искали Куроко-сенсея, автора книги, по которой снимался сериал.
Макото развалился в кресле. Ну и бардак на этой площадке, надо будет в следующий раз взять с собой книгу. А пока оставалось только развлекать себя, придумывая, что бы такого плохого сделать с гримерами.
В коридоре раздался звонкий собачий лай, и тут же в комнату заскочил Кагами и захлопнул за собой дверь.
Кагами играл главного положительного героя, и от поклонниц ему приходилось скрываться довольно часто. Но не в студии же? Макото вопросительно поднял бровь.
— Я это, от собаки прячусь, — покраснев, объяснил Кагами.
— А собака что в студии делает?
Вроде бы никаких животных в съемочных планах не значилось, хотя кто знает этих идиотов.
— Это собака Куроко. Обычно его можно только с помощью собаки найти.
Макото поднял бровь еще выше.
— Вы так его запугали?
— Да нет. Он просто незаметный, почти как человек-невидимка.
За дверью раздался скулеж.
Кагами вздохнул и приоткрыл дверь. В узкую щелочку протиснулся мелкий черно-белый пес и тут же прижался к ногам Кагами. Кагами скривился и простонал:
— Тебя же просили Куроко искать.
Пес снова заскулил.
— Похоже, Куроко-сенсей избавился не только от видимости, но и от запаха, — заметил Макото. Что за бесполезное создание. Настоящая собака должна быть метр в холке, с внушительными клыками и с красными горящими глазами.
— Просто тут людей много, шумно, и все носятся, а я единственный, кого Нигоу знает. Вот он и бегает за мной.
— А ты от него?
— А я собак боюсь, — признался Кагами, и Макото заметил, что он действительно дрожит.
— Главный герой, — покачал головой Макото.
Кагами огрызнулся:
— Это детская травма. С каждым может случиться.
Бедняга.
— А хочешь, я его убью? — предложил Макото.
Кагами посмотрел на пса — тот посмотрел на Кагами в ответ скорбными голубыми глазами.
— А ты сможешь?
— Почему нет?
Кагами поморщился.
— Мне кажется, он подчиняет всех своей воле. Внушает любовь.
— У меня иммунитет, — сказал Макото и подобрал пса с пола. — Как убивать будем? Отравим? Голову отрежем?
На лице Кагами отразилась мучительная борьба.
— Лучше никак не надо, — покачал он головой. — А то Куроко расстроится. Дай сюда.
Он протянул руки и забрал пса.
— Увидимся на площадке, — сказал он и вышел из комнаты, бормоча себе под нос: — Я герой. Я должен преодолевать. Я герой. Я должен преодолевать.

На то, чтобы сделать из него труп не первой свежести, ушло два часа. И как назло, ровно за порогом гримерки его встретил Имаеши.
— А тебе идет. Интересный цвет лица.
Макото прошел мимо, намеренно задев его плечом. И тут же наткнулся на Киеши.
— Ты не заболел? — участливо спросил тот, оценив его вид, и попытался прикоснуться ко лбу губами.
— Отвали, идиот. — Макото уклонился и наступил ему на ногу — вроде как нечаянно.
Эти двое как сговорились: шли за ним всю дорогу до съемочного павильона и громким шепотом обсуждали Макото.
— У него теперь всегда такое плохое настроение? В школе он был поприветливее, — жаловался Имаеши.
— Это, наверное, потому что он труп.
— Значит, после оживления станет лучше?
— Зависит от того, как оживлять будешь. — Даже не оборачиваясь, Макото мог представить, с каким притворным простодушием Киеши это произносит.
— Да как обычно: заклинание, гром, молния, разряд электричества.
— Тогда, наверное, не поможет.
— Вот и я так думаю. Я сразу предлагал оживлять поцелуем, но он не захотел, — в голосе Имаеши звучало откровенное сожаление.
Макото всерьез задумался, как бы убить одного и подставить за его убийство второго. Что-нибудь добавить в одну из взрывных смесей, например. Он уже почти закончил рассчитывать в уме нужную формулу и силу взрыва, когда, свернув за угол, увидел свою новую команду — те сидели в ряд на креслах. Сето спал, закрыв глаза повязкой, Хара снова выдувал пузыри, Фурухата и Ямазаки что-то обсуждали вполголоса.
Как там было? «Можем ногу сломать или изнасиловать, кого скажете», — вспомнил Макото. Настроение сразу улучшилось.
Он занял свободное кресло в середине.
— Привет, семпай, — хмыкнул Ямазаки. — Здорово вас разукрасили.
Фурухата кивнул:
— Мы в таком же виде зомби играли в прошлом году.
Сето приподнял уголок повязки, посмотрел на Макото одним глазом и, показав большой палец, снова глаз закрыл.
Чпок.
— Какая прекрасная команда, — притащив себе стул, Имаеши нагло уселся рядом и обвел всех взглядом. — Здравствуйте, я семпай вашего семпая.
Команда — кроме Сето — посмотрела на Макото. Тот мрачно кивнул:
— Знакомьтесь, Имаеши Шоичи, главное зло нашего сериала. Прошу ненавидеть и бояться.
— Позаботьтесь обо мне, — сладко улыбнулся Имаеши.
Команда дружно буркнула:
— Угу.
Имаеши покачал головой и уставился на площадку.
— А что у режиссера с ногой? — спросил он. — Ваша работа?
— Это не мы, у нас сегодня только первый съемочный день, — раздался голос Сето. — По слухам, режиссер сломал ногу, когда пинал Кисе.
— Что же он такого натворил?
И тут же, словно в ответ на его вопрос, раздался грозный окрик Касамацу:
— Кисе! Где Кисе?
— Прошу прощения, прошу прощения, — тут же принялась извиняться какая-то ассистентка. — Он скоро будет!
— Где он?!
— Аомине-кун тренировался на Кисе-куне защелкивать наручники и нечаянно пристегнул Кисе-куна к пожарной лестнице.
Касамацу застонал.
— Мы уже вызвали помощь, Кисе-кун вернется на площадку, как только наручники распилят. Подождите всего пять минут, пожалуйста.
Касамацу застонал снова.
— Кажется, ему очень больно, — задумчиво протянул Имаеши и поднялся с кресла. — Пойду выскажу ему свое сочувствие.
Макото с облегчением вздохнул. Похоже, Имаеши нашел себе новую жертву.


— Это, кажется, к нам пополнение, — Ямазаки показал на вход. — Какой красавчик.
Макото нашел взглядом Накамуру и Айду, рядом с ними стоял новый актер.
А, Химуро Тацуя.
— Слишком красивый, — сказал, приподняв уголок повязки, Сето. — Не приживется.
— А если побить? Ну там, нос сломать? — спросил Ямазаки.
— Не советую. Черный пояс.

Сето угадал. Когда, Накамура подвел Химуро, чтобы познакомиться с командой, тот сразу после представлений сказал:
— Мне будет приятно с вами работать, но, к сожалению, мой персонаж быстро исправится и перейдет на сторону добра.
— Как тебя вообще к нам занесло? На тебе же просто написано «хороший мальчик», — с подозрением спросил Фурухата.
— Мой персонаж позавидовал таланту своего брата и предал его.
— Как подло, — сказал Фурухата.
— Мерзко, — поддержал его Ямазаки.
— На себя посмотрите, — Химуро тут же встал в защитную стойку.
— А мы что, — Хара переглянулся с Фурухатой. — Мы честные мудаки.
Гордо вскинув голову, Химуро удалился.

Оживление прошло лучше, чем Макото ожидал: Имаеши выбрал режиссера своей новой жертвой, и не в его правилах было распыляться.
На снятие грима после съемок тоже ушло порядочно времени. К моменту, когда Макото переоделся в свои обычные вещи, все уже собрались смотреть отснятый вчера эпизод с наложенными спецэффектами.
Макото заглянул в зал.
На экране взлохмаченные Кисе и Аомине в звериных шкурах отбирали друг у друга оторванную обезьянью голову. Каждого окружала цветная аура.
— Какой бред, — пробормотал Макото вполголоса.
— И не говорите, — вдруг раздалось рядом.
Макото едва не подпрыгнул от неожиданности. Он повернулся на звук — рядом стоял худощавый парень и очень грустно смотрел на экран.
— Не стоит подкрадываться к людям, — сказал Макото.
— Я не подкрадывался. Я стоял тут еще до того, как вы подошли.
А, точно, Макото наконец узнал его. Невидимый Куроко-сенсей.
— Вы придумали этот бред.
— У меня бы на такое фантазии не хватило, — сказал Куроко-сенсей. — В моей книге обыкновенные школьники играли в обыкновенный баскетбол. Про метеорит просто пошутили однажды. Это уже потом, ради рейтинга…
Нда. Чертов рейтинг.
Макото посмотрел на экран. Действие уже закончилось, поползли финальные титры, и наконец появилась внушающая ужас и вселяющая безысходность надпись:

«Продолжение следует».

@темы: фанфик, Октябрьский фестиваль: Ханамия Макото

---

Работа #7

[kuroko-no-fest]

Название: Покойся с миром, Киеши Теппей
Автор:  kuroko-no-author
Пейринг/персонажи: Киеши Теппей/Ханамия Макото, Фурихата Коки
Выпавший персонаж в лотерее: Фурихата Коки
Тип: преслэш
Рейтинг: PG-13
Жанр: детектив
Размер: 5289 слов
Саммари: «Засохшая кровь растворялась в воде, полупрозрачные красные струйки текли по локтям и подбородку, на раковине оставались подтеки и розоватая мыльная пена. Ханамия тщательно смыл все и посмотрелся в зеркало».
Дисклеймер: отказываюсь
Предупреждения: AU; сюр; все не то, чем кажется

Работа была написана для Октябрьского фестиваля

Свет закатного солнца золотил кусты, вычерчивал четкие, как бумажные силуэты, тени на газонах. Ханамия шел между кустов, прикрикивая на садовников. Они еле шевелились, словно осенние мухи, как будто им не было никакого дела до того, что вскоре все могут попрощаться с головами. Ханамии было дело до этого и много до чего еще. Он достал из нагрудного кармана часы — они показывали половину девятого. Оставалось всего полчаса на то, чтобы доделать работу.

Он оттолкнул садовника, взял его ведро с краской и погрузил в нее кисть. Нужно больше смелости и размаха, на ювелирное выкрашивание каждого лепестка не осталось времени, Ханамия уже слышал стук каблуков по мраморным плиткам дворца. Он брызнул краской с кисти на кусты роз — красные капли легли на белые цветы кровавым шлейфом. Потом выплеснул все ведро, покрасив и листья — какая разница, о них указаний не было. Мерный стук каблуков приближался.

Цок-цок — как тиканье мерзких напольных часов, под которое невозможно заснуть. Цок-цок — она засмеялась в такт своим шагам. Цок-цок — стук каблуков заглушил биение сердца. Только часы в нагрудном кармане жилета тикали все громче, завибрировали, будто хотели сбежать.

Ханамия прижал лапой карман, чтобы не выпустить часы на волю, и придал ушам торжественную стойку.

Пока она не видит твой страх, всегда есть возможность сбежать.

Паническая вибрация часов отдавалась уже во всем теле, резонировала в затылке. Лапы задрожали, и Ханамия уронил ведро. Алая краска потекла по ладоням, впиталась в манжеты и рукава сюртука. Белый мех слипся неопрятными сосульками, Ханамия попробовал вытереть лапы о садовника, но стало только хуже.

Голова раскалывалась от вибрации, каблуки стучали совсем близко и слишком громко. Садовые плитки не дают такой звук, а значит — это просто преувеличение, продиктованное страхом. Он просто заткнет сейчас эти долбаные часы, обернется и посмотрит в глаза своей королеве.



Королева оказалась бледна, броваста и слегка небрита. Ханамия нащупал под подушкой телефон и не глядя нажал на «Отменить». Его мутило, голова все еще гудела от вибрации будильника прямо под ухом, зрение плыло, будто он забыл надеть очки. Наверное, так бывает у очкариков — Ханамия мог только предполагать. Мысли расползались, цепляясь за любые мелочи и обходя самое главное — незнакомого мужика в его постели.

Ханамия резко сел, голова тут же взорвалась болью, комната перед глазами закружилась. Он закрыл глаза и с силой потер виски. Проблема была в том, что он не узнал не только мужика, но и комнату. А еще стук не прекращался.

Мужик спал крепко, даже не пошевелился, пока Ханамия выпутывался из одеяла. Судя по обстановке, они были или в неплохой гостинице, или в доме британской пенсионерки. Ханамия вышел из спальни, осмотрел гостиную и пару секунд раздумывал, не сходить ли поблевать. Все было обставлено в викторианском стиле — обои цвета слоновой кости с темно-красными розами, стулья с изогнутыми спинками и обивкой в мелкий цветочек, фальшивый камин и мягкий ковер под ногами. Ханамия потянулся и хрустнул суставами. Спина за ночь страшно затекла, он чувствовал себя английской старой девой, забывшей взять в постель грелку. В дверь снова постучали. Головная боль немного стихла, и стук больше не звучал предсмертным набатом.

Тумбочку возле двери украшала вязаная салфетка, а на полу лежал плетеный коврик. Нужно было очень много выпить, чтобы остановиться в таком месте. Ханамия протянул руку к дверной ручке, пытаясь вспомнить, как он здесь оказался. Память пасовала, а это значило, что он мог быть где угодно, хоть в Англии. Нельзя отметать версии, пока не доказана их несостоятельность.

За дверью стоял японец в форме портье. У него даже была круглая синяя шапочка с золотым кантом. Ханамия еле удержался, чтобы не сбить ее, когда портье поклонился. Тот задержался в поклоне слишком долго для обычной демонстрации вежливости, распрямился, сияя улыбкой, и заорал:

— Сэр, что с вами, сэр? Что у вас с лицом?

Для начала Ханамия осмотрел то, что мог, не двигаясь с места. Трусы на нем были хорошие, дорогие, но вряд ли этого было достаточно, чтобы называться сэром. Наверное, это обращение было частью протокола в гостинице. Или Ханамию действительно занесло по пьяни в Англию, и ему выдали персонального портье-японца. Правда, он еще ни разу не напивался до полной потери памяти, но ведь все когда-то должно случиться впервые. А когда он выяснит, кто его так напоил, отошлет шутников на зимовку в Канаду. Или можно записать их добровольцами в Армию спасения для срочной экспедиции в Зимбабве.

— Сэр, ваши руки, сэр...

Но сначала надо разобраться с портье. Он был слишком напуган для человека, который встретил Ханамию первый или второй раз в жизни.

— Почему ваши руки в крови?

Ханамия посмотрел на свои руки. Испачканный краской белый мех слипается, а на коже краска въедается в складочки, в бороздки, в то, что образует индивидуальные отпечатки, выдает личность, остается на месте преступления. На его ладонях застыло, свернулось буро-красное, забилось в складки на запястьях и под ногти, размазалось по пальцам неровными пятнами.

— Я красил розы, — сказал он.

— Розы? — переспросил портье.

— Розы, — подтвердил Ханамия, показывая на обои. Эти розы были точно того оттенка, что хотела королева. А они неправильно выбрали краску — слишком яркую. Им все равно отрубили бы головы. — Черт, я же опаздываю! Где мои часы? — он похлопал по голой груди в поисках нагрудного кармана. — Должно быть, остались в жилете, мне нужны мои часы!

Идти до спальни — целых три секунды, а еще несколько секунд нужно, чтобы развернуться, найти шкаф, открыть дверцы. Столько драгоценного времени тратится на ничто, и как много времени нужно, чтобы понять наконец, что не спишь.

Внутри было зеркало. А в зеркале — лицо самого Ханамии, без меха, но в крови. Кровь была на щеках, веках и висках. Она уже подсохла, побурела, он провел пальцем по длинной полосе, и кровавые струпья посыпались как бумажный пепел.

На руках тоже была кровь, а не краска.

— Сэр, вы просили разбудить вас в половине девятого, сэр...

Портье в этом отеле отвратительные, нужно будет потом, когда смоет кровь и выяснит, кто так тупо подшутил, написать жалобу и потребовать сменить весь персонал. Или, может, парнишка растерял все приличия от испуга и потому поперся за Ханамией в спальню и теперь стоял на пороге и внимательно изучал мужика в постели.

— Сэр, вашего друга тоже надо разбудить?

— Ага. Буди, пока я умоюсь.

— Но мне кажется, он нехорошо себя чувствует.

Ханамия поскреб щеку и решил, что будет неплохо, если он сам разбудит незнакомца. Окровавленная рожа должна обеспечить ему достаточно хорошее утро, чтобы Ханамия почувствовал себя хоть немного отомщенным.

Он склонился над кроватью и потряс мужика за плечо.

— Доброе утро, милый. Пора вставать.

Мужик не шевелился. Ханамия потряс его сильнее.

— Ваш друг крепко спит, — сказал портье. — Я думаю, ему не помешает стакан воды и что-нибудь от головы. И вам тоже, сэр, вы вчера были такие... веселые.

— Представляю, — буркнул Ханамия. — Во сколько мы приехали?

— Около одиннадцати. Вы назвали меня холуем и попросили разбудить вас в половине девятого. Я вас сразу запомнил, потому что меня так еще никто не называл, сэр.

Где он мог подцепить эту спящую красавицу ростом, судя по всему, около двух метров? Не на переговорах же. Обед с директором компании, с которым они вот-вот должны были подписать партнерский договор, Ханамия помнил хорошо. Вторая половина дня полностью исчезла из памяти.

— Неси воду, — сказал Ханамия. — Если этот мудак не хочет просыпаться по-хорошему, придется устроить ему душ в постели.

— Вы уверены, сэр? — портье мялся у постели и выглядел так, будто рад был бы сбежать из номера, но не уверен, что его удержат ноги.

— Я бы бросил его тут с удовольствием, но мне нужно задать ему несколько вопросов. Неси воду!

Небольшой запас человечности у Ханамии все-таки еще оставался, поэтому сначала он сдернул с мужика одеяло — вдруг проснулся бы от этого. Портье уронил стакан и засипел. Под ноги потекла холодная вода.

По футболке на груди незнакомца расплылось бурое пятно. На одеяле тоже были пятна, на простыне — отпечатки ладоней.

— То-то мне показалось, что он не дышал, — сказал Ханамия. — И краска неправильная.

— Какая краска? — спросил портье.

— Для роз. Она просила другой цвет.

— Какие розы, сэр? У вас в постели труп!

Труп незнакомого мужика, истекшего кровью. Ханамия посмотрел на свои руки — видимо, во сне он лез к нему обниматься, иначе так не перемазался бы. Ну не убивал же он его.

— Это не я, — сказал он. — Может, он сам?

В груди незнакомца была неширокая рана, как раз там, где должно быть сердце. Ханамия попытался приподнять разорванные края футболки, чтобы рассмотреть получше, но она прилипла к коже. Ножа поблизости не было.

Закружилась голова, пришлось сесть на кровать, подвинув ноги незнакомца. Ему уже все равно, а Ханамии надо подумать.

— Скажи, эм... — Ханамия посмотрел на портье. Странно, тот даже не пытался выбежать из номера, вопя об убийстве. Впрочем, это могло быть из-за того, что он еле стоял на ногах и был таким бледным, будто вот-вот грохнется в обморок. — Как тебя зовут?

— Фурихата, сэр, — голос у него был слабый, а еще забавно бегали глаза, когда он пытался одновременно смотреть на Ханамию и не смотреть на труп.

Ханамия посмотрел на металлический бейджик на его форме. Там было написано «Томас».

— Твои родители любят редкие имена, я смотрю.

Фурихата моргнул, поймал взгляд Ханамии и провел пальцами по табличке.

— Не родители. Владелец отеля. Он считает, что у нас должно быть все в английском стиле.

Отлично, он отвлекся, даже порозовел и перестал шататься, теперь с ним можно было нормально поговорить.

— Так вот, Фурихата, когда мы вчера заселялись, этот мужчина, — Ханамия показал на него через плечо, — был жив?

— Полагаю, да, иначе бы вас не заселили.

Справедливое замечание. Надо бы еще выяснить, чем вчера Ханамию накачали, что его до сих пор не отпустило, и он задает такие тупые вопросы. И дурацкий сон про кролика и розы так и не выходил из головы. Мысли то и дело перескакивали на неверно подобранную краску, а в ушах стояло эхо цокающих каблуков. Или, может, это был пульс — иногда с похмелья в висках стучит так, что не поймешь, сердце это или в кого-то стреляют.

— И как его зовут? На чьей машине мы приехали?

— Я не знаю, сэр, это можно уточнить на ресепшене.

Ханамия живо представил себе, как спускается в холл отеля в одних трусах и весь в крови и говорит что-то вроде: «Доброе утро, вы не подскажете, как зовут окровавленного мужика, который лежит в моей кровати?» Для полноты картины надо бы вооружиться ножом, которым его зарезали. Которого, кстати, он не видел.

Ханамия наклонился и попытался посмотреть под кроватью, но голова снова закружилась, перед глазами все поплыло. Как бы отвратительно это не было, но пришлось признать, что сегодня ему понадобится помощь.

— Поищи в его одежде документы, — сказал он Фурихате.

Вставать с кровати он пока не собирался, опасаясь, что просто грохнется. Может быть, даже в обморок — своим ногам и голове он сейчас доверял меньше, чем насмерть перепуганному портье. Тот хотя бы делал то, что говорил Ханамия, — порылся в карманах брюк и пиджака и протянул ему бумажник. Там были водительские права на имя Киеши Теппея, с фотографии смотрело открытое улыбчивое лицо.

— Придурок какой-то, — буркнул Ханамия.

— Вы незнакомы? — спросил Фурихата.

— До тебя только что дошло? Я понятия не имею, кто это. Поэтому я его не убивал.

Даже в таком заторможенном состоянии Ханамия понял, что его логика только что скончалась в муках.

— Сэр, вы хотите, чтобы я позвонил в полицию? — спросил Фурихата.

— Нет, я хочу, чтобы ты нашел бензопилу, мы разделаем тело и спустим его по кусочкам в унитаз.

Фурихата затрясся и осел на стул с одеждой трупа. То есть Киеши.

— Да пошутил я, не будем мы его разделывать. Просто избавимся от него, — слова вылетели сами собой, минуя, кажется, мозг, и только сказав это, Ханамия понял, что идея-то отличная.

— Да, мы избавимся от тела, — повторил он. — Вынесем из отеля и бросим где-нибудь. А постельное белье сожжем.

— М-мы? — спросил Фурихата. Лицо у него снова посерело.

— Да, мы. Ты ведь нашел труп.

— Но вы же с ним...

— Ты первый сказал, что у меня в постели труп, поэтому ты его и нашел.

Ханамия проигнорировал предсмертные корчи логики — нужно было заговорить Фурихату и не давать ему опомниться, чтобы не побежал звонить в полицию. А потом он станет сообщником и не сможет выдать Ханамию.

— Но как мы его вынесем? — Фурихата в ужасе посмотрел на тело. — Он такой большой...

— Вот и подумай, пока я умываюсь, — сказал Ханамия.

Головокружение почти прошло, и он довольно легко поднялся на ноги, а до ванной добрался, только изредка опираясь на стену. Дверь закрывать не стал и время от времени поглядывал на Фурихату. Тот сидел на стуле и созерцал стену, пол, пощупал рукав пиджака — смотрел куда угодно, только не на труп в кровати. Это было непросто — Фурихата сидел лицом к нему.

Засохшая кровь растворялась в воде, полупрозрачные красные струйки текли по локтям и подбородку, на раковине оставались подтеки и розоватая мыльная пена. Ханамия тщательно смыл все и посмотрелся в зеркало. Глаза у него были слегка безумные, с расширенными зрачками. Его точно вчера чем-то накачали, и даже в таком состоянии он понимал, что выглядеть не подозрительно сможет разве что завтра. Хотя, может быть, он сейчас был склонен преувеличивать, сложно сказать, как на него подействовала неизвестная наркота. Главное, что у него отшибло память, чего, видимо, и добивались те, кто все это подстроил.

— Фурихата, ты не знаешь, от каких наркотиков случаются провалы в памяти?

— Я думаю, вы вчера просто много выпили, — осторожно ответил тот. — От алкоголя такое бывает.

— Да нет, все-таки больше похоже на наркоту. В крайнем случае, абсент. Мы же не в какой-нибудь Европе, где он запрещен?

— Нет, сэр, мы в Японии. Тридцать километров от Токио, если точнее. Отель «Викторианская роза».

— Япония — это хорошая новость. «Викторианская роза», господи, какой бред, это точно были наркотики, я не выпью столько абсента, чтобы вселиться в отель с таким названием. Если уж мне так был нужен этот, как его... Киеши, какого хрена я его к себе домой не увез?

— А где вы живете, сэр? — Фурихата явно тянул время, не хотел возиться с трупом, конечно. Но придется.

— А вот это не твое дело, — ответил Ханамия. — Ты придумал, как мы его вытащим отсюда?

— Можно взять тележку, в которой возят белье. Но я не уверен, что он туда поместится.

— Сложим пополам.

Ханамия осмотрел свою одежду. Брюки и пиджак измяты, на рубашке светло-коричневые пятна. Он принюхался — пахло соевым соусом. Значит, они с этим Киеши еще и ели где-то. Свидание у них было, что ли?

— А ведь мама мне говорила, что ложиться в постель после первого свидания нехорошо. Ему, видимо, не говорили. Видишь, Фурихата, к чему приводит плохое воспитание?

Фурихата кивнул. Он вообще слишком часто соглашался с Ханамией. Наверное, окровавленный труп в постели добавляет любой белиберде убедительности. Жаль, что такие аргументы не принято использовать при деловых переговорах — бизнес пошел бы куда бодрее.

Одевшись и застегнув пиджак, чтобы прикрыть пятна на рубашке, Ханамия поднял Фурихату на ноги. Стоял тот не очень твердо, но вроде бы не падал.

— Пойдем за тележкой.

— Сэр, я бы сам ее привез, вам необязательно...

— Нет-нет, ты от меня не сбежишь, — Ханамия улыбнулся так широко, что хрустнула челюсть. Фурихата вздрогнул и попытался осесть на пол. — Отныне мы все будем делать вместе. Мы же сообщники.

На последнем слове Фурихата позеленел, но выпрямился и потащился к двери. Ханамия с некоторым трудом убрал улыбку и закрыл рот — лицевые мышцы заторможенно откликались на сигналы мозга, словно на мгновение их парализовало.

В коридоре, по счастью, никого не было — Ханамия не был уверен, что смог соорудить приличное выражение лица. Фурихата то и дело оглядывался на него и вздрагивал. Хотя, может, это из-за того, чем они занимались.

Подсобка горничных была в конце коридора. Фурихата открыл дверь карточкой персонала, и Ханамия быстро втолкнул его внутрь. Там стояли четыре тележки для белья, довольно вместительные, но явно не рассчитанные на перевозку трупа двухметрового здоровяка.

— Мда, было бы легче, если бы мы его расчленили, — сказал Ханамия, изучая тележку внутри. — Но возни слишком много, как-нибудь затолкаем.

На обратной дороге им тоже никто не встретился, но Ханамия все же подталкивал Фурихату в спину. Пришлось прикусить язык, чтобы не сказать что-нибудь вроде «Как хорошо, что я вас встретил, как раз мое белье заберете» — остатки здравого смысла подсказывали, что не надо привлекать к себе внимание.

Труп был очень тяжелым, они взмокли и вымотались, пока выдергивали из-под него простыню и заворачивали в нее. Фурихата категорически отказался прикасаться к трупу и только помогал пеленать его, отдергивая руки каждый раз, когда дотрагивался до холодной кожи. У них получилась вполне приличная мумия — простыни в отеле были хорошие, крепкие и очень большие.

— Теперь бери его за ноги, я возьму за плечи, согнем и загрузим в тележку задницей вниз, — скомандовал Ханамия.

Фурихата прихватил обмотанные простыней ступни кончиками пальцев. Ханамия вздохнул, взял его руки, положил их на лодыжки и крепко сжал.

— Вот так держи. Если мы его уроним, с пола поднимать будет тяжелее.

— Вы так уверенно говорите... — начал Фурихата и резко замолчал. Но Ханамия его понял.

— Я никогда раньше не упаковывал трупы в тележки для белья. Я вообще никогда не имел дела с трупами. — Фурихата внимательно смотрел на него, и Ханамия уточнил: — И никого не убивал. Вообще — этого тоже не я убил. Просто у меня есть мозги, и я умею ими пользоваться.

Фурихата серьезно кивнул и вцепился в ноги Киеши так, что пальцы побелели. Жаль, конечно, что попался такой хилый сообщник. Если бы Ханамия планировал убийство, он выбрал бы кого-нибудь вроде этого Киеши — такой здоровяк и в одиночку мог бы справиться с телом. Трусость его не смущала — подобными людьми легче манипулировать.

Тело гнулось с трудом, но им удалось сложить его под более или менее приемлемым углом. Вот попасть в тележку оказалось намного сложнее. Они ее два раза перевернули, приходилось бросать труп обратно на кровать и начинать все сначала. Запихнув его, наконец, они сели на кровать перевести дух. Из тележки торчали руки и ноги.

— Слушай, может, ты все-таки найдешь бензопилу? — спросил Ханамия. — Или электролобзик. Он же палится.

Это ты палишься, наркоман, сказал голос в голове Ханамии. Хорошо бы все это оказалось глюками от какой-нибудь кислоты. Но никаких доказательств галлюцинаций, кроме полной абсурдности происходящего, не было. А жизненный опыт подсказывал, что это как раз отличительная черта реальности.

— Что-то такое в отеле должно быть, — неуверенно сказал Фурихата. — Но, может, не стоит?

— Ну, тогда вставай, будем утрамбовывать.

Они уложили тело на спину, скрестили руки ему на груди и кое-как согнули ноги. Они то и дело пытались выпрямиться, Ханамия свалил сверху одежду Киеши и прикрыл одеялом, свернув его так, чтобы не было видно кровавых следов.

— Покойся с миром, Киеши Теппей, — торжественно сказал он, проталкивая вглубь тележки забытый бумажник.

Ханамия осмотрел номер и прихватил со столика табличку «Не беспокоить». Будет лучше, если в номер не зайдет горничная, пока он разбирается с трупом. А потом Фурихата может сказать, что он забрал белье. Или что-нибудь другое придумает, это уже не забота Ханамии.

В коридоре по-прежнему было пусто. Ханамия напомнил Фурихате, что им надо выбраться так, чтобы не попасться, тот подумал, развернулся и пошел в ту сторону, где коридор делал поворот.

— Там черная лестница, — пояснил Фурихата. — Даже персонал ею редко пользуется, хотя в отеле всего три этажа.

— А мы на каком? — спросил Ханамия.

— На третьем. Здесь самые дорогие номера.

— Надеюсь, за номер заплатил этот Киеши. Мне не очень хочется сохранить на память чек из отеля «Викторианская роза». У вас, наверное, и на счетах эти чертовы розы.

Фурихата промолчал, и Ханамия заключил, что, скорее всего, так и есть.

Отель оказался довольно большим — в коридоре за поворотом было еще не меньше десятка дверей. Одна из них открылась, и на них уставился взъерошенный и заспанный мужчина в халате.

— Вы портье? — спросил он, глядя почему-то на Ханамию.

— Да, сэр, меня зовут Томас, — сказал Фурихата. — Что вам угодно?

— Как хорошо, что я вас встретил, заберите у меня полотенца.

Ханамия зажмурился и встряхнул головой. Нет, он не думал об этой фразе меньше часа назад, память его обманывает. Просто этот постоялец — идиот. Большинство людей идиоты, если уж на то пошло. Тронутый разложением труп логики конвульсивно вздрогнул.

— У меня нет свежих полотенец, дождитесь горничной.

Фурихата отлично держался — не пытался сбежать, бросив Ханамию с тележкой, и руки у него почти не дрожали.

— Мне не нужны свежие, просто заберите мокрые.

Постоялец ушел в номер, не дав возможности возразить.

— Может, сбежим? — предложил Ханамия.

— Он может нажаловаться менеджеру.

— Логично. — Привет, логика-зомби, давно не виделись, появилась, откуда не ждали.

Тележка скрипнула, из-под одеяла показалась нога. Ханамия запихнул ее обратно, но она выпрямилась и высунулась еще больше.

— Да помоги же мне, — прошипел он. — Подержи одеяло.

Фурихата прикрыл его краем одеяла, и Ханамия принялся сгибать ногу двумя руками. Он как следует надавил, уголок простыни на голове отогнулся, и у Киеши щелкнули зубы, губы приоткрылись, будто он выдохнул.

— Мне нужен кофе, — сказал Ханамия. — У меня все-таки галлюцинации.

— Что вы увидели? — спросил Фурихата.

— Ты ничего не потеряешь, если не узнаешь.

Разве что сознание, а это им сильно помешает. Ханамия снова надавил на ногу, и она наконец улеглась. Послышались мягкие шаги, приглушенные ковровым покрытием, Ханамия вырвал из руки Фурихаты одеяло и спешно накрыл труп.

Мимо них прошел Элвис. Он был одет в гавайскую рубашку, джинсы и ковбойские сапоги и насвистывал Love me tender, если слух не подводил Ханамию.

— Все-таки это был LSD, — сказал он.

— Вы о чем, сэр?

— Я вижу Элвиса.

— А, это. Я тоже его вижу. Позавчера у нас зарегистрировался гость под именем Элвиса Пресли. Мы думаем, это двойник.

Элвис вразвалочку зашел за поворот. В дверях снова появился постоялец и протянул два сырых полотенца, Фурихата небрежно швырнул их поверх одеяла.

— Передайте горничной, чтобы заменила мне мыло. Кстати, вы не знаете, Элвис будет давать концерт?

— Мы не интересовались, сэр. Можете сами спросить у него, он сказал, что пробудет в отеле еще три дня.

У Ханамии зашумело в ушах, перед глазами поплыли багровые пятна, похожие на розы с обоев. Элвис высунулся из-за угла, подмигнул ему и медленно скрылся.

— Пойдемте, сэр. — Фурихата взял его за локоть и повел дальше.

Ханамия обернулся — дверь номера уже закрылась.

— Он что, думает, это настоящий Элвис?

— Я не уточнял, сэр. Не стоит расстраивать гостей расспросами с утра.

Увидев черную лестницу, Ханамия чуть не повернул к лифтам, плюнув на осторожность. В пролетах было по пятнадцать ступенек.

— Мы наебнемся, — уверенно сказал он.

— Поэтому персонал здесь и не ходит, — сказал Фурихата.

— Ладно, нас же двое. Бери за колесики, а я послежу, чтобы труп не сбежал.

Фурихата вздохнул и взялся за колеса тележки. Он быстро освоился с ролью сообщника, Ханамия даже начал подумывать, не взять ли его в ассистенты. Послушный, исполнительный, мало болтает, да и безопаснее будет держать его поблизости.

Посередине второго пролета из тележки снова полезли ноги. Ханамия попытался придержать их на ходу, где-то не там нажал и едва не получил пяткой в челюсть. Пришлось остановиться, чтобы поплотнее обмотать тело простыней. Рот у него уже закрылся.

С каждой ступенькой Ханамия все сильнее жалел, что не заставил Фурихату найти электролобзик, чтобы распилить тело на мелкие кусочки и спустить в унитаз. Он понятия не имел, кто такой этот Киеши Теппей, но ненавидел его со всей пылкостью, на какую был способен.

— Тебе повезло, что ты уже умер, — сказал он тележке, когда они отдыхали между вторым и первым этажами. — А то бы я тебя сейчас убил. Придушил бы полотенцем с лобковыми волосами фаната Элвиса.

— Если бы он был жив, мы бы тут не сидели, сэр, — сказал Фурихата.

— Твоя логика меня бесит, — сказал Ханамия. — Своя у меня пока еще не работает, а твоя слишком поверхностная и очевидная. Вставай, хрен ли расселся.

Черная лестница вывела их на задний двор отеля. Светило солнце, дул легкий теплый ветер — насколько Ханамия помнил, вчера была такая же погода.

— Слушай, Фурихата, а сегодня точно сегодня? Не вчера?

— Что? Простите, сэр, я не понял.

— Нет, погоди, вчера утром я был на переговорах. Значит, сегодня — сегодня. Жаль, хороший ресторан был, с нормальным интерьером, без розочек, салфеток и трупов.

Двор был с небольшим уклоном, спускающимся к бассейну, вода в котором переливалась на солнце розоватыми бликами. Совсем как вода в раковине, когда Ханамия смывал с себя кровь. Он отпустил тележку и быстро пошел туда.

— Сэр, куда вы, сэр? — крикнул Фурихата. — Тележка тяжелая, я не удержу!

Ханамия скользил по гладкой плитке, не обращая на него внимания. Глянцево-гладкую поверхность воды не тревожил ветер, через прозрачную ярко-розовую толщу виднелось дно в квадратиках кафеля.

— Розовая. Она розовая, — пробормотал Ханамия.

В нормальных триллерах убийца не может смыть кровь с рук и сдирает кожу до мяса, а Ханамии достался какой-то трэш с напоминанием о преступлении в виде розовой воды в бассейне.

— Так что, получается, все-таки я его убил?

— Сэр, осторожно! — крикнул Фурихата.

Ханамия обернулся и еле успел схватить за край летящую на него тележку. Но не удержал — тележка набрала хороший разгон на спуске и опрокинулась. Полотенца, одеяло и труп полетели в бассейн и распластались на поверхности воды. По розовой глади пошли крупные ленивые волны.

— А почему они не тонут? — спросил Ханамия у подбежавшего Фурихаты.

— Это вишневое желе, сэр.

— В бассейне. Вишневое желе.

— У нас неделя вишневых десертов, и владелец посчитал, что гостям понравится.

— Полный бассейн вишневого желе. И труп.

Ханамия сел на бортик и ткнул в розовую поверхность пальцем. На ощупь действительно было как желе, пробовать он не стал — после того, что туда упало, такую пищу нельзя считать здоровой.

— Знаешь, это самое отвратительное место для убийства, какое только можно представить. У вас тут и без трупов пиздец. Может, бросим его тут? Я даже не знаю, что хуже — вишневое желе в бассейне или труп в кровати. А у вас еще и Элвис есть.

— Элвис гость, он не наш, — поправил Фурихата.

— Но он выбрал самый подходящий отель. Ты вообще уверен, что он гость? Может, он призрак?

— Владелец очень хотел завести призрака, но пока что не придумал, как это сделать.

— Прекрати рассказывать про вашего ебанутого владельца, мне мой рассудок еще понадобится.

Ханамия вытянул руку и попытался подцепить труп за ногу. Нога дернулась и согнулась.

— Ну вот, меня опять накрыло, — сказал Ханамия. Он ужасно устал от этих произвольных галлюцинаций.

Фурихата сел рядом и вцепился ему в плечо. Пальцы у него оказались неожиданно сильные и жесткие.

— Сэр, он шевелится.

— Ты тоже это видишь?

Труп дернул руками и вдруг перевернулся на спину. Фурихата взвизгнул и пополз задом наперед, волоча за собой Ханамию.

— Хм, и правда вишневое, — сказал труп, облизнув губы.

Потом он вытер лицо, подгреб к бортику, расшвыривая куски желе, и протянул Ханамии руку.

— Помоги выбраться, пожалуйста.

Рука у него была скользкая и липкая. Ханамия подтянул его поближе, подхватил подмышки и выволок из бассейна.

— Никогда не видел ожившие трупы, — сказал он. — Точно LSD.

— На экспертизе выясним, что там было, — Киеши выловил полотенце, вытер чистой стороной лицо и руки, заглянул в тележку и вытащил оттуда свой бумажник. — А, оно же не здесь. Ханамия-сан, подержите, пожалуйста, Фурихату, у меня к нему дело.

Ханамия обернулся — Фурихата поднялся на ноги и бочком отходил к отелю. С трудом встав, Ханамия догнал его в два шага и ухватил за шиворот. Мимоходом задался вопросом, зачем он все это делает, и решил, что слушаться восставших трупов полезно для здоровья. Даже если это глюки.

Киеши оторвал подкладку на пиджаке, вытащил оттуда какое-то удостоверение, потом стряхнул с кровавого пятна на груди остатки желе, вытянулся в струнку и выпалил хорошо поставленным голосом:

— Лейтенант токийской полиции Киеши Теппей, отдел по борьбе с мошенничеством. Фурихата Коки, вы арестованы по подозрению в мошенничестве, шантаже и организации убийства.

Ханамия подтащил Фурихату поближе и всмотрелся в его перепуганное лицо. Ладно, он сам до сих пор под какой-то наркотой, но что несет этот оживший лейтенант? Как вот этот человечек, обреченный работать портье до конца жизни, может заниматься мошенничеством?

— Вы сбрендили, — сказал он Киеши. — Смерть — сильный стресс для организма, я не виню вас в том, что вы несете чушь. Вам нужно отдохнуть, смыть кровь и желе. Показаться врачу. Мне, кстати, тоже.

— Я в полном порядке, — сказал Киеши, приподнимая футболку и отдирая с груди рану. — Это латекс. Кровь настоящая, в донорском банке взял. Как я и рассчитывал, вы не стали засовывать в рану палец.

— Вы не дышали, — напомнил Ханамия и задумался, зачем убеждает его в том, что он умер. Очевидно же, что Киеши живой. Он потрогал его руку — теплая и вполне живая. А когда они грузили его в тележку, была холодная, Фурихата даже касаться его боялся.

— Дышал, но очень медленно. Специальный препарат, действует несколько часов, как наркоз, — Киеши наморщил лоб и задумался. — Не помню, как называется. Пойдемте в отель, что ли, надо сказать менеджеру, где Томас.

— Это он Томас, — Ханамия ткнул пальцем в табличку на груди Фурихаты.

— Это не его форма, он вообще тут не работает. Следил за нами от ресторана, пристукнул местного портье и забрал его форму. Удивительно разболтанный персонал тут, кстати, до сих пор его не хватились. Фурихата, между прочим, обслуживал наш столик, я думал, вы хоть это запомните.

Ханамия еще раз всмотрелся в лицо Фурихаты. Тот уже успокоился, глядел серьезно и как-то насмешливо. Ханамии даже на секунду показалось, что он видит совсем другого человека. Киеши крепко взял его под локоть и потащил в обход здания отеля к главному входу.

— Если мне все это не привиделось, может, вы все-таки объясните, что происходит? — попросил Ханамия.

— Мы думаем, Фурихата хотел вас шантажировать, — сказал Киеши. — Бизнес у вас чистый, прицепиться не к чему, а состояние большое. Вот он и решил подложить вам труп. А чтобы убить двух зайцев — мой труп, я давно у него на хвосте висел. Он отправил мне приглашение на обед от вашего имени.

Ханамия вспомнил, что уже где-то видел Киеши. Кажется, у кого-то из деловых партнеров были проблемы с мошенничеством внутри компании, и он с этим разбирался. Еще он подумал, что надо выписать премию бухгалтеру за виртуозное подчищение следов.

Ханамия отпустил наконец воротник Фурихаты и спросил у него:

— Как ты не заметил, что не убил его? Фурихата, я был о тебе лучшего мнения.

— Да вы что, он никогда не пачкает руки, — Киеши рассмеялся. — По-моему, он крови боится. Он нанял какого-то мелкого уголовника. Вы уже вырубились, когда тот в номер вломился, я его скрутил и сдал своим. Потом подготовил сцену и лег спать. Простите, что измазал вас кровью, так было нужно.

Фурихата не сопротивлялся и не возражал, но выглядел очень уверенным. Словно точно знал, что у полиции ничего на него нет.

— А вы уверены, что сможете все это доказать? — спросил Ханамия. — Вы же так и не поймали его за руку.

— У нас есть нанятый им киллер, — ответил Киеши. — Все равно большая часть доказательств уже собрана, нужно было только поймать Фурихату. Вообще, я рассчитывал воскреснуть, когда вы будете меня закапывать — тогда Фурихата должен был раскрыть себя хоть чем-то. Но в вишневом желе невозможно дышать, а вы не торопились меня вытаскивать.

В холле Ханамия присел на диван и добрых полчаса наслаждался растерянными лицами персонала, которым продемонстрировали сначала Фурихату, а потом — извлеченного из какой-то подсобки Томаса в одних трусах. Оказалось, что в отеле работают только англичане — чокнутый владелец был помешан на аутентичности. Пока разбирались, почему не заметили портье-японца, Киеши арестовал Элвиса, заявив, что он тоже мошенник — продавал билеты на свои концерты и смывался с выручкой.

Ханамия стремительно терял остатки веры в человечество.

Киеши вызвал подкрепление, сдал обоих арестованных, присел рядом с Ханамией и спросил:

— Не поделитесь, куда вы меня тащили?

— Понятия не имею, — признался Ханамия. — Наверное, выкинули бы где-нибудь на обочине. Честно говоря, ваш труп мне страшно надоел еще на лестнице.

— Да, я слышал, — усмехнулся Киеши. — Должен сказать, вы хорошо держались, и мне понравился ваш практичный подход. Хорошо, что вы не стали искать электролобзик, это спутало бы планы еще больше, чем желе.

— Да, ваш гениальный, продуманный до мелочей план можно было разрушить только электролобзиком или бассейном с желе, — сказал Ханамия. — О, смотрите-ка, сарказм вернулся. Кажется, я прихожу в себя. Но от кофе не отказался бы.

— Подождите немного, Фурихату увезут в участок, и я угощу вас кофе. Вчерашний ужин вы, к сожалению, не помните, а он был очень приятным. Несмотря на то, что вы постоянно цитировали «Алису в стране чудес». Кстати, мне она тоже очень нравится.

— О, нет, господи, ты что, серьезно приглашаешь его на свидание? — спросил вдруг Фурихата, встряхнув руками в наручниках. — Во время ареста? Не могу поверить, что тебя еще не выперли из полиции.

Киеши улыбнулся Ханамии и подмигнул. Первое утреннее впечатление о нем, как о придурке, оказалось очень верным.

— Чашечка кофе — это не свидание, — сказал Ханамия. — Фурихата, у тебя дурное воспитание или недостаток нормального общения. Свидание — это ужин, который ты нам вчера испортил.

— Придется повторить, — Киеши улыбнулся еще шире.

Фурихата закатил глаза и неразборчиво выругался. Ханамия подумал, что, в крайнем случае, наденет на голову Киеши тарелку, сфотографирует и поставит в рамочку на стол в кабинете. Ну кто может назвать приятным ужин с явно обдолбанным человеком, цитирующим «Алису в стране чудес»?

Только какой-нибудь Сумасшедший Шляпник.

@темы: фанфик, Октябрьский фестиваль: Ханамия Макото

---

[kuroko-no-fest]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Работа #5

[kuroko-no-fest]

Название: Рыбка
Автор: kuroko-no-author
Пейринг/персонажи: Ханамия Макото, Киёши Теппей
Выпавший персонаж в лотерее: Сэто Кентаро
Тип: джен
Рейтинг: G
Жанр: юмор, стеб, флафф
Размер: 1066 слов

Работа была написана для Октябрьского фестиваля

— Чего ты за мной таскаешься? — не выдержал однажды Ханамия. — Что, больше не за кем?
Киёши пожал плечами и улыбнулся: необидно, чуть виновато, но от души; как всегда, в общем.
— Ты мне интересен.
И вот что с этим было делать?
Началось после Зимнего кубка: Сейрин его взяли и на какое-то время после этого пропали с горизонта. Ханамия скучал. Азарт его собственной команды поугас после поражения, Ямазаки стал чаще пропускать тренировки, Сэто перестал просыпаться, а Хара сменил ядреную розовую жвачку на «орбит» с ментолом, подстриг челку и вообще стал выглядеть поприличнее; Ханамия предположил, что он влюбился — и, к своему ужасу, выяснил, что прав. Команда расползалась в клочья, достойных соперников не попадалось, а недостойных он мог бы обыграть и в одиночку, но — зачем?
Зато появился Киёши, и вот это было действительно неожиданно.
— Давай всё-таки сыграем, — сказал он предельно обыденным тоном и откусил сразу половину сэндвича. Жевал и смотрел, придурок, как Ханамия таращился на него в ответ — строго говоря, сам Ханамия тогда на свой айкью тоже не выглядел.
— Не хочу, — ответил наконец Ханамия, повернулся и пошел сквозь толпу, с легкостью в ней растворившись — самый разгар фестиваля, как-никак. Однако на другом конце толпы он недолго оставался один: Киёши пробрался за ним следом, неуклюже проталкиваясь и отвешивая извинения направо и налево. Ханамия подождал, пока он приблизится на расстояние слышимости, и сказал, раздельно и громко:
— Я не хочу с тобой играть, Киёши Теппей. Со второго раза яснее?
— О, ты еще помнишь мое имя! — обрадовался Киёши. — Здорово. Слушай, ну давай сыграем. Я люблю баскетбол, ты любишь баскетбол, так чего зря время терять? Пошли, ну. Сейчас площадка как раз свободная, все здесь толкутся.
— Холодно для игры, — буркнул Ханамия, просто чтобы отвязаться, и поторопился сбежать. Мельком оглянувшись, он увидел, как расцвел от радости Киёши, и с горечью понял, что легко не отделается.
Не то чтобы ему не хотелось играть в баскетбол; не то чтобы ему не хотелось играть именно с Киёши. Ханамия просто не видел в этой игре смысла. После кубка у Киёши начались осложнения с коленом, он даже ходить стал с трудом и обзавелся поэтому тростью, которой весело стучал, догоняя Ханамию по коридору или улице. Ханамия научился опознавать этот стук и сбегать прежде, чем его тоже опознают, но Киёши был настойчив — особенно учитывая, что учились они в разных городах.
— Мороженку? — предложил он в другой раз, загораживая собой выход из научной секции городской библиотеки. Ханамия тогда очень пожалел, что в помещении нет окон, а вентиляционное отверстие слишком высоко расположено.
— У тебя больное колено, — с чувством сказал Ханамия. — Хочешь раздолбать его совсем?
— Всё будет в порядке, — бодро отозвался Киёши. — Немного разминки ему не повредит, и я не стану много прыгать. Вот, держи.
И протянул Ханамии отломанную половинку мороженого на палочке.
— Зачем? — пораженно спросил Ханамия.
— Вкусно, — Киёши пожал плечами и улыбнулся так, что у Ханамии по спине пошел холодок — он уже видел такую улыбку, в манге про токийских каннибалов, и переложение этой истории на свою жизнь ему очень не понравилось.
— Ешь сам, — настороженно сказал Ханамия и боком протиснулся в двери, еле разминувшись с Сэто.
— Эй, Ханамия! — окликнул тот. — Тренировка сегодня будет?
— Да что вы все привязались! — взвыл Ханамия и убежал прочь, а ночью долго не мог уснуть, вспоминая, как часто Киёши пьет кофе. Статистика выходила неутешительная.
— Я не знаю, почему ты это делаешь, — сказал Ханамия неделю спустя, держась за бортик кабинки в чертовом колесе. Киёши сидел рядом, с интересом оглядываясь по сторонам, и тянул через трубочку колу со звуком, смутно напоминающим слив воды в раковине.
— Я уже сказал ведь, — удивился Киёши. — Хочу с тобой сыграть. Ты клевый игрок, очень талантливый. Мне интересно узнать, каков ты в игре один на один, да и вообще интересно.
— Что интересно?
— Узнать тебя поближе, — доверчиво сказал Киёши, в подтверждение своих слов придвигаясь ближе. Ханамии отступать было некуда, поэтому он просто сцепил зубы. В голову некстати полезла другая манга, романтического характера, и Ханамия решил, что предыдущая версия, с гулями, нравилась ему больше.
— А почему ты против? — уточнил Киёши, и Ханамия порадовался, что его протест был хотя бы замечен — пусть и не воспринят всерьез.
— Потому что я мудак, — сказал он, ничуть не покривив душой. — А ты хороший мальчик, Киёши Теппей. И нам в этой жизни не по пути.
Киёши ожесточенно замотал головой.
— Это дурацкие стереотипы, Ханамия! Нельзя идти у них на поводу. Так что давай, ты и я, на площадке, завтра утром.
— Я сломаю тебе второе колено, — безнадежно сказал Ханамия. Киёши засмеялся, весело, как будто не лежал год в клинике без особенной надежды вернуться в любимую игру.
— Это мы еще посмотрим!
Утром Ханамия проспал школу — превентивно, чтобы Киёши не подстерег его у выхода из дома, как уже бывало. К полудню он выполз на кухню, зевая и потирая глаза, и так и замер с открытым ртом: Киёши жарил блинчики на сковороде, ловко переворачивая их в воздухе, и что-то напевал, совершенно отвратительно не в такт.
— Этот мальчик зашел тебя проведать, — высунулась из коридора мать. — Макото, я и не думала, что у тебя есть такие друзья!
— Но ведь мы даже не учимся в одной школе! — возопил Ханамия, но крик души остался без комментария.
— Поедим, и на площадку, — бодро сказа Киёши. — Тебе с повидлом?
Ханамия махнул рукой и побрел к столу. Из дома был еще один выход, но спешить было опасно: Киёши мог о нем узнать, что привело бы к непоправимым последствиям.

А потом, спустя полтора месяца, Киёши пропал. Ханамия сперва отдыхал душой, потом наслаждался уединением в кухне, потом снова заскучал.
И блинчики с повидлом действительно были вкусные.
— Уехал. А тебе зачем? — хмуро спросил Хьюга, поправляя очки с таким видом, словно собирался из-под них сжечь Ханамию взглядом. Определенно, с мангой стоило завязывать.
— Надо, — уклончиво ответил Ханамия.
Ему и впрямь было надо, и это было непросто признать, но без Киёши жизнь среди золотых рыбок внезапно стала совершенно невыносимой. Золотая рыбка Киёши, по крайней мере, не плавала вверх брюхом, а вполне живо рассекала по аквариуму. Ханамия предполагал, что однажды она перейдет на живой корм, но эта мысль, как ни странно, уже не пугала.
Из лечебницы в Киото Киёши вернулся еще месяц спустя, когда Ханамия готов был лезть на стенку.
— О, Ханамия! — обрадовался Киёши, неловко ковыляя вниз по ступенькам трапа. — Как мило, что ты пришел меня встречать. Соскучился?
— Нет, — отрезал Ханамия. — Сейчас мы отвезем твои вещи, ты переоденешься, и мы пойдем на площадку. И сыграем. И закроем уже этот ебаный гештальт. И всё это наконец закончится.
— Договорились, — улыбнулся Киёши. — Дай мне минутку, тут очень скользкие ступеньки.
И только уже сжав его широкую теплую ладонь, Ханамия осознал, что дать предполагалось вовсе не руку.
Что это было на самом деле, ему еще предстояло выяснить.

@темы: фанфик, Октябрьский фестиваль: Ханамия Макото

---

Работа #4

[kuroko-no-fest]

Название: Тоо : Кирисаки Даичи
Автор:  kuroko-no-author
Пейринг/персонажи: Аомине/Кисе, Ханамия, Вакаматсу
Выпавший персонаж в лотерее: Аомине Дайки
Тип: слеш
Рейтинг: PG-13
Жанр: юмор, Hurt/comfort
Размер: мини, 1600 слов
Саммари: После матча против Кирисаки, Кисе оказывается в больнице.
Дисклеймер: отказываюсь

Работа была написана для Октябрьского фестиваля

Аомине не опаздывает на их матч. Более того, когда он выходит на построение, его взгляд больше подходит боксеру, чем баскетболисту. Словно со свистком судьи он разобьет переносицу игроку напротив.

- Полегче, Аомине Дайки, а то выражение твоего лица подтверждает мои самые смелые догадки, - тянет Ханамия, разминая плечо и жадно ловя реакцию. Тот молчит, хотя взглядом стреляет так, будто вслух отвечает: «А тебе я разобью лицо первым».
Читать его проще, чем инструкцию к эвакуации, и, чтобы окончательно подлить масла в огонь, Ханамия придвигается ближе и шепчет:

- Слышал, Кисе все еще в больнице? Неужели что-то серьезное? Какая жалость, такой хороший игрок. Не стоило ему, наверное, выходить на площадку с травмой.

Ханамия готов к удару, а за этим и к дисквалификации Тоо с турнира, но вместо этого Аомине, словно бы взяв себя в руки, улыбается в ответ, кивнув:

- Я передам ему, что ты беспокоился. А впрочем, по завершении матча сможешь сам крикнуть из соседней палаты.
И в этом нет уже ничего хорошего. Эта улыбка, этот тон: они означают, что Аомине собрался, и теперь накопленная ненависть вырвется не спонтанным насилием, а спланированным членовредительством.

***

Матч против Кайджо был на прошлой неделе.

Все знали, чем это могло закончиться. И кого ломать в Кайджо, если не аса? Аомине надеялся только, что Ханамия окажется умнее и против них отправит снова второй состав клуба. Но Кисе оказался для него такой же красной тряпкой для быка, как когда-то Киеши. И было понятно, к чему все идет, а Аомине сидел в зале, глядя на это, и внутренне холодел, отчаянно желая, чтобы все обошлось синяками.

Кисе защищали, но это только добавляло Ханамии злости, и в какой-то момент Аомине вдруг понял: Кисе не дадут уйти, отделавшись синяками. Ханамия ненавидел таких, как он. Если бы можно было, как в боксе, бросить на ринг полотенце, чтобы прекратить бойню.

***

- Вы же понимаете, что ваши приемы не сработают на нашей команде, - в полголоса предупреждает Вакаматсу, стоя напротив Ханамии. Тот разводит руками:

- Ну так и я умею не только мелкие козни. К тому же, кажется, вашего лучшего игрока интересует сейчас совсем не наш матч.
Вакаматсу отводит глаза. Быть капитаном и так сложно, а быть капитаном в команде с Аомине – непосильный труд, и у него нет той хитрости, которая помогала Имаеши справляться с отвратительным характером аса. Вакаматсу требовал, чтобы Аомине не играл в этот раз, и тренер даже был с ним согласен, но тогда поднялся сам Аомине и презрительно-спокойно предложил: «Либо я выхожу на эту игру, либо не выйду больше ни в один матч». И решимость эта казалась жуткой, ее никак нельзя было списать на желание попробовать силы против одного из «Некоронованных императоров». Аомине что-то задумал, и не нужно быть Имаеши, чтобы это понять. А планов своих доверить никому не хочет, и теперь Вакаматсу отчего-то продолжает надеяться на то, что у аса хватит мозгов не испортить окончательно репутацию команды. Но столкновение с Кирисаки всегда несколько «попахивало», потому что если в тебя кинули дерьмом, сложно не запачкаться, даже увернувшись.

К тому же, Вакаматсу не может волноваться за всех подряд, у него начинают сдавать нервы.

Раздается свисток.

С Тоо не проходит обычная «законная» тактика Кирисаки – все пасы предназначаются Аомине, он получает мяч независимо от того, попытается ему помешать Ханамия или нет, а уж когда мяч у него – остается только ломать ему ноги. Но то, что жертвы из него не получится, Аомине доказывает, совместив с первым броском в корзину Кирисаки резкое движение локтем, сопровождающееся хрустом переносицы стоящего сзади шатена с невыразительным взглядом дохлой рыбы. Аомине не запомил их имен, он и Ханамию помнит только: «Ханамия как-то там дальше, кажется на «о». Но хорошо запомнил, какие именно отметины на теле Кисе кто из них оставил. И сейчас, извиняясь деланно, неискренне, дожидается взгляда, чтобы с улыбкой показать себе на бок.

Именно там, с левой стороны, под ребрами, на светлой коже Кисе расцвел синяк размером с ладонь Аомине. Он смотрел запись игры раз за разом. Он запомнил, кто именно ударил Кисе – под кольцом, у трехочковой линии, когда тот не ожидал и не увернулся, или ловкой подножкой, вышвырнул Кисе с поля на железные стулья. Он смотрел запись, кажется, раз пятьдесят: перематывая на некоторых моментах и стискивая зубы так, что, казалось, вот-вот треснут и раскрошатся, и запоминал.
Но это было позже. А прежде, когда из палаты Кисе, наконец, свалила его команда, потому что было поздно и на улице начало темнеть, Аомине смог, наконец, зайти – без стука, как полноправный хозяин. Кисе, в больничной пижаме, улыбнулся ему смущенно, спросил:

- Ты все это время там ждал?.. Я видел тебя в начале, но думал, что ты давно устал и ушел.

- Если бы я пришел с ними, то и уходить пришлось бы вместе со всеми. Я хотел поговорить наедине.

- Да, конечно, - кивнул Кисе и погладил перебинтованную щиколотку, прежде чем продолжить. - Врач сказал, рано пока что-то говорить. И расстраиваться заранее не стоит, все может быть не так серьезно, как кажется. Наверное, стоило сразу пойти к доктору и пройти лечение, может…

Кисе, кажется, привыкший за те два месяца, что они встречались, к поведению Аомине, и не удивился, когда тот опрокинул его на хрустящее больничное белье, забираясь на кровать следом. И не удивился тому, что Аомине не целовал его, не гладил – расстегнул пуговицы рубашки, осмотрел светлую кожу, задерживаясь на оставленных отметинах, потом снял рубашку с Кисе окончательно, потребовал повернуться спиной.

- Будешь мстить? – спросил Кисе спокойно, рассматривая примятую подушку у изголовья.

- Посмотрим, - неопределенно отозвался Аомине, коснувшись ссадины кончиками пальцев, вызвав возмущенное шипение.

- У вас игра на следующей неделе.

- Я не типаж Ханамии. Ему таких ломать скучно.

- Почему?

- Потому что после игры тогда его будет ждать корзина фруктов от ребят из Тоо. Он не любит делать хороших поступков.

Кисе засмеялся, попытался снова надеть рубашку, но вместо этого лишился и штанов. На ногах синяков было меньше, но все-таки были.

- А если кто-то войдет? – поинтересовался Кисе.

- Скажу, что мы трахаться собирались.

- Я тебя сейчас выгоню, между прочим, - беззлобно пригрозил Кисе, застегивая, наконец, рубашку.

Все его синяки теперь – яркими пятнами в сознании, как отголосок только что погасшего света на сетчатке глаза. Разбитая переносица – первый фол Аомине, второй он получает уже по плану Ханамии, подарив Кирисаки штрафной, и из-за этого начинает играть аккуратнее, иначе на всех фолов не хватит. В перерывах хмурится тренер, бушует Вакаматсу, требуя посадить Аомине на скамейку до конца, но в счете они лидируют, а значит, что к нему претензий нет. Да и всего одна разбитая переносица…

На третьем фоле парень с челкой, за которой не видно глаз, кашляет, пытаясь вдохнуть воздух. Кажется, он к тому же подавился своей жвачкой, и вся выдержка Аомине уходит на то, чтобы сдержать улыбку. Вакаматсу снова о чем-то спорит с тренером, но получает отказ. Момои смотрит на Аомине внимательно, будто оценивая, достаточно ли он глуп, чтобы довести команду до дисквалификации своими выкрутасами, но замечает, как старательно тот разыгрывает раскаяние, и вроде бы успокаивается.

При попытке подставить его на четвертый фол Аомине получает два синяка на лопатках, за которые тут же отвечает незаметной подножкой, и бежит дальше, будто и не сразу заметив.

Нет уж, третьим фолом он разбивает губу рыжему и даже извиняется, но настолько искусственно, что Вакаматсу чуть сам не нарывается на дисквалификацию в попытке съездить асу по лицу.

Пока у него нет мяча, Аомине успевает послать Ханамии знак «ты следующий», получив в ответ самоуверенную улыбку. И понятно, почему – в следующие пару минут счет Тоо увеличивается на шесть очков, а на теле Аомине становится на четыре синяка больше. Он все равно ведет и не торопится догонять Ханамию, даже зная, что его в любой момент могут подвести под пятый фол, а за ним – и исключение. Нет, он нагоняет Ханамию у кольца, в начале третьей четверти, когда Тоо уже лидирует с перевесом в двадцать пять очков. Он даже дарит тому два очка и совершает свой пятый фол под хруст его сломанной кости. Круг замыкается.

Кто говорил, что месть не приносит облегчения? Аомине непривычно спокоен и отрешен, потому что в этот раз все силы уходят на то, чтобы не смеяться в голос над валяющимся на полу Ханамией, к которому уже подскакивает кто-то из медицинского персонала. И все бы идеально, да только Ханамия не орет – зубы сжимает, смотрит исподлобья на него, не отрываясь, будто взглядом этим что-то тоже передать хочет, да только Аомине не понимает, ему все равно. Для него растворяется, наконец, воспоминание о вскрике Кисе, который неделю назад упал как подкошенный на дощатый пол площадки.

Перевеса в двадцать очков команде должно хватить для победы, а если и не хватит, то какая разница. Его удаляют на лавку для запасных. Тренер молчит, Сакурай бледнеет и трясется, Вакаматсу держит остальная команда, чтобы не дать ему ударить Аомине. Тому все равно, он запрокидывает голову, кладет на глаза полотенце и представляет себе Кисе, который прошлым летом впервые смог обойти его один на один и радовался этому так, будто эта победа была сотой по счету. Его птица со сломанным крылом.

***

- Так, значит, в итоге обошлось? Трещина в кости, а через несколько месяцев снова сможет играть? – уточняет на ходу Касаматсу. За его спиной – нынешний основной состав Кайджо с пакетом апельсинов (невероятная роскошь) и миссией навестить в больнице своего аса после хороших результатов обследования. – Неплохо. Так вы и на зимний кубок успеете.

Широким жестом Касаматсу открывает дверь в палату, чтобы обнаружить за ней Аомине в больничной кровати и ещё одетого Кисе, оседлавшего его бедра и прикусывающего мочку уха.

Касаматсу закрывает дверь еще более резко, чем открыл. В течение пары минут за ней слышится возня, топот, возмущенный шепот, шорохи, и, когда все, наконец, стихает, Касаматсу снова открывает дверь, чтобы увидеть сидящего в кровати Кисе и Аомине на табурете рядом.

- Касаматсу-семпай! Так непривычно, что вы пришли. Надеюсь, я не оторвал вас от занятий! – кажется, еще более жизнерадостно, чем обычно, тянет Кисе и машет при этом рукой так, словно и ее вот-вот сломает.

- Надеюсь, я тебя тоже ни от чего не оторвал, - мрачно проговаривает Касаматсу, пытаясь вспомнить, кому доверил апельсины и одновременно найти хороший предлог, чтобы смыться отсюда как можно быстрее.

Аомине выглядит невероятно спокойным и оттого, кажется, сам на себя не похож.

@темы: фанфик, Октябрьский фестиваль: Ханамия Макото

---

Работа #3

[kuroko-no-fest]

Название: Белые начинают и выигрывают
Автор:  kuroko-no-author
Пейринг/персонажи: Киеши/Ханамия, Кагами/Акаши
Выпавший персонаж в лотерее: Акаши Сейджуро
Тип: яой
Рейтинг: PG-13
Жанр: романтика, флафф
Размер: мини, 1880 слов
Саммари: Акаши дурачится, Кагами напивается, а Ханамия не может разобраться в своих чувствах.
Дисклеймер: Ни на что не претендую.

Работа была написана для Октябрьского фестиваля

Ханамия налил себе коктейль, схватил с тарелки пару кексов и развернулся, наблюдая за собравшейся публикой. Было ясно, что его приходу особо не радовались. Никто не думал, что он заявится. А незачем, когда приглашаешь на вечеринку, говорить «плюс один». Сегодня он «плюс один» Имаеши. Тот очкарик специально позвал Ханамию – для остроты ощущений. Любил он нервишки пощекотать окружающим. Ханамия тоже любил – потому и пришел.
Ребята из Сейрин, как положено, шумели громче всех. Весело хохотали, подкалывали друг друга и устраивали групповые обнимашки – в общем, вели себя как полные идиоты. Отдельно ото всех на диванчике сидели «Поколение Чудес», вели себя тихо, но их цветные макушки постоянно привлекали внимание. Ханамия скривился – он их терпеть не мог.
Чей-то взгляд жег спину. Ханамия обернулся и выхватил теплую улыбку Киеши. Что тебе еще от меня надо, захотелось заорать Ханами, но он сдержался, скривив гримасу в ответ на улыбку. Наверное, во всем мире не было человека, который раздражал его сильнее. Киеши кивнул, показывая на выход. Ханамия замотал головой.
«Никуда я с тобой не пойду», - подумал он.

*

Ханамия вышел в сад, чтобы не видеть взгляды, которые бросал на него Киеши. Странные и немного пугающие. В глубине сада он заметил красивую беседку, увитую цветами. Внутри она освещалась небольшими фонариками, прикрепленными к потолку. Человек, что находился там, был полностью скрыт от посторонних глаз. Акаши Сейджуро сидел на лавочке, подтянув к груди колено, и смотрел на расставленную композицию фигур на шахматной доске.
- В XI веке католическая церковь запрещала шахматы, считая их «измышлением дьявола», - сказал Акаши, не оборачиваясь.
Ханамия допил свой напиток, поставил стакан на пол и сел напротив.
- Через три хода черный король получит мат, - сказал Ханамия, быстро оценив расположение фигур на доске.
- Это если ходят белые, - ответил Акаши. – Но ход за черными и они выкрутятся.
Акаши пожертвовал слоном, чем удивил Ханамию, но спустя пару ходов, когда инициатива перешла в руки черных, он с восхищением посмотрел на Акаши.
- Ты блестяще играешь, - сказал Ханамия, не кривя душой.
Акаши взглянул ему в глаза и улыбнулся. Это была приятная улыбка, отметил про себя Ханамия.
- Спасибо. Хочешь, сыграем?
- Что получит победитель? – Ханамия никогда не играл забавы ради.
- Желание, - ответил Акаши.
- Любое? - уточнил Ханамия. Было заманчиво заставить капитана Поколения Чудес сделать какую-то глупость.
- Да.
Становилось интересно. Ханамия взял по пешке в руку, спрятал за спину, перетасовал пару раз и вытянул перед Акаши кулаки с зажатыми в них пешками. Акаши выбрал правый. Белая пешка. Первый ход за капитаном Ракузан. Акаши начал классическое е4, чем несказанно обрадовал Ханамию. Его ответ был е6. Французская защита – горячо любимая и глубоко изученная Ханамией. Акаши сам еще не понял, что угодил в его сеть. Ханамия знал, что при точной игре у белых будет преимущество в эндшпиле. Но практически никто, с кем доводилось играть Ханами, не изучал научную литературу и партии великих шахматистов, чтобы это преимущество выловить. Но Акаши его удивил. Не допустил ни одной ошибки. Положение черных с каждым ходом становилось все хуже и хуже. Неопытному игроку показалось бы, что Ханамия не уступает. Но на самом деле его поражение было лишь вопросом времени. Акаши захватил центр, зажал его слона, сделав абсолютно бесполезным, и подтянул тяжелые фигуры.
- Твою мать! – Ханамия стукнул по доске, сбив фигуры на землю. Не любил проигрывать и не умел себя сдерживать после проигрыша.
Акаши поднялся, засунул руки в карманы и сказал:
- Свое желание я озвучу, когда придет время. Надеюсь, ты человек слова и исполнишь его.
Ханамия лишь презрительно хмыкнул в ответ.

*

С балкона был отличный обзор на парк перед домом, куда переместилась вечеринка. Ханамия глотнул пива из бутылки. Он уже начал жалеть, что пришел на вечеринку. Ничего интересного не происходило – все вели себя, как примерные школьники. Бесит!
В толпе Ханамия заметил Акаши, тот болтал с Куроко и Кисе. Скукота! Киеши танцевал в центре с Рико. Ханамия скривился и отхлебнул еще пива.
- Вы только посмотрите какая пара! – процедил он, отсалютовав танцующим.
Киеши обнял Рико, что-то шепча на ухо. Ханамия отвернулся — тошнило от всей этой любви и преданности. Поискав глазами Акаши, он заметил, что тот пробирался сквозь толпу к входу в дом. Возле лестницы он столкнулся с Кагами и незаметно передал ему что-то. Записка, сообразил Ханамия. Что-то намечается? Вскоре оба скрылись из вида. У Ханамии не осталось сомнений, что они что-то затеяли. Пока он об этом размышлял, кто-то вошел в комнату, в которой он прятался на балконе. Ханамия выглянул из-за двери — по комнате нарезал круги Кагами. Спустя некоторое время двери открылись, впустив еще одного человека. Акаши вошел и мгновенно оказался прижат к стене. Кагами обхватил его лицо руками и поцеловал. Ханамия недобро усмехнулся — какая удача. Теперь он сможет отомстить за свой проигрыш.
Ребята переместились на кровать, продолжая целоваться. Кагами рванул рубашку Акаши, и черные пуговицы покатились по полу.
- Кагами, - прошипел Акаши.
- У нас нет времени, - был ответ.
Ханамия приложился к бутылке. Бесплатная выпивка и порно, мысленно засмеялся он. Но радовался он недолго — следующие слова Кагами выбили из него весь дух.
- Когда я уеду, то заберу тебя с собой. Даже если ты будешь против, все равно заберу...
Ханамия окаменел – сердце перестало биться. Не может быть. Он уже слышал это. Слово в слово. В комнате слышались шепот и звуки поцелуев, но Ханамии было все равно. Он отполз в угол балкона, сжавшись в клубок. Акаши не мог знать — никто не знал. А это оказывается больно.
В комнате заиграл мобильный — Кагами выругался. Послышался приглушенный разговор, а после хлопнула дверь. Ханамия был этому только рад — хотелось побыть одному. Он не привык делить свои переживания ни с кем. Всегда сам справлялся.
Кто-то вышел на балкон.
- Я придумал, какое желание тебе загадаю, - услышал он голос Акаши.
- Пошел ты на хуй! Ненавижу, - процедил Ханамия.
- Ты пойдешь и признаешься Киеши в своих чувствах, - не обращая внимания на оскорбление, сказал Акаши.
- Я не собираюсь этого делать! - заорал Ханамия.
- Ты скажешь ему, - повторил Акаши.
Ханамия поднял голову и посмотрел ему в глаза.
- Ты чудовище, - сказал он, горько усмехаясь.
- Я знаю.
Акаши оставил его одного. Ханамия прислонился к стене и закрыл глаза.

*

- Я завтра уезжаю — не знаю, когда вернусь.
- Кого это волнует?
- Когда я уеду, то заберу тебя с собой. Даже если ты будешь против, все равно заберу.
- Ты издеваешься надо мною, идиот?!
- Я люблю тебя, Макото. Люблю и все.

*

Акаши наблюдал, как Ханамия спустился во двор, и подал знак Киеши. Тот улыбнулся и скрылся в саду. Наконец-то Акаши смог спокойно вздохнуть. Впервые он переживал, что его план провалится. Любовь — это не шахматы — все ходы не просчитаешь. Любовь — иррациональна и нелогична и поэтому абсолютно необъяснима.

*

Когда Куроко привел на встречу Киеши с просьбой помочь, Акаши не мог отказать. Долго слушал его историю, едва не воя от скуки, но ради Куроко терпел. Киеши влюбился в Ханамию еще в средней школе. Случайно увидел, как тот играет, и пропал. Эти черные волосы и необычные брови (Акаши едва сдержался, чтобы не закатить глаза) пленили его сердце. Ханамия сломал его — не сердце — оно-то железное, а всего лишь колено. Но любовь не ушла — только окрепла. Перед тем, как уехать в Америку на лечение, Киеши признался в любви, но Ханамия ничего не ответил. Киеши понял, что он тоже любит его, но боится признаться в этом даже себе. Надо бы его заставить принять свои чувства, но как это сделать, Киеши не знал. Не мастер он в этих делах. Акаши тоже был не мастер. Но Куроко так преданно смотрел, уверенный, что Акаши может все, что пришлось согласиться.
Организовать вечеринку был несложно, пригласить Ханамию еще проще. Имаеши, как «любящий» семпай, сразу согласился того привести.
- Раз просишь ты, - улыбнулся он Акаши, - то я сделаю.
Киеши было поручено заставить Ханамию ревновать. Акаши проконсультировавшись у Кисе, понял, что ревность — сильный катализатор чувств. Поэтому Киеши танцевал и веселился с Рико весь вечер.
Игра в шахматы вышла спонтанно — Акаши уединился, чтобы обдумать дальнейшие ходы, тогда его и нашел Ханамия. Предложение сыграть на желание было как нельзя кстати. Проигрыш — отличный способ вывести человека из «зоны комфорта», оголить его настоящие чувства. К тому же эта была маленькая месть за то, как Ханамия обошелся с Куроко в прошлом (и за длинный рассказ Киеши тоже).
Дальше предстояло самое сложное — уговорить Кагами. Ханамия должен был увидеть со стороны любовь двух парней — страстную и искреннюю. К тому же Акаши решил, что будет эффективно использовать те слова, что говорил Киеши. Нет уверенности, что Ханамия их помнит, но если он тоже любит, как уверяет Киеши, то должен.
- Ни за что! - упрямился Кагами.
Никакие доводы о дружбе, благе команды, великой любви, спасении души не помогали. Кагами был крепче стали. Нет, и все. Он ни за какие деньги и добрые дела не станет изображать «любовь с Акаши».
- Хорошо, - вздохнул Акаши. - Попрошу Аомине. Он точно мне не откажет. Мы знаем друг друга давно, так что думаю «наша любовь» будет убедительней.
- Аомине? - Кагами подскочил с места. - Вот еще! Я сам все сделаю!
Акаши улыбнулся. И чего он распинался о благих делах, если всего-то стоило упомянуть имя Аомине?
- Но только я напьюсь, ладно? - поник Кагами. - И никаких репетиций! Я не собираюсь с тобой проводить все эти «уроки»!
Акаши кивнул. Он и сам не был уверен, что репетиции пойдут на пользу. Страсть должна быть искренней и спонтанной.

*

Естественно, Кагами не мог не наделать глупостей. Он перепутал комнаты, забыл слова и едва сдерживал рвущийся из груди смех, когда Акаши повторял детали плана. Но это было вполне ожидаемо, учитывая, сколько алкоголя он всадил в себя.
- А мне нужно будет называть тебя котиком или солнышком? - веселился Кагами.
Зато страсть Кагами была такой сильной, что Акаши подумал, что живым он не выберется. Кагами порвал дорогую рубашку, наставил ему множество синяков и искусал едва не до крови губы. К своему стыду Акаши осознал, что от поцелуев практически забыл про план. Хорошо, хоть Кагами не забыл. Он сделал все просто великолепно. Его глаза сияли, когда он говорил эти слова. Вышло так искренне, что Акаши поцеловал его. Не по плану, а просто так. Это был хороший поцелуй — страстный и нежный одновременно. Акаши почти забыл, зачем все это затевалось, как зазвонил мобильный Кагами. Куроко спал его гордость.
Акаши полежал еще с минуту после ухода Кагами, успокаивая дыхание. После вышел на балкон и озвучил свое желание. Глаза Ханамии горели от ярости, но в них была и боль. Киеши не ошибся. Ханамия действительно влюблен.

*

- Я люблю тебя, - выдохнул Ханамия.
- Я знаю, - улыбнулся Киеши.
Ханамия поднял глаза, скривил губы и захохотал.
- Шутка! Кто может любить такого идиота, как ты?!
На Киеши его смех не произвел никакого впечатление. Он шагнул вперед и прижал Ханамию к груди.
- У нас все получится.
Любовь, подумал Ханамия. Так вот как это — любить кого-то. Может быть, он сможет с этим жить.

*

- Акаши, почему Кагами ходит и всем рассказывает, что ты его котик? - спросил, как можно более деликатно, Мидорима.
Лицо Акаши оставалось невозмутимым, только левая бровь слегка дернулась.
- Мидорима, какой у тебя сегодня талисман? - низким рокочущим голосом спросил он. Мидорима сглотнул:
- Сковорода чугунная.
Акаши улыбнулся. Жутко так улыбнулся.
- Одолжи мне ее на пару минут.

@темы: фанфик, Октябрьский фестиваль: Ханамия Макото

---

[kuroko-no-fest]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

[kuroko-no-fest]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

[kuroko-no-fest]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Работа #7

[kuroko-no-fest]

Название: На обломках мира
Автор:  kuroko-no-author
Пейринг/персонажи: Аомине Дайки/Кисе Рёта, Ниджимура Шузо
Выпавший персонаж в лотерее: Ниджимура Шузо
Тип: слеш
Рейтинг: PG-13
Жанр: AU, постапокалиптика, драма, romance
Размер: 3 500 слов
Саммари: Человечество воюет с иноземной цивилизацией. Защититься можно только благодаря особым машинам, а пилотировать их способны лишь семеро человек со всей планеты, которые всегда должны находиться в разных частях Земли, не имея возможности встретиться друг с другом.
Дисклеймер: отказываюсь

Работа была написана для Октябрьского фестиваля

В железную крышку над ним что-то ударило, и в искореженную кабину дройда лезвием проник луч света. Аомине к тому времени успел сотню раз подумать: «Что, я так и умру?», но на приготовленный плеер еще ни одного сообщения не записал – все собирался с мыслями. В голову ничего, кроме легкомысленного: «Прости, не получилось» - не приходило. После второго удара, света в кабину натекло больше, в прореху уже можно было вылезти, если не бояться изрезать куртку. Но третьим ударом дверь сорвало с пазов, и она с грохотом полетела вниз, по той куче металлолома, в которую превратился дройд. Аомине зажмурился, прикрыв глаза ладонью, приподнялся так, словно он тут ночевать собирался, а его вдруг разбудили.

- Если живой, то че молчишь? – спросил незнакомый парень в военной форме. Аомине почему-то и не сомневался, что вытаскивает его человек. Может, потому, что от вражеской техники он не оставил даже камер наблюдения, а может, знал, что враг не стал бы его спасать: смял в одну кучу с этими пластами железа и поджег бы для верности.

- Да ты тоже не особо разговорчивый был, пока эту консервную банку открывал, - буркнул Аомине, все еще пытаясь понять, что нужно от него этому человеку. Капитан, судя по погонам. Знает ли он, кто такой Аомине? Или спасал его только потому, что проходил с отрядом мимо сражения и решил выказать уважение и похоронить труп?

- Я и не думал, что ты живой. Живой бы орал, чтобы его вытащили. А ты… спал там, что ли? – парень прищурился, присмотревшись. Казалось, узнал, кивнув сам себе, протянул Аомине пленку идентификационных данных и заговорил таким тоном, словно тот не был ранен и изможден, а встретились они в коридорах штаба. – Ниджимура Шузо. Капитан пятьсот третьего гарнизона.

«Из американцев», - констатировал Аомине, ощупывая в это время плечо и морщась от боли.

- Вы поступаете в мое распоряжение. В приказе указано, что вместе с машиной, но…

- Но эту груду металлолома мы за собой не потащим. Твоя миссия ведь не здесь? По дороге есть дройды?

- Есть, - кивнул Ниджимура, поднявшись. – У меня транспортный шаттл здесь, на базе.

- Я отчего-то и не сомневался. Ну, все вроде цело, спасибо, что поинтересовался, давай выдвигаться. В твоем шаттле должны быть душ и аптечка.

Ниджимура кивнул, спрыгнул вниз с искореженной машины так, будто с горы сиганул. Аомине даже присвистнул, но спустился тем же способом.

Дройдов, мощных машин, сравнимых разве что с танками из молодости Аомине, похожих на то, что в комиксах именовали «человекоуправляемыми роботами», было довольно много. А вот тех, кто мог их пилотировать – всего семеро по всему миру. Шестеро, известные как Поколением Чудес, и Кагами, которого непонятно как к ним занесло. Кагами был, что называется, самородком. Если Поколение Чудес являлось фактически единицами в удачном генетическом эксперименте, то Кагами оказался исключением, и, будучи по происхождению стопроцентно земным ребенком, мог управлять инопланетной техникой без отторжения, которое срабатывало на всем остальном человечестве.

Семеро пилотов на всю планету. Командировки были для них основой службы, а не только привычным делом. Всегда являлся какой-нибудь хмырь и говорил: «Для моего задания нужен дройд, а к нему и пилот. Собирайся, поехали». Очень скоро Аомине понял, что незаменимых личных вещей нет, и с собой таскал только плеер.

Никто не оставлял его в покое даже на пороге смерти. Но, с другой стороны, садясь в джип с тонированными стеклами, на котором приехал сюда капитан, он представлял себе зажатого в разбитом дройде Кисе. И такого же мрачного майора, открывающего его кабину, как консервную банку. Кого угодно могут бросить умирать, если спасать его слишком опасно. Могут оставить на смерть взвод, но никого из Поколения Чудес.

- Я думал, в Америке сейчас Кагами пилотирует.

- Да, - согласно кивнул Ниджимура. – Но его отозвали в Австралию.

- Да ладно, там же пустыня, там-то за что уже воевать? – фыркнул Аомине. Солнце светило беспощадно, поэтому без подсказки капитана, толкнувшего его в плечо и указавшего на обломки дройда, Аомине бы и не заметил. Что-то осторожно стягивалось к разбитому дройду. Видимо, пока еще разведывательная техника, раз еще не было ни грохота, ни взрывной волны. Наверное, этим Ниджимура хотел напомнить: «Смотри, я только что спас тебя».

Аомине вместо благодарности или того, чтобы в ужасе застыть, пожал плечами:

- Смотри, шустрые какие. Через семь часов подтянулись, наконец.

Успел бы он записать послание для Кисе, услышав, как елозят по кабине щупы разведчиков?

- Пилот у меня. Живой, - сообщил в рацию Ниджимура, та что-то проскрежетала. Наверное, отменял спасательную операцию, пока отряд не нарвался на разведчиков.

- Веди ровнее, если не хочешь, чтобы я тебе сидения обмочил, - устраиваясь удобнее, съязвил Аомине. – Я там все-таки не один час взаперти просидел.

- Для человека, только что побывавшего на волосок от смерти, ты довольно спокоен.

- Ага. Прикинь, как я первые раз пятнадцать стремался. А потом ниче, полегчало.

За это время он научился оставаться спокойным внешне. Кисе однажды признался, что на его плеере есть запись, которую он перешлет Аомине в случае, если погибнет. Записал так же, думая, что вот он – конец. Кто знает, где: на дне моря, погружаясь все глубже, или окруженный вражеской техникой. Но – записал, и стирать не стал. Как и отправлять.

***

Шаттлом оказалось что-то, похожее на смесь бронированной мокрицы и трейлера для путешествий. По размерам как двухэтажный коттедж.

- Смотрю, оно выдержит прямое попадание.

- И не одно. Это бомбоубежище на колесах, - Ниджимура наклонился, чтобы пройти под железными пластинами к люку входа. Вокруг, в военном гараже, было неожиданно пустынно и тихо, только несколько техников разговаривали о чем-то своем, сидя на макушке одного из танков без гусениц. Аомине подумалось было, что, наверное, все уехали спасать его, но вряд ли – стартовал он не с этой базы.

- Чего там ждешь? Благодарности за свой подвиг? Ты машину угробил, - послышался голос Ниджимуры из бронированной мокрицы. – Залезай. Отправляемся.

***

Ход у шаттла плавный, почти не мешал спать. Внутри обнаружилось четыре комнаты отдыха, а так как больше пассажиров не было, Аомине выбрал первую попавшуюся, чтобы там принять душ, переодеться и завалиться в кровать, выключив свет. Еще свежо было ощущение зажатого в покореженной кабине тела. Голос Кисе всегда его успокаивал, и перед сном он выбрал послание двухнедельной давности.

«Сейчас я в Китае. Знаешь, тут довольно тесно. И столько людей… Когда ты постоянно где-то на полигонах, и в лучшем случае население эвакуировали из той зоны, куда ты прибываешь, оказывается непривычно, что людей – много. Что пустыня не везде. Я видел здесь деревья, прямо на крышах домов. С тренировочного лагеря их не видел.

Я думаю, тут здорово. Тебе надо будет тоже здесь побывать. Поймешь, ради чего мы все это делаем. Ведь не ради выжженных полигонов. И не ради этих серьезных ребят военных, у которых, кажется, у каждого есть история о том, как они хоронили друга в этой войне. Не у всех правдивая, на самом деле. А я вот что вспомнил: когда мы с тобой были в лагере, мы очень любили военные симуляции. Помнишь, даже соревновались, ты еще побеждал всегда. Как компьютерные игры у детей – нажимай на курок и убивай. Так вот, я подумал, что если бы мне сейчас предложили снова поиграть, даже если бы это предложил ты… - Кисе сглотнул, споткнувшись с мысли, но собрался и продолжил: - я бы отказался. До чего же отвратительны становятся игры, превращаясь в работу.

А еще, хочешь новость? Они снова потеряли Курокоччи. Искали дней пять, обнаружили в ближайшем городе – он сам добрался. А они уже думали его в мертвецы записывать. Жутко, да? После этого я скопировал твои послания на компьютер тут, в Китае. И в другом городе сделаю так же. Но ты не волнуйся, они на пароле, и никто кроме меня их не услышит. К тому же, если мой плеер потеряется – ты же всегда сможешь записать мне еще. Просто я и этих не хотел бы терять».

Аомине повернулся на бок, не выключая плеер, хотя и чувствовал, что усталость берет свое, и его утягивает на самое дно сна, но мысленно снова повторял: «Дурак ты, Кисе. У тебя же ума на сложные пароли не хватит. Давай, я разгадаю твой пароль с первой попытки? «Аоминеччи» ведь?». Он закрыл глаза, расслабившись. Под звуки голоса Кисе комната больше не была кабиной разбитого дройда.

***

Утром Аомине назвал то время суток, когда проснулся - все равно в комнате без окон невозможно было определить положения солнца. Шаттл все еще двигался, хоть иногда его несильно потряхивало, в целом ровнее, чем большинство техники, в которой ему доводилось ездить.

Ориентироваться здесь было несложно – спустился от комнат отдыха, и вот подобие кухни, с небольшим столом и диваном. А в носовой части, наверняка, кабина пилота, но проверять не хотелось. Первым делом Аомине полез заваривать кофе. На кухне тоже был полумрак, поэтому завозившийся на диване и поднявшийся Ниджимура, ляпнувший: «И мне чашку», оказался внезапен настолько, что Аомине едва не выругался вслух.

- А кто ведет эту штуковину?

- Автопилот, конечно, - Ниджимура широко зевнул. – Я не могу управлять ею круглосуточно. Ты достаточно отдохнул, чтобы выслушать меня?

- Только после кофе, - съязвил Аомине, наливая из кофеварки в свою чашку. И замер, не успев донести ее до рта. Он лихорадочно думал, насколько толстая броня у шаттла, и как сильно она глушит этот гул, чтобы точно говорить, что его источник еще далеко. В следующую секунду Ниджимура сорвался с места, распахнув дверь в кабину и наполнив комнату разноцветными огнями, словно там - танцпол ночного клуба. Шаттл постепенно остановился, свет в кабине погас.

- Они не должны нас засечь, - предупредил Ниджимура, обернувшись через плечо. Аомине отхлебнул кофе, наконец. Где-то там, высоко над ними, словно проходил большой товарный состав. Аомине прислушивался и думал о том, куда эта махина направилась. Кисе все еще в Китае? А в какой от них стороне Китай?

Спустя несколько минут наступила тишина, и Аомине почувствовал себя черепахой на дне моря, над которой проплыл кит. Вроде и не опасно, а в то же время волосы на руках дыбом от мурашек. Тем временем была готова и вторая чашка кофе, о которой капитан, снова включивший управление, забыл. Он вернулся на диван, сев совсем не по-военному, откинувшись на спинку, выдохнул с облегчением.

- Какое задание? – спросил Аомине, оперевшись о стойку у кофеварки. Ниджимура поднял пульт, чтобы включить свет в кухне, выпрямил спину и заговорил.

Все как всегда. К орбите приближается… распространит смертельный вирус… Нужно сбить, как только объект пройдет траекторию луны, а поэтому торопиться им некуда, и они прибывают на место за день до операции. И все же, командование не успело бы вернуть в страну Кагами, или тот не закончил со своим заданием – Аомине уже не слушал.

Допив кофе, он поставил в раковину грязную чашку и, зевнув, бросил:

- Пойду еще посплю.

Спать он, конечно, не собирался, но и общий свет включать не стал – ограничился светильником над столом. На его плеер разве что звонить нельзя было, но именно через него они с Кисе по всемирной паутине обменивались сообщениями. И не только с Кисе: иногда писал кто-нибудь из остальных пилотов, но разговоры отчего-то всегда были сухими, как у выпускников университета, у которых не осталось больше ничего общего: «Ну ты как? Работаешь? Все там же?»

Аомине еще в академии понимал, что не нужно начинать их с Кисе отношений, потому что потом они могут больше и не встретиться, оборвать связь, найти себе других людей, которым не нужно быть с ними в разных точках земного шара, чтобы успеть защитить все континенты. Но, в то же время, были мысли, что они могут умереть вскоре после окончания академии, так и не испытав больше ни к кому этого чувства. Аомине тогда и не подозревал, насколько влип, и что четыре года он будет любить Кисе, но видеть его только на фотографиях и созваниваться время от времени, когда удавалось обоим оказаться в населенном пункте. И, конечно, «письма». Некоторые Аомине помнил наизусть, и со временем у него с собой было все меньше музыки, все больше «писем».

Сев на кровать, Аомине подцепил висящий на шее плеер, поднес к лицу и включил запись:

- Йо. Над нами тут какая-то махина пролетела, сижу и думаю – не к тебе ли. Надеюсь, что к этому идиоту Кагами… А впрочем, пусть тоже живет. Если они к тебе, то извини, я без машины, я их остановить голыми руками не мог. Такие дела…

У Кисе как-то получалось практически без пауз трепаться о всякой ерунде. Аомине знал, что тот мог говорить часами, но свободного времени в одиночестве у них было не так много.

- Я тут подумал… Над тем, что ты в прошлый раз говорил. Что все это может быть не просто техникой, а живым: щупы разведчиков, дройды, транспортные танкеры… Ну, во-первых, наши головастые никаких признаков жизни в разбитых дройдах не обнаружили, а во-вторых – будешь так думать и помрешь. Мы не с людьми сражаемся, Кисе. Это как та игрушка, что ты упомянул. Только полезнее.

Если бы они писали друг другу бумажные письма, то Кисе присылал бы общие тетради в лопающихся конвертах, получая от Аомине две-три страницы в ответ. И продолжал бы писать столько же. Когда они наконец смогут быть вместе, Аомине будет молчать очень долго, а впрочем, и Кисе будет не до разговоров.

***

В то время суток, которое Аомине снова окрестил «утром», хотя между этим и предыдущим прошло по ощущениям часа четыре, его разбудило отсутствие ощущения движения шаттла. Они снова стояли, хотя в этот раз не было слышно ничего, что могло спровоцировать остановку. Аомине скатился с кровати, и, прежде чем бежать к капитану, заглянул в санузел, только потом появился в кабине, прихватив с кухни холодный кофе. Спросил, почесывая подбородок:

- Ну, че стоим?

Ниджимура глянул на него мельком, приметил в руках чашку со своим кофе, нахмурился, но ничего по этому поводу не сказал, кивнув на экраны со шкалой загрузки:

- Ожидаем разрешения въехать. Военная зона.

- Ааааа, - протянул Аомине. – Наверное, надо одеться. Не в трусах же к ним выходить.

Ниджимура послал ему хмурый взгляд, будто свой кофе у него в руках заметил, а того, что пилот не одет – нет. Аомине пожал плечами, оставил половину кружки, потому что кофе и так был мерзко-остывший, поставил ее при этом на пульт управления, заработав этим еще пару волн негатива в спину, и ушел переодеваться.

Все военные базы были похожи. Аомине уже и людей на них не различал. Он мог запомнить Ниджимуру года на два, и то потому, что тот вытащил Аомине из-под носа разведчиков, но вряд ли вспомнил бы лица снующего туда-сюда народа, даже если бы те просили у него автограф.

Пилоты заочно принадлежали всем, потому что это было войной не стран, а внешней угрозой. Их даже готовили ученые пяти стран, и никто в кои-то веки не тянул на себя одеяло. И, в то же время, все дройды принадлежали пилотам. Для землян они были не более чем ценным металлоломом, который не двинется с места, если не впихнуть туда пилота.

Иногда Аомине хотелось потеряться так же, как Куроко. Да только он бы не стал тащиться в ближайший обитаемый пункт. Он отправился бы к Кисе… И был пойман по дороге, запихнут в изолятор, и очередной, похожий на Ниджимуру, военный появился бы на пороге его камеры со словами: «Подымайся, дело есть». К тому же, плеер попал бы к ним в руки, перестал быть единственной его личной вещью.

- У этого дройда есть возможность выхода в атмосферу? – спросил Аомине, постучав по борту. Подскочил техник, вытянулся по струнке, явно гордясь этой машиной, словно сам в нее каждый день после завтрака масло заливал и полиролью мазал.

- Есть. Вам нужно пройти инструктаж, ведь за атмосферой гравитации…

- Я в курсе, это мой третий вылет в космос, - отшил его Аомине, как навязчивого поклонника. – Круто, да? Если бы не гены, кто бы меня пустил в космонавты?

А еще в космосе не слышно взрывов, зато, если в кабине орать, как ты ненавидишь всех этих безликих людей, которых обязан защищать, или как ты любишь этого идиота Кисе, услышат. И если тебя там сомнут в кучу мусора, за которой уж точно никто не прилетит. Если только Кисе.

Техник обиженно отвернулся. Аомине бесило, что тот доверял ему машину так, будто отдавал замуж дочь. Сам он ненавидел эту технику, которая большей частью была от тех же пришельцев и сейчас стояла на вооружении каждой, даже самой маленькой страны. Он бы очень хотел, чтобы после войны с пришельцами ему дали отдохнуть.

- Когда вылет? – спросил он уже у Ниджимуры.

- Чуть более, чем через сутки. В два часа дня завтра.

Аомине пожал плечами, повернулся к их шаттлу:

- Тогда я пойду еще вздремну.

И хотя Ниджимура не ответил ничего, у Аомине было ощущение, будто тот плюнул ему в спину.

***

«Аоминеччи, я так рад, что ты обо мне беспокоишься! Но нет, это летело не ко мне – Америка далековато от Китая, не находишь? Да и от Кагами тоже не близко. Я слышал, он в Австралии. И хватит желать ему зла, я знаю, что ты это не серьезно. У нас тут так скучно, будто вдруг наступил мир… В смысле, нет, конечно, когда наступит мир, скучно не будет, но сейчас у нас ни вызовов, ни атак. Я бы мог писать тебе длинные-предлинные сообщения, но я же знаю, у тебя не будет на них времени. Знаешь, я иногда мысленно разговариваю с тобой, и мне все больше кажется, что тот ты, который в моей голове, куда добрее тебя настоящего. И это так скучно! В любом случае, когда мы встретимся, мне придется привыкать к тебе заново. И я уверен, я заново в тебя влюблюсь. Скажу: «Привет. Меня зовут Кисе Рета. Вот уже несколько лет у меня был любимый по переписке, но ради тебя я готов его бросить. Потому что ты – настоящий, живой Аоминеччи».

Аомине не нашел, где в его комнате включается свет, спрашивать было лень, поэтому с темнотой пришлось смириться. Все равно он здесь только спал, или лежал, слушая сообщения и записывая ответ.

«Привет. Завтра вылет. Чувствую себя… Нормально. Только ностальгия замучила, не к добру это.
Никогда не приезжай в Америку. Жарень жуткая, еда отвратительная, начальство кретины. Пусть им тут лучше Кагами тучи разгоняет, ему с кретинами привычно уже дело иметь. Зато кофе тут ничего так. Но я не помню, ты вообще любишь кофе?».
Долго думал, отправлять или нет.

А ностальгия грызла сильнее, чем перед прошлым заданием. Такие же тесные боксы были у них на полигонах. Кисе пробирался к нему ночью, на ощупь. Смеясь, влезал на его узкую койку. И вот что странно: там было тесно одному, но никогда - вдвоем. Они не задавались вопросом, что с ними происходит, потому что на это не было времени: нужно было пресытиться друг другом, чтобы больше никогда не хотеть. Но чем чаще они ночевали вместе, тем отчётливее понимали, насколько их затянуло. Возможно, дело было в тех же генах, благодаря которым они могли управлять дройдами, но такого чувства не было больше ни с кем, и его не убивало ни время, ни расстояние.

Кисе был Солнцем, Луной и всеми звездами. Его нельзя было коснуться, но он был.

За пять часов до вылета пришел ответ:

«Сам ты дурак, Аоминеччи. Я видел отчет. В следующий раз я буду отправлять китайский чай военным, которые тебя спасли, потому что от тебя они благодарности никогда не дождутся. Удачи сегодня, и береги себя там. Но если вдруг застрянешь на орбите – я все равно ничего не делаю. Я обязательно прилечу туда за тобой… Погоди-ка! Ты после этого даже не думай застревать там специально! Давай, береги себя, а как вернешься, я, может, еще в городе буду и сможем созвониться!»

Этой ночью Аомине вдруг понял, что записал бы для Кисе, зная, что у него осталось всего несколько часов жизни. Не пафосные признания в любви, не воспоминания о них, не мечты о будущем, которого лишился. Он сказал бы только: «Будь счастлив», - и отправил. Кисе и так будет плакать, зачем расстраивать его сильнее печальным монологом?

***

В этот раз Ниджимура сам приготовил кофе на двоих, и вообще выглядел спокойнее, то ли потому, что сегодня его задание заканчивалось, как и сотрудничество с Аомине, то ли Кисе и в самом деле звонил благодарить, а с него станется.

- Тебе не впервой, - вместо инструктажа, начал Ниджимура, протягивая чертежи. – В этой точке сбиваешь их посланника. Вирус сгорает, обломки падают в океан. Все просто.

Лицо его при этом выразило не сказанное: «Даже для тебя». Аомине пожал плечами – ему и в самом деле было не впервой, и даже проще предыдущего задания. Поэтому и Кисе волновался не всерьез, будто на работу его отправлял. «Переходи дорогу на правильный свет, не разговаривай с незнакомцами, и если что, я за тобой заезжать не буду».

И все это настолько просто, что Аомине помнил, как суетились вокруг техники, как командовали старт, как дернуло его из атмосферы, но наблюдал за этим без интереса. И плывущий к нему танкер встречал без особого интереса. «Мог, приземлившись, выкосить население Америки? Но не приземлится же», - это Аомине додумал, уже нажимая на курок.

Глядя, как горят в атмосфере обломки, Аомине не думал о том, был на этих кораблях кто-то живой или нет. Даже если там такие же разумные существа – плевать. Где-то там, внизу, на все такой же голубой планете, есть Китай, и там, маленькой крупицей – Кисе, который стоит того, чтобы защищать всю эту планету.
Пора было возвращаться. Может, и в самом деле удастся созвониться.

«Знаешь, Аоминеччи. Я тут на днях подумал: «Пожалуй, надолго вся эта заварушка. И когда мы, наконец, сможем жить вместе, нам будет лет по сорок-пятьдесят»… А потом понял кое-что. Я буду самым счастливым человеком на свете, если хотя бы к пятидесяти смогу, наконец, жить с тобой. Это будет невероятное везение, ведь так?»

@темы: фанфик, Октябрьский фестиваль: Аомине Дайки

---

Работа #6

[kuroko-no-fest]

Название: Дружба важнее
Автор:  kuroko-no-author
Пейринг/персонажи: Аомине/Акаши, Мидорима/Акаши
Выпавший персонаж в лотерее: Мидорима Шинтаро
Тип: яой
Рейтинг: PG
Жанр: повседневность, беседы
Размер: мини, 600 слов
Саммари: Мидорима ревнует Акаши к Аомине.
Дисклеймер: прав не имею

Работа была написана для Октябрьского фестиваля

- Прекрати это! – голос Мидоримы, преисполненный праведного негодования, ввинчивался в мозг спящего Аомине.
- Я не позволю, - продолжал Мидорима. – Это абсолютно нелогично, неправильно и, в конце концов – невозможно.
Аомине открыл один глаз. Огромный плюшевый медведь глазел на него и дергал лапой. Аомине закрыл глаз – всего лишь сон.
- Не притворяйся, что спишь!
- Я не сплю – чего тебе? – отозвался Аомине. Мидориму лучше не игнорировать – хуже будет.
- Он не для тебя, – грозно насупив брови, сказал Мидорима.
- Что гороскоп не сошелся? – буркнул Аомине.
Мидорима сжал губы, глубоко вздохнул, чтобы успокоится, и произнес:
- Прекрати шутить. Дело серьезное. Я тут набросал небольшой список, чтобы доказать, что Акаши тебе не подходит.
- Чего? Кто? – если бы еще понимать, о чем он талдычит. Аомине зевнул, почесал затылок, потом поправил куртку, что служила ему подушкой, и закрыл глаза.
- Ты меня слушать собираешь?! – взорвался Мидорима.
- Слушаю я, не заводись.
Зашуршала бумага, Аомине стало любопытно – он открыл глаза. Мидорима сидел на корточках, раскладывая листы вокруг себя. Десятки листов, исписанных мелким почерком. Он взял один, проглядел его, важно кивнул и начал:
- Акаши родился, когда Луна..
- Стоп, – прервал Аомине. – Ты же не собираешь мне тут расписывать всю эту астрономическую муть?!
- Астрологическую.
- Главное слово – муть.
- То, что вы с Акаши делаете – это неправильно, - смутился Мидорима.
Аомине прищурил глаз.
- Слушай, доставай этим Акаши.
- Акаши не будет слушать меня, - вспыхнул Мидорима. – Он не верит в гороскопы.
- А я значит верю?
- Ничего хорошего не выйдет из твоих с ним отношений. Только боль и разочарование. Ты слишком тупой для Акаши, а он слишком необыкновенный для тебя.
- Ты меня назвал тупым? – нахмурился Аомине.
- Я добавил – для Акаши.
- А похер. Спать хочу, - буркнул Аомине и повалился на подушку из куртки.
- Ты должен сегодня разорвать все отношения с ним.
- Ты с кем говоришь?
- С тобой, - побелел от ярости Мидорима.
- О чем?
- Ты издеваешься?!
Кривая ухмылка вырисовалась на смуглом лице. Мидорима сжал в руке лапу медведя, чтобы успокоится. Хотелось орать и топать ногами.
- Акаши тебя не любит, - выдал главный козырь Мидорима.
- Зато целует, - хмыкнул Аомине, вспомнив слова одной песни.
Губы Мидоримы сложились в выразительное «о», а на щеках вспыхнул румянец. Он с минуту оторопело смотрел на Аомине, а потом принялся в спешке собирать листки и небрежно запихивать их в сумку.
- Ты че, обиделся? – спросил Аомине.
- Девам никогда не быть счастливыми со стрельцам. И это плохо отразится на командной игре. Акаши, он сам говорил, - бормотал Мидорима, собирая листки, и избегая смотреть на Аомине.
- Отстой, - вздохнул Аомине. – Ты испортил мне обеденный сон.
- Вот и хорошо, хоть поучишь что-нибудь. Сегодня тест по английскому.
- Вот блин. Урок что ли прогулять? – Аомине почесал затылок.
- Не смей! У тебя и так оценки самые низкие в классе, - вспыхнул Мидорима.
- А вот вы где? – Акаши неторопливой походкой направлялся к ребятам. – А я вас ищу.
Мидорима подскочил, схватив сумку и медведя.
- У меня дела! – сказал он и быстро прошмыгнул мимо Акаши. Тот проводил его удивленным взглядом.
- Хм. Это необычно для Мидоримы.
- Он влюбился, - протянул Аомине.
- Думаешь, наши партии в сеги под угрозой?
Аомине фыркнул.
- Это меня меньше всего волнует.
Он схватил Акаши за руку.
- Пошли, у меня свободный урок. Я все равно ни хрена не выучил.
Акаши покорно пошел следом.
- У меня геометрия, - сказал он.
- А у меня командная работа не настроена, - буркнул Аомине.
- Да, ты прав – это важнее, - усмехнулся Акаши.
Оба понимали, что это в последний раз. Скорее всего. В средней школе. Дружба важнее.

@темы: фанфик, Октябрьский фестиваль: Аомине Дайки

---

Работа #5

[kuroko-no-fest]

Название: Человек собаке друг
Автор:  kuroko-no-author
Бета: нет
Пейринг/персонажи: Аомине, Тецуя № 2, Момои, Кагами, Акаши
Выпавший персонаж в лотерее: Тецуя № 2
Тип: джен
Рейтинг: G
Жанр: повседневность
Размер: мини, 2560 слов
Саммари: Тецуя № 2 – очень умная собака. У Аомине нет выбора, как последовать за ним.
Дисклеймер: Тадатоси Фудзимаки

Работа была написана для Октябрьского фестиваля

Я вышел из раздевалки, оставляя позади радостные крики команды. Мы победили (видишь, теперь я говорю «мы», Тецу!). Я чертовски устал. После игр с Сейрин всегда так. Колодезь без воды. Правда, победа не была полной – Тецу не играл.
Улица встретила меня декабрьской свежестью и сидящим возле дверей псом. Голубоглазый хаски Тецу. Увидев меня, он оживился. Вскочил, подпрыгнул ко мне, схватил зубами за рукав куртки и дернул. После отбежал на несколько метров вперед и оглянулся. Он определенно звал меня за собой. Во мне взыграло любопытство, и я поплелся следом (еще мелькнула мысль, что это Тецу послал его). Пес перебежал улицу и скрылся в парке. Я не отставал. Он миновал тропинку, протоптанную тысячами влюбленных, и, возомнив себя Балто, протиснулся меж кустами. Я перепрыгнул заросли, матеря глупого пса. Если он тащит меня, чтобы показать мертвую птицу или украденную кость, то сделаю из него бифштекс, подумал я тогда. И даже слезинки не пророню.
Пробежав еще пару метров, пес остановился. Его нос, точно стрелка компаса, указывал на девушку, застывшую у воды. Я залюбовался прядями ее волос, рассыпанными по поверхности куртки. Надо заметить – очень знакомой белой куртки. Сацуки! Вот где она была. А я все думал, куда она пропала после третей четверти.
- Ты чего тут прячешься?
Сацуки оглянулась и быстро отвернулась, пряча взгляд. Все мое напускное раздражение тотчас слетело, стоило мне заметить слезы в ее глазах. Я в два шага оказался рядом и развернул ее лицом к себе.
- Что случилось? – спросил я.
Она, не поднимая глаза, промычала что-то наподобие «Все отлично». Ненавижу, когда она так нагло врет мне. Я крепче сжал ее плечи.
- Сацуки, что случилось?
Она всхлипнула и прошептала:
- Я не нравлюсь ему.
- Кому? Тецу?
- Нет! – замотала она головой.
- Объясни мне, - попросил я.
Она наконец-то подняла на меня глаза, все еще блестящие от слез.
- Он научил меня делать эклеры, а потом я ждала его на станции, а он не пришел. А сегодня…
Она расплакалась. Я ничего не понимал. Но смотреть на грустную Сацуки было невыносимо.
- Кто эта сволочь?! Я сейчас пойду и набью ему морду.
Сацуки хихикнула и шмыгнула носом.
- Ты такой болван, Дай-чан.
Я хотел было возмутиться, как она привстала на цыпочки и чмокнула меня в щеку.
- Мы выиграли? – спросила.
- Да.
- У меня появилось несколько идей, как нам обыграть команду Акаши-куна.
- Сацуки, - зарычал я. - Да мне плевать на Акаши и финал. Скажи мне, почему ты плакала?
Она прижалась ко мне, вздернув голову, чтобы смотреть в глаза.
- Я девчонка – мы постоянно плачем.
Она улыбнулась, игриво хлопая ресницами. Но внезапно выражение ее лица изменилось, стало каменно-серьезным.
- Дай-чан, ты не будешь злиться, если у меня появится парень?
- Зачем он тебе? – оторопел я.
Сацуки фыркнула, словно я сказал самую большую глупость на свете, отстранилась от меня и сказала:
- Я позвоню вечером, - и убежала.
- Сацуки! - закричал я ей вслед, но она уже была далеко, а мне было лень за ней гнаться.
Я посмотрю на этого парня. Если даже его уши мне покажутся оскорбительными, то я не буду себя сдерживать. Накостыляю ему как следует. Парня решила завести! Что за детский сад?! А я ей для чего? И вообще – кто будет делать мне домашку, таскать мои вещи, напоминать о матчах и днях рождения родителей? А кто будет защищать Сацуки от хулиганов – уж не этот ли стручок ссохшийся? Не бывать этому!
Праведный гнев все еще бурлил во мне, когда пес ткнулся носом в ладонь и тявкнул.
- Ты еще здесь? - удивился я, так как полностью забыл о нем.
- Гав-гав, - он обежал вокруг меня, цапнул за штанину и потянул за собой.
- Отпусти штаны. Я и так пойду.
Словно поняв смысл сказанных слов, он выпустил ткань из зубов, и приветливо замахал хвостом. Мне показалось, что он улыбается. Но разве собаки умеют?

Мотивы пса мне оставались неясны. Он не вел себя как положено собакам – не прыгал, не бегал вокруг, не нюхал листву. Ведомый одному ему известным маршрутом, он бежал между деревьев, время от времени оглядываясь, проверяя – не заблудился ли я. Следуя за псом, я оказался возле кафе, где подавали вкусные бургеры.
- Так ты жрать хочешь? – догадался я. – Хорошая идея. Из-за Сацуки я теперь в депрессии.
Я толкнул двери и вошел внутрь, пес проскочил мимо. Прижавшись к стене, он, как разведчик, пополз к угловому столику. Я не поверил своим глазам – там сидел и набивал щеки никто иной, как Кагами. Пес заполз под его столик и скрутился калачиком. Он посмотрел на Кагами, потом на меня и вздохнул. Он так и сделал – на зрение я не жалуюсь. Я купил парочку бургеров, апельсиновый сок и с явной неохотой подсел к Кагами. Он отстраненно смотрел в окно и меня не заметил.
- Привет, идиот! – решил я привлечь внимание.
Он дернулся, едва не подавившись, и уставился на меня круглыми от удивления глазами.
- Ты чего тут забыл? – спросил он.
- На тебя пришел посмотреть! – до чего этот Кагами тупой.
- Эй, я тебя не звал, - ткнул он в меня пальцем.
Я вздохнул. Чего я вообще с ним тут сижу?
- Чего Тецу не играл?
- Он заболел.
- Чем?
- Заболел и все, - разнервничался он.
- Не смеши меня – Тецу бы приполз на матч!
- Вот и спроси у него сам, - буркнул Кагами. Выглядел он не очень – подавленный, с красными глазами от бессонной ночи. Совсем не похож на себя. Да и играл он сегодня вяло, как заморыш со второго состава.
- У тебя что-то случилось? – спросил я.
Кагами посмотрел на меня, словно проверяя – может ли он мне доверять.
- Да мы с Тацуей рас.. поссорились, - выдавил он в итоге.
- И чего? Помиритесь! – тоже мне проблема. Вот у меня проблема – Сацуки парня нашла! Но я же не сижу с видом страдальца. Тебе бы мои беды, Кагами, подумал я, но вслух ничего не сказал. Жевал булку.
- Не помиримся. Тацуя очень гордый. Он не простит меня, - продолжил Кагами.
Пес тем временем поднялся, незаметно подкрался к сумке Кагами, что сиротливо стояла возле его ног, и всунул туда свою морду. Спустя пару секунд он держал в зубах телефон этого идиота.
- И я сказал ему, что он хорошо играет, - все говорил Кагами, глядя в окно. Думаю, он забыл о моем присутствии.
Пес положил мне на колени телефон. Хорошая идея, подумал я и подмигнул песику. Взяв телефон, я нашел имя «Тацуя» в списке контактов и принялся набирать ему сообщение.
- И он вынудил меня сказать правду… Ему никогда не стать таким, как Поколение Чудес, - части монолога Кагами время от времени врывались в мой мозг. Я даже ухитрился поддакнуть.
- Он никогда и не станет одним из нас!
- А потом он.. Ты чего делаешь?! – взревел Кагами. Заметил-таки, как я быстро строчу в его телефоне.
- Отправляю твоему другу сообщение.
Кагами кинулся вперед, чтобы перехватить у меня телефон, как пес зарычал. Умная собака. Кагами окаменел. Собак боится? Интересно. Я нажал «отправить». Положил телефон на стол и улыбнулся.
- Пошли, собака, - сказал я, поднявшись.
- Ты куда? Что ты сделал? – спросил Кагами. Его телефон завибрировал, и я с удовлетворением отметил, что имя звонившего «Тацуя».
- Тайга, - услышал я из динамика, - ты написал, что любишь меня?
Кагами замер, беззвучно шевеля губами, и посмотрел на меня. Я подмигнул ему и развернулся, чтобы уйти. Что-то я сегодня слишком добрый.
- Помирятся – куда денутся, - сказал я псу. Тот гавкнул в ответ.

Я вытянул телефон, чтобы позвонить Тецу и спросить, куда мне доставить его хвостатого друга, как пес встал на задние лапы, выхватил у меня из рук телефон и стремглав бросился вниз по улице.
- Ты подписал себе смертный приговор! – закричал я вслед. Только прохожих рассмешил. Пришлось гнаться за собакой. Телефон был совсем новый – мне его недавно родители подарили. Нагнал я его возле магазина подарков. Телефон лежал рядом, на земле. Пес заглядывал в витрину.
- Ты хочешь подарок? – удивился я. Телефон оказался цел, и ко мне вернулось хорошее настроение.
Я открыл дверь, колокольчики приветливо отозвались мелодичным звоном. Пес засеменил к витрине с десертами, привстал на задние лапы, а передними уперся в стекло, разглядывая торт.
- Собаки не едят сладкое, - покачал я головой. Он повернул ко мне свою морду и посмотрел жалобным взглядом.
- Нет, - меня таким не проймешь.
Голубые глаза, не отрываясь, смотрели на меня, излучая столько тоски и печали, что в итоге я сдался.
- Ладно, дайте нам этот торт, - сказал я продавцу. Тот вежливо поклонился и принялся за работу. Я тем временем заметил на прилавке журнал, раскрытый на странице со смутно знакомой рожей. Я подтянул его поближе. Так и есть – это статья об отце Акаши. Ничего интересного. Только я собрался перевернуть страницу, как мой взгляд выхватил имя Акаши Сейджуро. Я ошеломленно посмотрел на пса, тот стоял возле разноцветных воздушных шариков и вилял хвостом. Он не мог знать, подумал я. Он же собака – тупое животное. Оказывается, у Акаши день рождение. Сацуки ничего не говорила. Неужели все забыли?
- Ты намекнул мне, что я забыл, что сегодня у моего капитана день рождения?
- Гав-гав, - пролаял пес, не отрываясь от созерцания шариков.
- Дурдом какой-то!
Продавец подал мне торт. Я поблагодарил и отсчитал деньги. Рядом, как новогодняя елка, сверкала стойка с открытками. Быстро просмотрев их, я выбрал наиболее нейтральную, попросил ручку и нашкрябал первое, что пришло в голову.
- А за цветы платить будете? – спросил меня продавец, когда я подошел к двери.
- Какие цветы?
Он указал рукой на улицу. За окном стоял мой пес и держал в зубах букет цветов. Пришлось заплатить. Выбрал этот блохастый самый дорогой букет!
Первые тени легли на город, но дорога к отелю была не длинной, и я решил пройтись. Пес шел рядом, важно переступая лапами, словно кинозвезда. Смотрел он только вперед, букет изо рта не выпускал. Он выглядел таким забавным, что я не мог сдержать улыбки.
Мы подошли к отелю. Пес минул вход и свернул на дорожку, что опоясывала здание. За ним обнаружился небольшой парк, в котором мы нашли Акаши. Он стоял перед кольцом и бросал мяч. Заметив меня, остановился. Пес подбежал к нему и положил к его ногам букет, а после уселся напротив и склонил голову набок.
- Цветы? – спросил Акаши.
- Ага, - кивнул я. - Он хочет поздравить тебя с днем рождения.
Акаши осторожно опустил на землю мяч и взял цветы, не торкаясь места, что побывало во рту собаки. Я протянул ему торт.
- Вот.
Акаши взял торт, промолвив скупое:
- Спасибо.
Видок у него был, скажу я вам, еще тот. Нет, он все еще выглядел как суровый капитан моей безвозвратно ушедшей юности. Но в его глазах появилось несвойственное ему выражение детского восхищения. Так смотрит на тебя ребенок, когда ты даришь ему конфетку или машинку. Тогда в его маленькой голове рождается мысль: «А этот дядя такой классный!». Акаши, наверное, мало дарили конфет в детстве. Я улыбнулся своим мыслям, и Акаши, словно понял, что дал слабину, закрыл глаза. А когда открыл – то в них светилось то теплое добродушие и покровительство, что всегда предназначалось кому-то из нас. «Я тут главный» говорили его глаза, но и «Я твой друг».
- А чего не празднуешь? – спросил я.
- Все забыли, - с подкупающей простотой ответил Акаши.
- Ясно, - а что еще сказать на правду.
Пес покатил мяч по площадке, пиная его то одной, то другой лапой. Мы с Акаши молча наблюдали, пока пес не выкатил мяч на дорожку. Он намекал нам, что пора возвращаться в отель.
Дорогою я спросил у Акаши:
- Ты знал, что Сацуки завела парня?
- Да.
- Кто он?
- Он хороший человек.
- Акаши, - разозлился я. – Не темни!
Акаши мягко улыбнулся.
- Если Момои не хочет говорить, на то есть причины. Но не беспокойся – ты скоро узнаешь.
Я вздохнул. Внезапно меня озарило.
- Только не говори, что это ты?!
Не то, чтобы я был против Акаши. Но, блин, я уже решил для себя, что парню Сацуки спуску не дам и устрою ему адскую жизнь. И вот скажите мне – как это сделать с Акаши?
- Это не я, - развеял мои страхи Акаши.
Мы остановились возле входа. Пес подкатил мяч к ногам Акаши, благодарно виляя хвостом.
- Спасибо, Аомине. Было очень приятно, - сказал Акаши. – Прости, не могу пригласить тебя к себе.
Я махнул рукой. Делать мне больше нечего!
- Увидимся на игре, - я развернулся, чтобы уйти, как вспомнил об открытке в кармане. Вытащил ее – она немного помялась – и протянул Акаши.
- Держи, совсем забыл.
Акаши перекинул цветы и торт в одну руку и раскрыл открытку. Секунд тридцать он читал всего два слова. Я уж испугался, что написал неразборчиво. Но когда Акаши оторвал взгляд от незамысловатого текста – его глаза счастливо светились.
- Навсегда, - подмигнул я.
Акаши кивнул, а потом добавил:
- Не звони Куроко. Иди прямиком к нему.
- Чего это? – нахмурился я.
- Аомине, я когда-нибудь давал тебе глупые советы?
Я промолчал. Зачем говорить очевидное? Сделав шаг вперед, я снял с волос Акаши красный кусочек бумаги в форме сердечка. Он слился с волосами, и я его не заметил. А при свете фонарей отеля разглядел. Я не стал спрашивать, откуда он – просто спрятал в карман.
- Я выиграю в финале.
С этими словами я развернулся и ушел.
Знаете, что первое приходит мне на ум, когда я вспоминаю об Акаши? Капитан. Выходит это само собой, без колебаний и сомнений. Странное чувство, которое никогда не ржавеет. И правильное.
Так я и написал на открытке: «Капитан навсегда».

Чтобы добраться к Тецу, мне пришлось сесть на автобус. Пассажиров было мало, и мы с псом свободно прошли внутрь салона. Я не звонил, следуя указанию Акаши. Не верю, что Тецу заболел. Ни одна болезнь не заставила бы его пропустить матч. Никто не любит баскетбол так, как он. Перед его домом я на минутку струхнул. Нехорошее что-то шевельнулось в сердце. Ему плохо – не знаю как, но ощутил это. Я нажал на звонок. Дверь мне открыла его мать и впустила в дом.
- Хорошо, что ты пришел, - сказала она.
- Я пойду к нему.
- Да, иди. Он после похорон не хочет выходить из комнаты.
И тут я заметил на столике у стены большую фотографию бабушки Тецу, обрамленную черными лентами. Сразу всплыли воспоминания, как Тецу восторженно отзывался о ней, как много историй рассказывал. Он сильно любил свою бабушку. Вот почему он не пришел на игру.
Я поклонился его матери и поднялся наверх. Пес следовал за мной. Приоткрыв дверь комнаты Тецу, я заглянул внутрь. Он лежал на постели, подтянув колени к груди. Я вошел, скинул куртку и опустился на кровать. Легонько коснулся его руки, прошептав: «Тецу». Он никак не отреагировал. Остекленевшими глазами смотрел в пространство перед собой. Я физически ощутил боль и отчаяние, исходившие от него. Пес вскочил на кровать. Обошел Тецу и принялся укладываться, расталкивая его, чтобы подвинулся. Тецу переместился ко мне, освобождая место для пса. Я быстро схватил друга руками и притянул к себе. Я не умею говорить слов утешения, поэтому сжал его как можно крепче, чтобы он знал, что не один. Я прикоснулся губами к его виску и взглянул на пса. Он положил голову на грудь Тецу и его голубые глаза наблюдали за мною. И тут до меня дошло, что его глаза точь-в-точь, как у Тецу.
Мы молча лежали несколько минут, пока тело Тецу не расслабилось в моих руках. Спустя минуту его дыхание стало ровным и глубоким. Он уснул. Пес также закрыл глаза.

Завтра мы с Тецу будет играть в баскетбол и есть клубничные пироги. Впереди у меня финал и я его обязательно выиграю. И Сацуки скажу, что не против ее парня. Но проверку он у меня пройдет. Так просто я Сацуки не отдам.
Я улыбнулся и закрыл глаза. Едва моя голова коснулась подушки, как я уже спал.

@темы: фанфик, Октябрьский фестиваль: Аомине Дайки

---

Работа #4

[kuroko-no-fest]

Название: Проще простого
Автор:  kuroko-no-author
Пейринг/персонажи: Аомине Дайки/Кагами Тайга, упоминается Хьюга Джунпей/Айда Рико
Выпавший персонаж в лотерее: Хьюга Джунпей
Тип: слэш
Рейтинг: PG-13
Жанр: романс, быт, юмор
Размер: мини, 4450 слов
Саммари: Кагами совершенно точно запал на, мать его, Аомине Дайки. Счастье, которого врагу не пожелаешь.
Дисклеймер: Персонажи принадлежат Фуджимаки Тадатоши.

Работа была написана для Октябрьского фестиваля

Хьюга замечает первым, и, наверное, нужно радоваться. Рико бы точно списала мрачность Кагами на поражение в последней товарищеской игре и назначила усиленные тренировки в качестве антидепрессанта. Хьюга просто спрашивает:

— Леброн Джеймс умер?

— Что? — Кагами смотрит на него ошарашенно.

— Ты третий день мрачнее тучи, разве что не плачешь, — поясняет тот.

Кагами хочется оказаться подальше от спортзала, от школы, отовсюду, где кто-то может догадаться, что гложет его на самом деле. Это «что» все еще обыгрывает Кагами в спаррингах, нагло обедает на его деньги и называет его лузером чаще, чем по имени. И занимает собой все те мысли Кагами, что не касаются баскетбола и учебы.

Вот уже две недели. Две чертовы недели Кагами не обманывает себя, что это все гормоны и что контактный спорт тоже может возбуждать, особенно в его возрасте. И что он перестанет дрочить в душе после каждой игры один на один, если найдет подружку, потому что, сжимая член в кулаке, представляет вовсе не большую грудь или крутые бедра.

Он совершенно точно запал на, мать его, Аомине Дайки. Счастье, которого врагу не пожелаешь, и пожалуй, это вполне себе повод для паршивого настроения.

— Значит, девчонка? — не отстает Хьюга. Проницательность, достойная капитана, и все же он совсем чуть-чуть, но промахивается мимо цели. К огромному облегчению Кагами.

— Ага, — отвечает Кагами, когда понимает: Хьюга сам подсказал отмазку.

— Плохо, — качает головой Хьюга. — Это сказывается на твоей игре. Ты должен взять себя в руки, пока Рико ни о чем не догадалась.

— Угу.

Кагами с радостью взял бы себя в руки. С еще большей радостью он взял бы в руки Аомине и сделал с ним кучу вещей, о которых не принято говорить вслух и уж точно не стоит обсуждать с собственным капитаном… Проблема в том, что для этого придется поговорить с Аомине начистоту. И что ему сказать, когда Кагами и сам не знает, чего хочет: вместе любоваться закатами или просто переместить их спарринги с баскетбольной площадки в постель? К тому же, он понятия не имеет, как Аомине отнесется к любому из его предложений.

Не дождавшись внятного ответа, Хьюга хлопает его по плечу.

— Ладно, будем считать, что сегодня твой счастливый день. Я помогу тебе ее добиться.

— Разве у тебя много опыта в любовных делах? — с сомнением тянет Кагами.

— Уж побольше твоего, салага, — Хьюга важно поправляет очки. — Главное — никогда не сдавайся и делай, что я говорю.

***
Первый же совет Хьюги — устроить прогулку в парке, посмотреть на звезды вместе, взять за руку, может, даже поцеловать, если повезет — кажется содранным из дамского романа. Но просто погулять с Аомине — и правда не самая плохая идея: давно пора сходить куда-нибудь помимо баскетбольной площадки или закусочной.

— Сегодня не будем играть? — разочарованно говорит Аомине, когда Кагами приходит на место встречи без мяча.

— Колено разболелось, — отвечает Кагами, глядя себе под ноги. — Может, прогуляемся?

— Ну не расходиться же, раз собрались, — пожимает плечами тот и послушно идет за ним.

Когда Кагами бегает в парке по утрам, там обычно безлюдно, а сейчас ощущение, будто пол-Токио вдруг решило сродниться с природой. И больше всего вокруг влюбленных парочек. Попробуй тут найти место, чтобы побыть наедине! К счастью, Кагами и не рассчитывал на романтическое свидание.

— Есть хочу. Пойдем лучше в «Маджи-бургер», — говорит Аомине.

— Я сделал несколько бутербродов, — Кагами хлопает по рюкзаку, довольный своей предусмотрительностью. Аомине смотрит на его колено, и Кагами, прихрамывая для видимости, идет к пустой скамейке. — Давай здесь поедим?

— У врача был? — спрашивает Аомине.

— Ага, — не раздумывая, врет Кагами. — Он прописал какую-то мазь и отдыхать побольше.

Аомине сосредоточенно кивает — разумеется, в его интересах, чтобы Кагами был в форме, когда начнется финальный этап Межшкольных — и замолкает, набросившись на еду.

Трепаться о болячках глупо, но о чем еще говорить, Кагами не знает, и разговор не клеится. Аомине ест, вертит головой по сторонам, провожая взглядом девчонок в обтягивающих спортивных костюмах, и тяжело вздыхает, когда те пробегают мимо и скрываются за поворотом.

— У рыжей майка с эмблемой Лейкерс, — мечтательно сообщает он.

Кагами совсем не хочется развивать тему, но приходится ответить:

— Может, просто рисунок понравился.

— И третий размер, — не унимается Аомине.

— Ты отсюда разглядел?

— Поэтому и разглядел, — тот ухмыляется довольно, лезет в пакет за очередным бутербродом.

И сталкивается рукой с Кагами. За три секунды, что длится прикосновение, вдоль позвоночника Кагами скатывается волна дрожи, теплом растекается в паху. Наверное, Хьюга не это подразумевал, говоря, что в парке можно держаться за руки… И какого черта Кагами думает о его дурацком совете?

Аомине наконец затыкается, увлекшись возней с оберточной фольгой. Кагами старается не смотреть на него лишний раз, хотя тянет ужасно. Но это чревато тем, что придется надолго отлучаться в кусты «по нужде», подкинув Аомине повод для глупых шуток.

— Эй, ты тоже хочешь бутерброд? — говорит вдруг тот.

— Я уже взял, — отвечает Кагами с набитым ртом.

— Да я не тебе.

Он поворачивает голову и едва не давится. В паре шагов стоит пес. Огромный, раза в два, а может, даже в три больше, чем Ниго. Пес активно машет хвостом, и это значит, что он не собирается сожрать их живьем прямо здесь и сейчас, ведь так?

— Ты, конечно, очень милый, но я голодный, — хмыкает Аомине. — И что же нам делать?

Кагами роняет свой бутерброд на землю, пес тут же вгрызается в него.

— Повезло тебе, приятель, цени доброту Кагами… Кагами? Ты чего?

— Сажусь поудобнее, не видишь, что ли? — с вызовом отвечает он, подтягивая колени к груди.

Однако все равно не чувствует себя в безопасности, псу ведь ничего не стоит до него добраться. И конечно же, тот оправдывает худшие опасения: покончив с бутербродом, становится передними лапами на скамейку и тянется скалящейся пастью прямо к лицу Кагами.

— Какой наглый, — смеется Аомине.

Не отводя глаз от злобной морды, Кагами шарит в пакете, но там пусто. Отшвырнув его в сторону, он выжидает, когда пес отвлечется, и бросается наутек. За спиной слышатся лай и крики. Кагами оборачивается — нужно убедиться, что Аомине в порядке — но тут же спотыкается и падает в траву.

— Эй, Кагами, ты живой? — у Аомине встревоженный голос.

— Просто забери его, пожалуйста, забери его, — бормочет Кагами. Нормальный вдох удается сделать, только когда Аомине оттаскивает пса, облизывающего щеку Кагами.

Домой Аомине практически волочет его на себе, потому что теперь колено у Кагами болит по-настоящему. Но даже поволноваться о возможной травме не выходит: Кагами трясет, только теперь — от злости. Аомине ржет, не унимаясь, из-за этого они плетутся еле-еле, а Кагами нужно как можно скорее приложить что-нибудь холодное к колену.

— Ты можешь идти быстрее? — срывается наконец он.

— Не терпится переодеть штаны?

Наверное, в прошлой жизни Кагами был жестоким тираном и устроил геноцид целой страны. Иначе объяснить, почему в этой он повелся на такого ублюдка, как Аомине, не удается.

— Стой тут, — Аомине прислоняет его к стене и сматывается куда-то.

Кагами закатывает глаза: если Аомине не вернется, добираться до дома придется час вместо обычных пятнадцати минут. Но тот приходит вскоре и протягивает Кагами мороженое.

— Шутишь? — хмурится Кагами. Чего-чего, а есть он теперь нескоро захочет.

— К колену приложи, придурок, — цедит Аомине.

Кагами послушно прижимает холодный брикет к уже начавшему наливаться синяку и старается не замечать, что Аомине смеется снова. В конце концов, не такая уж он и сволочь, какой порой кажется.

***
— Что, не срослось? — понимающе спрашивает Хьюга, подловив Кагами после тренировки.

Наверное, вывод он сделал из-за того, что Кагами играл из рук вон плохо. Правда, в этот раз виновато все еще ноющее колено, но сообщать Хьюге о своем позоре Кагами не собирается, поэтому переводит тему в нейтральное русло.

— Ей не понравилось в парке. Слишком… многолюдно.

— Вот как? — Хьюга задумчиво чешет подбородок. — Тогда пригласи ее в кино. Там, конечно, тоже народу полно, но когда в зале погаснет свет, будет ощущение, что вы только вдвоем.

Кагами активно кивает, надеясь, что Хьюга быстро отстанет, но тот не унимается.

— Не забудь угостить ее попкорном. А то еще решит, что ты жадный… И обязательно возьми билеты на места в последнем ряду.

— В последнем?

— Романтика, — широко улыбается Хьюга. — Девушки такое любят.

Кагами уверен, что Аомине никакую романтику не оценит, но Хьюга поднимает большой палец вверх, смотрит заговорщицки, и приходится снова кивнуть в знак согласия.

По дороге домой Кагами то и дело натыкается взглядом на билборды с постерами новых фильмов. Кажется, он не выбирался в кинотеатр лет сто, надо это исправить. И позвать Аомине с собой. В конце концов, это просто кино.

***
— В честь чего ты такой добренький сегодня? — Аомине прижимает к груди огромное ведерко попкорна, пока они протискиваются к своим местам. — Хочешь купить мое молчание? Чтобы никто не узнал, как большой мальчик испугался маленькую собачку?

— Она была не такая уж маленькая, — огрызается Кагами. — Да и ты, небось, уже всем растрепал.

— Вот как ты обо мне думаешь, — поджимает губы Аомине.

Кагами с удивлением осознает, что ни Куроко, ни кто-либо еще не упоминал о том, что случилось в парке. Неужели Аомине и правда никому не сказал?

— Извини, — бормочет он.

— Я решил приберечь эту информацию, чтобы тебя шантажировать, — Аомине широко ухмыляется и со смехом уворачивается от подзатыльника.

Большую часть попкорна они съедают еще до начала сеанса, потому что Аомине предлагает сыграть в «Кто быстрее» и тут же запихивает в рот горсть. Разумеется, Кагами не может допустить, чтобы все досталось ему одному. Даже если тот решит, что он жадный.

Вступительные титры прерывают их маленькое соревнование; Аомине вытягивается так, что упирается ногами в спинку впереди стоящего сидения. Кагами елозит в кресле, но как ни старается усесться удобнее, все равно то прижимается к Аомине плечом, то задевает рукой. Билеты на последний ряд и покупают именно для такой непринужденной близости, и Кагами представляет, как накрывает ладонь Аомине своей, наклоняется…

И тот реагирует вполне ожидаемо — бьет в морду. Кагами пялится на экран, понимая, что это только на словах у Хьюги все так просто, а на деле уже то, что Аомине согласился прийти — маленькая победа, которой нужно радоваться. Кагами радуется. Минуту.

— Теперь пить хочу, — жалуется Аомине. — Может, сгоняешь за колой?

— Фильм уже идет, — отвечает Кагами. — Потерпишь.

— Далеко сидим, — снова бурчит Аомине.

— Я не виноват, что Цучида выбрал эти места для своей девушки, — врет Кагами. — И отсюда нормально видно, ты же не слепой.

Аомине недовольно прицокивает языком. На самом деле видно и правда не слишком хорошо, хотя Кагами уверен, что уж грудь Мистик Аомине разглядит непременно. Он все ждет, пока тот включит свои обычные комментарии, но Аомине молчит, и вскоре Кагами забывает обо всем, увлекшись фильмом.

— Круто он стадион поднял! — говорит он, когда включается свет и все встают с мест.

И только тогда замечает, что Аомине дрыхнет, запрокинув голову и широко открыв рот.

— Эй, — Кагами пихает его в бок. — Какого хрена?

Аомине просыпается неохотно, лениво осматривается и зевает.

— А? Уже все?

— Ты говорил, что хочешь пойти на новых «Людей Икс»! — напоминает Кагами.

— Я их уже смотрел, — объясняет тот. — Но лучше второй раз сходить, чем тащиться с Сацуки за шмотками.

Кагами всерьез задумывается, не святая ли Момои, раз столько лет терпит выходки этого придурка. Куда причислить себя — к святым или к идиотам — Кагами пока не решил, хотя склоняется ко второму. Кажется, Аомине чувствует его разочарование, потому что закидывает руку ему на шею и довольно сообщает:

— Все равно было весело.

— Так весело, что ты заснул? — Кагами отталкивает его и идет к выходу.

— Я хорошо отдохнул. И все благодаря тебе.

Кагами только вздыхает: долго сердиться на Аомине невозможно.

***
— Ну как сходили? — Кто бы мог подумать, что Хьюга такой настырный?

— Никак, — бурчит Кагами и выкручивает кран с горячей водой на полную мощность, надеясь, что этого намека будет достаточно, чтобы Хьюга отвалил. Надежда не оправдывается.

— Надеюсь, ты выбрал романтическую комедию, а не кровавый боевик? — тот скрещивает руки на груди.

Кагами представляет себе, как удивился бы Аомине, если бы они пришли на какой-нибудь фильм для девчонок. Наверное, от шока даже не смог бы заснуть, бедняга. Смех рвется наружу, и Кагами отворачивается, чтобы не обидеть Хьюгу.

— Это ничего, — хлопает его по спине тот. — Неудачи закаляют. Главное — выводы из своих ошибок делай.

— Моих ошибок?! Это, между прочим, твои гениальные идеи были! — заметив заинтересованные взгляды сокомандников, Кагами сбавляет тон. — Давай в другой раз поговорим?

— Подари ей что-нибудь на память. Какую-то нужную вещь. Может, она коллекционирует мишек? Или увлекается чтением? Так ты покажешь, что ее интересы важны для тебя.

Вот Аомине обрадуется, если Кагами подарит ему баскетбольный мяч. Или кроссовки. Хотя кроссовки он и сам уже подарил Кагами, не повторяться же. Кагами вздыхает. Советы Хьюги, возможно, сработали бы на девушке, но Аомине — особый случай.

***
Вечером Аомине затаскивает Кагами в супермаркет. Мать попросила его купить стиральный порошок и что-то еще, и Аомине боится, что после игры просто-напросто забудет. Кагами ждет возле хозяйственного отдела, прикидывая, не потерялся ли Аомине среди рядов, когда тот присылает смс: «Оставил записку дома, пытаюсь дозвониться до матери». Кагами закатывает глаза и идет убивать время к стоящему неподалеку автомату с игрушками.

Забавный плюшевый мяч на ножках оказывается легкой добычей, Кагами вылавливает его с первой попытки и мнет в руках, раздумывая, сыграть ли еще.

— Все, закончил, — говорит Аомине, на ходу запихивая покупки в рюкзак. Останавливается, уставившись на мяч. — Это что?

— Лови, — Кагами машинально кидает игрушку ему. — Дарю.

— Ты в автомате выиграл? — хмурится Аомине.

— Ага.

— Да ладно?

— С первого раза вытащил, — гордо сообщает Кагами.

— Держи, — Аомине протягивает ему рюкзак и вынимает бумажник из кармана.

— Пошли лучше играть, и так проторчали тут.

— Я никогда не вытаскивал игрушки, — тот отворачивается, и Кагами понимает, что уговоры бесполезны.

Первые десять минут Аомине пробует достать крупного розового кролика, потому что тот лежит удобно.

— Он слишком тяжелый, — шипит Кагами, когда кролик снова вываливается из «лапы» автомата, и Аомине раздраженно матерится. — Попробуй утку, вон ту, слева.

С уткой Аомине почти везет, но, ударившись о стенку пластикового желоба, та валится обратно в кучу игрушек.

— Да твою ж мать! — Аомине скармливает автомату последнюю монету, опять берется за кролика и проигрывает. — Сука!

— Пошли уже, — просит Кагами, но Аомине упрямо мотает головой.

— Где тут можно разменять деньги?

Спустя час вся улица знает, что Аомине продул в автомате все карманные деньги, и теперь ему неделю не видать бургеров, а может, и вообще еды, потому что и сдачу, которую должен был вернуть матери, он тоже спустил.

— Не парься, уж пожрать-то я тебе дам, — пытается разрядить обстановку Кагами.

Аомине только смотрит мрачно, а потом вытаскивает из кармана трофейный мяч Кагами и, кажется, собирается швырнуть его в ближайшие кусты. И, кроме себя, винить Кагами некого. Знал же, что ничем хорошим идея Хьюги не закончится.

Однако Аомине удается удивить его. Затолкав игрушку в рюкзак, он недобро ухмыляется:

— Ну что, готов к самому сокрушительному поражению в своей жизни, лузер?

Кагами облегченно выдыхает: похоже, кризис миновал. Через полчаса он понимает, что поторопился с выводами. В Аомине словно демон вселился: он раскатывает Кагами, как ребенка, еще и издевается при этом. Но огрызаться нет сил — даже дышать получается с трудом. Кто же знал, что безобидный подарок доведет Аомине до бешенства! Кагами обещает себе триста раз подумать, прежде чем снова так сглупить. Все же ему еще хочется пожить.

***
На протяжении нескольких дней Кагами старается не оставаться с Хьюгой наедине: хватит с него идиотских советов, которые совсем не помогают думать об Аомине реже. Напротив, чем больше лапши вешает ему на уши Хьюга, тем сильнее Кагами убеждается: Аомине не девчонка, и вся эта любовная хрень на нем не сработает. Максимум, чего Кагами может добиться — Аомине наконец догадается о его чувствах. Чем это закончится, лучше даже не представлять.

Кажется, Хьюга понимает, что сейчас донимать Кагами не стоит, поэтому их разговоры ограничиваются исключительно баскетбольными темами. Однако, как выясняется вскоре, дело вовсе не в этом.

Как обычно в последнее время, Кагами задерживается в душевой дольше всех. Он мысленно составляет список продуктов, которые надо купить в комбини около дома, когда слышит доносящийся из раздевалки голос Хьюги. Только новых «полезных советов» не хватало!

— Не понимаю! Ну что, что я делаю не так? — Дверца шкафчика громко хлопает. Похоже, Хьюга в бешенстве.

— Ты все делаешь так, не нужно ломать мебель. — Зато Киеши само добродушие.

— Тогда почему у меня ничего не получается?

Кагами с облегчением выдыхает — речь явно не о нем, Хьюга не стал бы трепаться о его проблемах с кем-то еще, значит, можно не прятаться.

— Потому что Рико необычная девушка, но ты и сам это знал, — отвечает Киеши.

— Знал.

— И все равно влюбился.

Теперь Кагами точно не сможет выйти, пока они не уйдут. Ему нет дела до чужих секретов, но выдать свое присутствие сейчас будет слишком неловко.

— Я взял в прокате фильм, который ты советовал. Угадай, чем все закончилось?

Киеши невнятно хмыкает.

— Все трогательные сцены с главным героем и его женой Рико прокрутила на быстрой перемотке. Зато баскетбольные моменты мы пересмотрели целых три раза. Но и это еще не все! — Хьюга снова лупит по многострадальному шкафчику. — После этого она побежала вносить дополнения в наш план тренировок. Посмотрели мелодраму, называется!

Кагами зажимает рот рукой: оказывается, заснувший в кино Аомине — далеко не самый худший сценарий провального свидания. Зато Киеши не сдерживается и хохочет. Но недолго — после небольшой потасовки он охает и извиняется.

— Кстати, я тебе рассказывал, как познакомились мои родители? — говорит он, когда Хьюга успокаивается.

— Не помню. Вроде нет.

— Встретились на свадьбе общего знакомого. Оба были довольно застенчивыми, но в тот день выпили больше обычного… Они проговорили друг с другом весь вечер и с тех пор не расставались.

— Ты предлагаешь мне споить Рико, что ли?

— Конечно нет, — смеется Киеши. — Просто немного выпить. Это поможет расслабиться и поговорить откровенно.

— Ну, можно попробовать, — неуверенно тянет Хьюга. — В любом случае, это лучше, чем орать признание с крыши школы.

— Но если ты полезешь на крышу без одежды, это, конечно, будет эффектнее.

— Ты точно мой друг?!

Они еще какое-то время пререкаются и наконец уходят. Кагами, дрожа, быстро натягивает одежду — стоять в одном мокром полотенце удовольствие сомнительное — и обещает себе больше никогда не слушать горе-советчика Хьюгу.

***
— Напомни еще раз, почему мне пришлось готовить на вечеринку-сюрприз в честь собственного дня рождения? — говорит Кагами. Вопрос, разумеется, риторический.

— Потому что если бы готовили Айда-сан и Момои-сан, все гости могли отравиться. А больше желающих не было, — невозмутимо отвечает Куроко.

— А почему мы собрались у меня дома?

— Потому что ты живешь один, Кагами-кун. — Кагами молчит, и Куроко добавляет: — Зато мы развесили украшения и надули шарики.

— О да, сюрприз удался!

— И Аомине-кун испек торт.

Это запрещенный прием. Сама мысль о том, что Аомине оторвал свою ленивую задницу от дивана не ради баскетбола или еды, кажется невероятной. Кагами даже не знал, что он умеет печь!

— А ты в этом уверен?

— Да. Аомине-кун мог и все остальное сделать, но хотел поесть твоей стряпни, поэтому мне удалось уговорить его только на торт.

Глупо радоваться из-за такой ерунды — это наверняка ничего не значит, может, Аомине всегда печет торты в подарок друзьям — но уголки губ все равно ползут вверх.

— Отличная вечеринка, Тайга. — Черт, когда Куроко успел смыться, а его место занял Тацуя? — Рад тебя видеть.

— Я тебя тоже. А он что здесь забыл? — Кагами с подозрением смотрит на Мурасакибару, который крутится слишком близко к торту. Это раздражает.

— Ацуши выглядел таким одиноким, мне пришлось взять его с собой. Ты же не против, правда? Ты все равно не любишь сладкое. — Тацуя слишком наблюдательный. Это тоже раздражает.

— Не в этом дело!

— А в чем?

— Кагамиччи, с днем рождения!

Кажется, никогда еще Кагами не был так рад видеть Кисе — не появись он, Тацуя вытянул бы всю правду через десять минут, а Кагами не готов этим делиться. Он пропускает мимо ушей болтовню Кисе, но последняя фраза все же заставляет отвлечься от собственных мыслей.

— Ты… что сделал?

— Чем ты слушаешь? Говорю же, пиво принес, — смеется тот, но, заметив его взгляд, добавляет серьезно: — Не волнуйся, Кагамиччи, хватит на всех.

Кагами не успевает ответить, что как раз это волнует его меньше всего.

— Вот это молодец! — Хьюга хлопает Кисе по спине и сдирает целлофан с первой упаковки. — Эй, Рико, будешь?

— Ну разве что совсем немного, — неуверенно отвечает она.

Это точно не кончится ничем хорошим. Как и все идеи Хьюги.

— Держи, — Аомине вкладывает в ладонь Кагами прохладную банку. — Ты слишком напряжен, расслабься уже.

Он вяло думает, как бы огрызнуться в ответ, но Аомине улыбается и салютует ему:

— С днем рождения, Кагами.

Ладно. От одной банки пива ничего не будет. И вообще идею подал не Хьюга, а Киеши, может, все и правда обойдется на этот раз…

— …несправедливо! — Аомине лупит кулаком по полу, и Кагами вздрагивает. Кажется, он успел задремать. — Даже если ЭмДжей согласится сыграть со мной один на один, я не смогу сражаться в полную силу. Ведь он уже старый.

Кагами обводит мутным взглядом пустые банки, разбросанные по всему балкону. Часы на мобильном показывают пол-второго, и, судя по тишине в квартире, все разошлись, не став прерывать их с Аомине чрезвычайно оживленную беседу. Нить которой Кагами потерял, вырубившись, и это еще один повод для неловкости помимо того, что он даже не проводил собственных гостей.

Нужно позвонить хотя бы Куроко и Тацуе, чтобы не обижались, но Аомине смотрит выжидающе, и Кагами понимает, что бросать его посреди разговора — как минимум странно.

— Ты о ком? — спрашивает он.

— О Майкле, мать его, Джордане!

— А, ну да… — бормочет Кагами. Похоже, проспал он не пару минут, а все двадцать. Хорошо, что Аомине ничего не заметил. — И вам не сыграть вместе, потому что?..

— Потому что я еще не попал в НБА, а его там уже нет. Не тупи, Бакагами.

— То есть вариант, что ты не попадешь в НБА, даже не рассматривается?

Аомине глядит на него так, словно всерьез размышляет сдать в психушку.

— Конечно нет! Ты совсем пьяный, что ли?

— На себя посмотри!

— Бесперспективный, — медленно, по слогам выговаривает Аомине. — Не-а, я не пьяный.

— Трансатлантический, — Кагами принимает вызов. — Я тоже не пьяный!

— Ладно, — Аомине на удивление покладистый. Жаль, не всегда такой. — Если бы я родился раньше… Только представь, его коронный бросок с отклонением против моего бесформенного, — мечтательно произносит он, глядя в небо.

Кагами кивает — и правда красивое зрелище получилось бы.

— Это несправедливо, — повторяет Аомине.

Кагами снова кивает. Конечно несправедливо — вместо того, чтобы выведать у захмелевшего Аомине, есть ли у Кагами хоть небольшой шанс, приходится битый час выслушивать пьяные разглагольствования на вечную тему «Победить меня могу только я сам».

— В НБА полно других классных игроков, помимо Джордана, — говорит он. — Вот Леброн, например…

— И с Шакилом уже не сыграть, и с Айверсоном…

— Я понял-понял, можешь не продолжать, — Кагами шарит в пакете, но там пусто — они выпили все пиво, что захватили с собой. Может, в комнате осталось? Хотя вряд ли.

— Эй, я только начал! А что касается Леброна… Он, конечно, тоже бросает с отклонением, и данки у него сумасшедшие, но ЭмДжей считал его только вторым… после себя…

Дальше Кагами уже не слушает. Он поочередно клянется то на японском, то на английском, что сделает все возможное, чтобы Аомине никогда, никогда больше не напивался!

***
Просыпается Кагами за полдень. Все-таки хорошо, когда день рождения приходится на каникулы! Но еще лучше было бы, если вчера он пил бы поменьше… Кагами пытается подняться, и ноющая боль тут же ввинчивается в виски. Нет, лучше бы совсем не пил.

В гостевой спальне пусто, кровать аккуратно застелена. Ночью Аомине вырубился прямо посреди собственного монолога, и растолкать его уже не получилось. Кагами не так представлял себе выражение «носить на руках», да и «напиться в хлам» как повод, чтобы Аомине остался у него на ночь, даже не рассматривал.

Он решил бы, что Аомине сбежал, потому что стало стыдно за вчерашнее, но знает того слишком хорошо.

Из кухни доносятся запахи кофе и жареного хлеба, и желудок настойчиво напоминает, что Кагами толком не поел накануне. Он идет на запах, словно загипнотизированный. Аомине, возмутительно бодрый для человека, страдающего от похмелья, взбивает в миске яйца. На столе высится горка сэндвичей.

Это не должно удивлять так сильно — испек же Аомине торт, в конце концов — но Кагами все равно трет глаза, чтобы убедиться — это не фантазия его отравленного алкоголем мозга. Аомине, на его кухне, в его фартуке, готовит для него завтрак! Надо по-тихому достать мобильный, сделать фото на память.

— Проснулся наконец. — Глупо было думать, что удастся остаться незамеченным. Аомине ухмыляется и, конечно же, портит всю пастораль. — Выглядишь как дерьмо.

— Кто бы говорил! — Кагами заглатывает первый сэндвич практически целиком. И шипит от боли — тот обжигающе-горячий.

— Так тебе и надо, придурок, — ржет Аомине, но все же протягивает Кагами стакан с соком. Холодным. Кайф! — Нарежь зелень для омлета, раз уж пришел.

Кагами пьет до тех пор, пока пожар во рту не прекращается. А потом спрашивает как можно равнодушнее:

— Что это на тебя нашло? Я же на неделю вперед наготовил.

— Твои гости все сожрали, — Аомине придирчиво изучает содержимое шкафчика над мойкой. — Неплохой набор специй.

— Спасибо, — сдержанно отвечает Кагами. Аомине разбирается даже в этом?! Да он гребаный идеал!

Стараясь отогнать глупую мысль, Кагами берет нож и принимается за дело. Аомине постоянно вертится вокруг, выдвигает то один, то другой ящик, выхватывает ломти помидора у Кагами из-под носа и нагло пихает в рот, но это не раздражает. Должно, но не раздражает, как будто они готовили вместе столько же, сколько выходили друг против друга на площадку. Как будто они знакомы очень давно, настолько, что могут предугадать любое движение друг друга. Настолько, что Кагами не дергается, когда Аомине подходит сзади и забирает у него доску с зеленью и овощами, и не возмущается, когда в омлет тот кладет больше специй, чем Кагами привык.

Кагами смотрит ему в затылок, пока Аомине следит за поставленной на плиту сковородой, и фраза вылетает так привычно, словно и ее он говорил уже миллион раз:

— Ты мне нравишься.

Аомине молча переворачивает омлет, но, судя по напряженной спине, он услышал. Еще не поздно рассмеяться, превратить все в глупую шутку, но так надоело думать над каждой фразой, прикидывать, как отреагирует Аомине… Даже если тот сейчас даст в морду и уйдет.

— Наконец-то.

— Что? — Кагами, должно быть, ослышался.

Аомине выключает плиту, накрывает омлет крышкой и только после этого оборачивается. Он выглядит немного… растерянным? Что ж, по крайней мере, он еще не выбежал из квартиры Кагами с воплями про гребаных педиков, уже хорошо.

— Я говорю, наконец-то ты признался.

— Так ты знал? — выдавливает Кагами и тут же берет себя в руки. — А какого молчал тогда?

— Я? А какого ты столько тянул, придурок?

— Сам придурок!

— Это так я тебе нравлюсь? — ухмыляется Аомине.

Вместо ответа Кагами расставляет тарелки на столе. Да и что тут скажешь? Конечно, глупо было грузиться все это время вместо того, чтобы нормально поговорить. Не хочется признавать, но Аомине прав — он придурок.

— Я догадывался, что ты на меня запал, но не был уверен.

Аомине говорит непривычно спокойно, и Кагами понимает — пора перестать тянуть резину.

— Зато теперь знаешь наверняка, — он поворачивается и смотрит на Аомине с вызовом.

Судя по ночным откровениям, завтраку и тому, что бить его Аомине вроде не собирается, скорее всего, тот предложит остаться друзьями. Не то, что Кагами хотел бы услышать, но все же лучше, чем ничего.

— Ну, когда я думал об этом, мне не было неприятно.

Сперва Кагами даже не осознает, что именно Аомине сказал, но потом... Аомине правда сказал это? Может, Кагами не так понял?

— И что это значит? — на всякий случай уточняет он.

— Давай попробуем.

Аомине вдруг оказывается совсем близко — когда только успел? — и притягивает Кагами за ворот футболки. Его дыхание щекочет лицо, Кагами цепляется взглядом за его губы, сухие, все в трещинках... И очень вовремя вспоминает, что не успел почистить зубы. Лузер — это судьба!

— Никуда не уходи, я быстро, — выпаливает Кагами и бежит в ванную.

Пока он лихорадочно чистит зубы и одновременно бреется, в заднем кармане джинсов вибрирует телефон — Куроко интересуется его самочувствием. Кагами не хочет заставлять Аомине ждать еще дольше, но и не ответить не может. Он быстро строчит: «Все ок. Ахомине тоже в норме», когда в дверь стучит Аомине:

— Эй, Кагами, ты скоро? Надеюсь, ты не зассал?

— Сейчас выйду и покажу тебе, как я зассал, кретин!

Кагами прячет телефон обратно, но в последний момент передумывает и печатает еще одно сообщение: «Просто признайся ей наконец». Он отправляет его Хьюге и идет к Аомине.

@темы: фанфик, Октябрьский фестиваль: Аомине Дайки

---

Работа #3

[kuroko-no-fest]

Название: Угощение в долг.
Автор:  kuroko-no-author
Пейринг/персонажи: Аомине Дайки, Момои Сатсуки, Мурасакибара Ацуши и какой-то левый парень.
Выпавший персонаж в лотерее: Мурасакибара Ацуши
Рейтинг: G
Жанр: флафф, повседневность
Размер: мини (783 слова)
Саммари: Как же бывает здорово дружить с человеком, который придет на помощь в любую минуту.
Дисклеймер: Персонажи принадлежат Фуджимаки Тадатоши, кроме какого-то левого парня.
Предупреждения: возможен ООС

Работа была написана для Октябрьского фестиваля

Синеволосый парень лениво потянулся за партой, как только учитель вышел за дверь. Сейчас была большая перемена, и можно было спокойно перекусить.
- Дай-чан, что сегодня взял на ланч? – с любопытством спросила Момои, выглядывая из-за спины, у синеволосого.
- Сэндвич и вроде две котлеты, - улыбаясь, сказал Аомине Дайки. – Если что я взял с собой деньги мелочью, так что должно хватить.
- Но много питаться жирным вредно для здоровья! – возмутилась девочка, недовольно мотнув головой. – Ты и так не следишь за ним! В холод ходишь без шапки и перчаток! А на позапрошлой неделе из-за этого еще и простудился!
- Да-да, прости, но я же вылечился уже, - парень достал из сумки, завернутую в салфетку коробочку, и, открывая, продолжил.
- Я и так мало болею и в школе к тому же часто голодаю… - Дайки обнаружил в своей коробочке лишь бутерброд с колбасой и остановился. Что? Он же клал туда сегодня две котлеты! Откуда тогда бутерброд?..
Тут парень начал лихорадочно припоминать, где мог сделать не то и вспомнил. Пока он сегодня бежал в школу, баскетболист по дороге столкнулся с каким-то парнем и выронил свою коробочку с завтраком. Незнакомец тоже выронил свою. Должно быть тогда Аомине, не особо разбираясь где чья, схватил первую, что под руку попалась, завернул в салфетку и запихнул в сумку. И эта оказался чужой контейнер с бутербродом.
- Дай-чан, опять ты меня обмануть хотел? Ты же взял только бутерброд с колбасой! – Сатсуки вывела парня из раздумий. Он от удивления моргнул, встряхнул головой и посмотрел поочередно то на подругу, то на бутерброд.
-Э.. Нет, прости Момои, но я просто перепутал со вчерашним днем. – Парень неловко почесал затылок, - Ничего я себе потом еще куплю.
- А… Хорошо. Но ты только обязательно купи и поешь, Дай-чан! И тренировку не пропусти, а то мне снова от Акаши достанется.
Девушка отошла от одноклассника к своему столу. Аомине начал разглядывать бутерброд. Колбаса, тонкий слой сыра под ней и ломтик хлеба. Да-а-а… Не густо для спортсмена. Аомине сжевал чужой ланч, с неудовольствием вспоминая две свои вкусные куриные котлеты, которые он специально приготовил вчера.
Съев, что было, Аомине проверил, хватит ли ему времени до следующего урока, и положительно убедившись в этом, он быстрым шагом пошел на первый этаж к автомату с едой. Хлопая себя по карманам, он нашел мелочь. Хорошо, значит можно купить напиток.
Скоро дошел он до автомата и, немного отдышавшись, вытащил мелочь из кармана и стал ее считать... Раз, два с половиной, шесть йен… Парень снова залез во все свои карманы, но не обнаружил больше ни монетки. Аомине встал столбом, от осознания факта, что сегодня ему целый день быть голодным… А ведь у него впереди еще тренировка. Ему настолько ярко представился весь предстоящий день, что Аомине не заметил подошедшего человека. Парень вздрогнул, услышав покашливание позади своей спины, и быстро обернулся. На него спокойно смотрел фиолетоволосовый громила, ожидая пока тот отойдет от автомата. Дайки отодвинулся в сторону, наблюдая, как Мурасакибара купил себе клубничный питьевой йогурт. Вспомнив, что у него всего в кармане шесть с половиной йен, Аомине захотел обратиться с просьбой к напарнику, но последний его опередил:
-Аомине-чин, что случилось? Деньги что ли дома забыл?
- А… ага, - с неприятным удивлением ответил Дайки, отмечая, что Ацуши очень внимателен.
- Хочешь что-нибудь? – лениво спросил высокий, заметив неловкость у друга. Мурасакибара хмыкнул. – Да ты Аомине-чин, не стесняйся, не ходить же тебе весь день голодным.
- А, хорошо, я тебе потом отдам, - смущенно проговорил Дайки, с радостью заметив, что он не будет голодным.
- Ладно, только завтра принеси мне то, что я потом скажу. Что сейчас будешь?
- Ага, ок. Эм… Я буду минералку и круассан.
Мурасакибара заплатил и вытащил из автомата заказ. Аомине принял еду, благодаря друга. Высокий спокойно посмотрел на собеседника и напомнил о скором начале следующего урока.
После тренировки Мурасакибара сходил с Аомине в его любимую забегаловку и также оплатил его десяток пирожков. Дайки было неловко принимать такое угощение от громилы, и он поделился с ним. Парень спокойно взял себе пирожок с картошкой и начал его медленно есть вместе со своим чаем, давая возможность однокурснику съесть больше, насколько это возможно. На следующий день он попросил купить ему пачку фруктового льда.
Аомине удивился такой просьбе, но согласился. Ведь Мурасакибара выручил его, и не был обязан. На следующий день Аомине зашел в магазин после тренировки и купил угощение. Выйдя из магазина, он заметил движение у ближайшего дерева. Из тени навстречу ему вышел Ацуши. Дай-чан отдал ему покупку. Да, все это того стоило. Аомине еще раз убедился в том, как же бывает здорово дружить с человеком, который придет на помощь в любую минуту. Аомине было приятно увидеть счастливое выражение лица у друга и его, заблестевшие, глаза. Парень засмеялся, а Мурасакибара лишь посмотрел и, поняв, улыбнулся.

@темы: фанфик, Октябрьский фестиваль: Аомине Дайки

---

Работа #2

[kuroko-no-fest]

Название: В три часа после полудня
Автор:  kuroko-no-author
Пейринг/персонажи: Аомине Дайки/Кисе Рета, Имаеши Шоичи, Момои Сацуки, Ханамия Макото
Выпавший персонаж в лотерее: Имаеши Шоичи
Тип: джен
Рейтинг: PG-13
Жанр: драма
Размер: 1170 слов
Саммари: «Первого июня в пятнадцать часов пополудни в Токио сухо и солнечно»
Дисклеймер: не принадлежит
Предупреждения: пост-канон, АУ, смерть персонажа,

спойлеры

петля времени, эксперимент со стилем

Работа была написана для Октябрьского фестиваля

Первого июня в пятнадцать часов пополудни в Токио сухо и солнечно.

На тротуар у звукозаписывающей студии выходит из машины Кисе Рета — знаменитый айдол и любимец публики. Под защитой двух телохранителей он проходит через толпу фанаток, оставляя двенадцать автографов и одну прядь волос, и скрывается за дверями студии в пятнадцать ноль четыре.

В это же время на другой стороне улицы обедает Аомине Дайки — лейтенант полиции и лучший детектив убойного отдела. Он ждет Момои Сацуки — перспективного финансового аналитика корпорации «Sony» — и поэтому больше смотрит на часы, чем за окно. Кисе Рету он не замечает.

Минутой раньше на перекрестке в ста метрах от кафе происходит авария — серый седан с выцветшими номерами и тонированными стеклами сбивает пешехода и скрывается с места преступления. До приезда скорой человек не доживает. Его зовут Ханамия Макото, и в определенных кругах он известен как талантливый и ловкий посредник.

Через тридцать секунд после остановки сердца Ханамии Имаеши Шоичи — жесткий и беспринципный адвокат — добьется оправдания своего подзащитного и получит сообщение от старого знакомого из Тодая.

Одна из фанаток Кисе Реты роняет журнал с его фотографией на обложке. Момои Сацуки целует Аомине Дайки в щеку и садится напротив. Между ними — вазочка с живыми цветами и наручники. Вокруг тела Ханамии толпится народ.

В Токио пятнадцать часов пять минут.

***

Первого июня в пятнадцать часов пополудни в Токио сухо и солнечно.

Кисе Рета выходит из машины и вдруг, очаровательно улыбнувшись фанаткам, снова в нее ныряет. Он забыл взять сумку со сменной одеждой — после каждой записи пот с него льется градом.

В это же время Аомине Дайки смотрит в окно кафе. Машина на другой стороне улицы ничем его внимание не привлекает, и Аомине отворачивается, улыбаясь большегрудой официантке. Появившегося из машины с сумкой через плечо Кисе Рету он уже не видит.

Минутой позже, когда за Кисе Ретой закрываются двери студии, на перекрестке загорается красный свет. Ханамия Макото останавливается на краю тротуара и внезапно падает. Под его головой растекается лужа крови. Кто-то визжит; снайпер начинает методично разбирать винтовку.

Двумя минутами раньше Имаеши Шоичи отвечает на вопросы журналистов, улыбаясь сверкающим вспышками камерам. Стоящий рядом прокурор недовольно огрызается на расспросы; улыбка Имаеши становится шире. На экране его планшета — уведомление о прошедшем международном переводе.

Момои Сацуки опаздывает. Снайпер закручивает тубус с винтовкой и спускается на лифте вниз. На его груди — бейдж-пропуск сотрудника «Sony».

В Токио пятнадцать часов пять минут.

***

Первого июня в пятнадцать часов пополудни в Токио сухо и солнечно.

Кисе Рета ступает из машины на тротуар и вдруг, покачнувшись, едва не падает — после многочасового перелета и двух суток на ногах у него кружится голова. Пульс — сто двадцать, систолическое артериальное давление — восемьдесят пять, диастолическое — пятьдесят пять. Телохранители помогают ему вернуться в машину. Она уезжает; фанатки всхлипывают и строчат твиты.

Ничего из этого Аомине Дайки не видит — его задержали на работе, и он открывает дверь кафе через тридцать секунд после отъезда Кисе Реты. Его ждет Момои Сацуки, недовольно постукивая ухоженным ногтем по краю ноутбука. Она всегда на работе.

Ханамия Макото в это же время спокойно переходит дорогу и сворачивает в узкий проход между домами — у него назначена встреча. Из проулка он не появляется. Позже патологоанатом констатирует смерть от удара по голове тяжелым тупым предметом, вероятно — битой. Еще позже благодаря уличным камерам видеонаблюдения удастся установить и время смерти — между пятнадцатью часами одной минутой и пятнадцатью часами тремя минутами.

В пятнадцать часов две минуты Имаеши Шоичи покупает газету в киоске возле звукозаписывающей студии. В руках у него – спортивная сумка, рукава белоснежной рубашки подвернуты. Он доволен удачным завершением щекотливого дела.

Момои Сацуки роняет кофейную ложечку, которая со звоном катится по полу. Аомине Дайки закатывает глаза, но подзывает официантку. По поверхности кофе в его чашке плывут молочные узоры.

В Токио пятнадцать часов пять минут.

***

Первого июня в пятнадцать часов пополудни в Токио сухо и солнечно.

Машина Кисе Реты к звукозаписывающей студии не подъезжает — его задержали в аэропорту. Фанатки мнутся, шепчутся и лайкают посты с фотографиями кумира на тумблере.

Аомине Дайки скучает. Он подпирает голову рукой и рассматривает стоящих на противоположной стороне улицы девушек. Ни одна ему не нравится. Он зевает и заказывает еще один кофе — сто пятьдесят миллилитров и молоко.

Ханамия Макото падает из окна пятого этажа в двухстах метрах от кафе. Его руки неестественно изогнуты, из уголка рта течет струйка крови. Время смерти — пятнадцать часов три минуты.

В пятнадцать часов четыре минуты Имаеши Шоичи благостно улыбается, принимая поздравления с выигранным делом — тридцать девятым в его карьере. Он выходит на улицу и садится в серый седан с тонированными стеклами. Номерные знаки неразборчивы.

Запыхавшаяся Момои Сацуки вбегает в кафе. Ее прическа растрепалась, макияж безупречен. Багаж Кисе Реты наконец грузят в машину.

В Токио пятнадцать часов пять минут.

***

Первого июня в пятнадцать часов пополудни в Токио сухо и солнечно.

Кисе Рета выходит из машины и жмурится — свет жжет воспаленные от недосыпа глаза. Он надевает солнечные очки и позирует фанаткам. Те восторженно визжат и тянут к нему руки. Кисе хочется есть. Он смотрит на вывеску кафе напротив и вздыхает, прежде чем войти в двери студии.

Аомине Дайки не появляется — его срочно вызвали на двойное убийство в другом районе. Момои Сацуки он не предупреждает, и она пьет свой капуччино с творожным десертом в полном одиночестве, просматривая сообщения на фейсбуке.

В пятнадцать часов две минуты Ханамия Макото допивает свой кофе со специями, взятый на вынос в Старбаксе. В нем две ложки сахара, анис, кардамон, перец и цианид.

В это же время Имаеши Шоичи расслабляет галстук и расстегивает верхнюю пуговицу рубашки. Тридцать девятое выигранное дело в его карьере. Он пишет об этом на фейсбуке. За следующие две минуты пост получает двенадцать лайков.

От тела Ханамии Макото слабо пахнет миндалем. На губах Момои Сацуки — молочная пенка, которую она аккуратно промокает салфеткой. За пять километров от нее Аомине Дайки натягивает резиновые перчатки. Мелкие крупинки талька с изнанки кружат в спертом воздухе.

В Токио пятнадцать часов пять минут.

***

Первого июня в пятнадцать часов пополудни в Токио сухо и солнечно.

Кисе Рета появляется из машины с ослепительной улыбкой на губах. Фанатки радостно стонут, он расписывается черным маркером на двенадцати своих фотографиях. После каждой подписи — смайлик-сердечко. Он зачесывает волосы назад и оглядывается, с ленивым любопытством изучая улицу.

У Аомине Дайки развязывается шнурок на ботинке. Он останавливается, не дойдя до кафе десяти метров, и завязывает его. Наручники на поясе формы тихо звенят. Аомине поднимает голову и смотрит на противоположную сторону улицы.

Они с Кисе Ретой видят друг друга. Время на секунду замирает, а затем снова течет с обычной скоростью.

В двухстах метрах от них умирает Ханамия Макото. В его правом боку торчит длинная острая спица. Кровь из пробитой печени хлещет в брюшную полость.

Момои Сацуки собирает рассыпавшиеся волосы в новый пучок, небрежно закалывая его длинной металлической шпилькой, и торопливо стучит каблуками по тротуару. До встречи с Аомине Дайки — сто пятьдесят метров и двадцать семь секунд. Время на ее телефоне — пятнадцать часов три минуты.

Имаеши Шоичи заканчивает свое выступление и садится на место. Его пульс — семьдесят пять ударов в минуту, он абсолютно спокоен. Смску от жены он получает в пятнадцать часов четыре минуты и тут же бронирует столик в любимом ресторане. Им есть что отметить.

Аомине Дайки и Кисе Рета встречаются на середине пешеходного перехода.

В Токио пятнадцать часов шесть минут, сухо и солнечно.

@темы: фанфик, Октябрьский фестиваль: Аомине Дайки